– Ладно, Мир. Не распыляйся зря. У меня нет никакого желания заключать с тобой сделку.

– Я не предлагаю сделку. Это будет одностороннее соглашение.

Он удивлял меня все больше. Забытое щекочущее ощущение интриги расцарапало мне горло. Я с трудом сдерживала легкую дрожь предвкушения.

Мирон подонок, конечно, но как же интересно, что он выкинет в очередной раз.

– Я отдам тебе галерею в обмен на обещание позволить мне жить здесь, – продолжал он.

– Зачем тебе это? – не выдержала я и добавила строго. – Не врать, Мир! Сказочка про отчий дом прелестна, но я не верю.

– Зря не веришь, – он пожал плечами. – Я действительно скучаю по дому, но больше по ощущениям.

– В каком смысле?

Он снова напряг скулы и опустил глаза. Ох, не врет мне Мирон. Но и правду говорить не хочет. Или ему тяжело. Он сжал кулаки, стряхнул руки, потер ладони друг о друга.

Его старый ритуал для нервных случаев.

Мир тряхнул головой и все же поднял на меня глаза.

– У меня все очень паршиво с творчеством, – признался он. – Как только я завязал с дерьмом, то и писать почти перестал. В голове какой-то звенящий вакуум. Вдохновение сдохло. От одной мысли о холсте мутит.

– Бедненький, – я снова не сдержала издевки. – Так, может быть, вернуть дурь?

– Не хочется, – прошипел Мир.

– Уверен?

– Тебе доставляет удовольствие продавливать мою силу воли?

Доставляло, если честно. Это было грязное и отвратительно удовольствие. Наверное, такое же мерзкое, как обшарпанная квартира, где мое сердце умерло. Я не стала отвечать на вопрос Мирона, но задала свой:

– Мне казалось, тебе нравится быть рок звездой от искусства. Секс, наркотики и прочий угар.

– Для здоровья вредно, – буркнул Мир. – Хочу вернуться назад. Когда мог писать без стимуляторов.

– Поэтому тебе нужен дом?

– Мне не нужен весь дом, Кристина, – поправил он. – Только студия. Она важна. Я начал здесь. Ты знаешь это лучше всех.

Я знала. Для меня его студия в подвале была важна не меньше. Я тоже начала именно там. Столько всего случилось в теплом подвале, который Мирон упрямо звал студией. Мое горло снова сжалось. Глаза защипало.

– Там нет никакой студии, Мирон, – поговорила я. – Степа сделал из нее погреб для вина.

Мир усмехнулся.

– Вино мне не помешает. Соглашайся, Крис. Я буквально позволяю себя облапошить.

– И не боишься, что я вышвырну тебя, едва ты подпишешь бумаги?

– Нет, – ответил он смело улыбаясь. – Ты слишком честная для такого очевидного подлого хода.

Очень сильно я сомневалась, кто кого облапошит в итоге. Материальная выгода в предложении Мирона была колоссальная. Но кто мне даст гарантии, что в итоге я не заплачу намного больше нервами, слезами и новой болью.

– Я не знаю. Мне нужно подумать, – сказала я и встала снова. – А тебе нужно уйти сейчас.

Он не возражал и тоже поднялся, дошел до камина, остановился, рассматривая портрет.

– Мир, тебе пора, – напомнила я, потому что он как будто забыл уйти.

– Она моя, – сказал Мирон, указывая на картину.

Я вздрогнула.

– С какой стати?

– Прописано в завещании. Эта картина достаётся мне, не Наташе.

– Не пойти ли вам с Наташей в задницу? – завелась я в сотый раз за этот ужасный день.

– Не уверен, что это хорошая причина для торга, – Мирон безобразно мне подмигнул. – Ты зря психуешь. Портрет здорово сюда вписывается. Я готов договориться. Если ты, конечно, согласишься на мой переезд в студию.

Я не должна была вести переговоры с этим террористом, но из чистого любопытства спросила:

– И как мы договоримся о картине? Что ты хочешь?

– Глубокий минет и кончать в твой рот каждое утро.

Словно со стороны я видела, как моя рука взлетает вверх, и ладонь со всей силы бьет по лицу. Громкий хлопок и тихий стон Мира.

– Мать твою, Крис! Я пошутил.

Он заныл как маленький и потер щеку.

– Тогда я тоже пошутила, Мирон. Ты уйдёшь наконец, или мы будем играть в этот безумный КВН до утра?

– Спасибо. На сегодня хватит с меня находчивого веселья, – буркнул он. – Долго думать не советую. Я позвоню через пару дней.

Он вылетел пулей из дома. Я смотрела в окно, как он натягивает куртку на крыльце и поднимает воротник. Обычно я вызывала гостям такси, или сама отвозила в город. В пригороде не очень здорово с машинами. Но на Мирона мне было плевать. Взрослый мальчик. Сам доберется до отеля. Или где он там живет?

Я пошла наверх, чтобы принять горячий душ. Хотелось бы смыть с себя всю грязь прошлого и настоящего, но я не настолько наивна. Успокоиться и забыться сегодня не выйдет.

Можно было бы напиться и вырубиться, но меня слишком сильно пропитала Степина философия потребления вина. Я разучилась пить ради хмеля и забытья. Лучше и не пытаться.

На часах было совсем поздно. Я легла в кровать и смотрела в черный потолок несколько часов. Сначала пыталась не думать о Бероевых, но быстро бросила. Если я запрещала себе вспоминать Степу, то мозг подкидывал картинки из прошлого с Мироном.

Бессмысленно отрекаться от них. Закрываясь и отрицая, я страдаю сильнее. Оказывается, боль приятнее оцепенения. Мирон вернулся и напомнил мне об этом.

Мои воспоминания менялись калейдоскопом. Я надеялась, что сон под утро хоть ненадолго даст передышку, перезагрузит мой разум.

Но и во сне я видела Мирона, Степу, их родителей. Тех, кого я так сильно любила.

Прошлое

– Какой красивый дом, Степан Борисович!

Я задрала голову и с восхищением смотрела на особняк в английском стиле.

– Мне тоже нравится, Кристина, – весело проговорил Бероев. – На фоне уродливых башен соседей мы тут выделяемся.

Пока я любовалась лаконичным строгим фасадом и безупречной лужайкой, он добавил.

– Зови меня по имени, пожалуйста. Я не твой препод. Сам недавно был студентом.

Я взглянула на него с опаской. Степан Борисович улыбнулся мне тепло, и все страхи улетучились. Не чувствовала я от него угрозы.

– Степа, – смешно представился он и протянул руку.

Засмеявшись, я пожала его ладонь и сказала:

– А я опять Кристина.

– Вот и отлично. Пойдем.

Степа легонько подтолкнул меня к крыльцу. Я снова занервничала.

Мне ужасно интересно было попасть в их дом, но и страшно одновременно. Я всего лишь девочка из Хабаровска, которая вырвалась в Москву и пытается хорошо учиться. Они – Бероевы. Отец Степана – известный архитектор. Мама – бывшая балерина. Сам Степан недавно вернулся из Италии, где изучал историю искусств. Он стал агентом своего брата Мирона.

А Мирон Бероев стал темой моей курсовой. Я увидела его работы и буквально влюбилась в дерзкие цвета и бесконечные поиски формы. Мой куратор, долгих лет ему жизни и безумных богатств, помог связаться со Степаном. Как круто быть ботаником и любимицей завкафедрой. Москва – город возможностей. Я сразу поняла, что знакомство со Степаном Бероевым – это тот самый шанс. Вопреки всем своим комплексам я не собиралась его упускать.

Спустя неделю переговоров я здесь, на крыльце дома Бероевых, и готова познакомиться с молодым гением.

Дверь нам открыла мама Степана и Мирона.

– Что же вы стоите у порога? – проговорила она.

Я думала, что Светлана Бероева будет холодной, злой, худой и неприветливой. Но на меня смотрела обычная женщина. Разве что одежда была небрежно шикарной. Широкие брюки и длинная восточная туника сидели на ней идеально. Ее спина была не менее идеальной, плечи расправленными.

– Кристине понравился дом, – ответил за меня Степан, снова подталкивая вперед.

– О, расскажи об этом Борису, доченька. Может, тогда он прекратит думать о реставрации и пристрое. Меня Света зовут.

– Кристина, – пискнула я.

Как и Степан, Светлана протянула руку, ласково обхватила мою ладонь и завела в холл.

В доме уютно пахло выпечкой, было очень тепло. Степан помог мне снять куртку, а Светлана сразу устроила экскурсию.

– Ты должна выпить чаю в гостиной, милая. Это лучшее место в доме. Степа, отведи девочку на диванчик. Я достану сервиз.