Сплетни аппетиту не помеха, так что пельмени были уничтожены с молниеносной скоростью. Они оказались действительно вкусными. Конечно, не домашние, но всё равно хорошо. По крайней мере, если сравнивать с тем, что расфасовывалось в точно такие же пачки в моё время. Да и те, что продавалось в супермаркетах под видом элитных пельменей из мраморной говядины, с местными останкинскими рядом не лежали.

Пока из плюсов – только нормальная еда и магазинные продукты, сделанные по советским гостам. Внутренне усмехнувшись, я доел последний пельмень, почувствовав себя немного человеком. Вдруг в дверь постучались.

В ответ я хотел нецензурно ругнуться, но услышав голос Сани, поспешил к двери и отодвинул шпингалет.

– Чего пришёл? – спрашиваю друга, когда он ворвался внутрь.

В ответ он показал трёхлитровую банку пива в авоське и кинул на стол кулёк, доверху набитый мелкой таранькой.

– Ну что, герой-спаситель, принимай гостинец! – Саня поставил банку на стол с таким видом, будто принёс ящик дорого вина. – Жигулёвское, свежее! Еле успел урвать, до того как Петровна бочку закрыла.

– Жаль ты раньше не пришёл, я бы пельменями поделился, – соврал я, указывая на пустую тарелку.

Рыжий отмахнулся:

– После работы забежал домой – мамку проведать. Батя борща наварил из молодого бурака с ботвой. С салом и сметаной две тарелки навернул.

В будущем я пил пиво редко, но после пельмешек отказываться от холодненького не стал. Поэтому два гранёных стакана тут же перекочевали с подоконника на письменный стол и наполнились до краёв.

Пиво действительно оказалось вкусным, плотным и немного сладковатым. А таранька – невероятно солёной, так что отлично сочеталась с напитком. В результате мы не заметили, как в считанные минуты ополовинили банку.

– Как ты после вчерашних танцев? Уже отошёл? – спросил Саня, вытягивая из кармана пачку сигарет «Космос».

Встряхнув коробок спичек, он хотел закурить, но я вырвал у него уже зажжённую спичку:

– Вообще-то здесь не курят.

Судя по тому, как сигарета едва не выпала изо рта друга, это утверждение его несказанно удивило.

– Это с каких пор? – удивлённо спросил он, посмотрев на консервную банку из-под кильки, почти доверху наполненную бычками.

– С сегодняшнего – ответил я, ибо давно бросил курить.

Забавно. Получается, это произошло много лет назад, но в будущем.

– Неужели ты курить бросил?

– Да! И тебе советую избавиться от вредной привычки, а то от этого бесполезного дыма одни растраты. Ещё и здоровье сажаешь.

– Согласен, – неожиданно произнёс Саня и потупил взор. – Но как увижу мамку, лежащую беспомощной на кровати, не то что курить – хочется в хлам нажраться самогоном.

При упоминании матери Рыжего сразу пришли чужие воспоминания. Если верить им, то тётя Тамара уже год практически не встаёт с постели и мучается затяжными головными болями. Она лежала в местной больнице несколько раз, но врачи так и не смогли поставить диагноз. А чтобы везти её в Москову, нужно получить направление в правильное место.

Насколько я знаю, несмотря на наличие бесплатной медицины, в случае тяжёлого или редкого заболевания советским людям, жившим далеко от крупных городов, приходилось туго. Нужно постараться, чтобы получить правильное направление на лечение. И опять всё утыкается в знание нужных людей и финансовые возможности. Ведь придётся оплачивать накладные расходы.

Выпив ещё по стаканчику пивка под композиции с пластинки группы «Пламя», предложил рыжему выйти покурить на улицу. Он, разумеется, согласился.

А когда Саня закурил у подъезда, я не выдержал и задал вопрос:

– Рыжий, а врачи диагноз тёте Тамаре так и не поставили?

– Нет. Не знают они, что у неё. Один говорит – сонная болезнь на почве нервного состояния. Другой про опухоль в голове задвигает. И оба советуют везти маму в Москву. Порекомендовали бате какого-то известного профессора, но как только разговор зашёл о помощи с контактом доктора, оба начали носом крутить. Говорят, типа это непросто и к нему очередь на год вперёд расписана.

– Может, им взятку надо сунуть? – задал я вполне естественный вопрос, но Саня на меня как-то странно посмотрел:

– Лёха, ты же знаешь моего батю. Он у нас настоящий коммунист. Работяга от комля. Где он и где взятка?

Перед глазами тут же появился образ бати Рыжего. Всю жизнь тот проработал на железной дороге бригадиром путейцев. Мужик серьёзный и со всех сторон положительный. Ещё и здоровый, как медведь. Саня на него не похож и явно пошёл в мать.

– Ты отошёл от своей бывшей или снова пойдёшь её на танцах вылавливать? – неожиданно спросил Рыжий, желая соскочить с болезненной темы.

– Это больше не актуально – ответил я, ибо просроченная любовь бывшего обладателя тела меня никаким образом не зацепила.

– Что, неужели решил с комсоргшей замутить? Она девушка красивая, но не простая.

– Завтра после работы зайду на политзанятия, там и посмотрим, – отвечаю почти честно, отодвигаясь от клубов сигаретного дыма. – Правда, мне даже вести девушку некуда.

– Как «некуда»? А твои хоромы? – удивился Саня. – В заводской общаге ещё хуже. На четверых один шкаф. А здесь у тебя своя комната без родителей и родственников. Привести можешь, кого хочешь, и никто слова не скажет. Ремонт бы не помешал, конечно. Но всё равно – своя жилплощадь!

Рыжий говорил так, словно мне завидовал. А когда я заглянул в его глаза, проявившиеся мысли друга дали понять, что он реально так думает.

Саня продолжил молча дымить. А я задумался о простоте человеческих отношений, от которой давно отвык. Непонятно почему, но на секунду захотелось увидеть тётю Тамару и попробовать ей помочь. Ведь с дядей Славой у меня сегодня получилось.

Рыжий начал рассказывать о какой-то ссоре на работе, размахивая рукой с сигаретой, но я его почти не слушал. В голове крутилась единственная мысль. На заводе каши не сваришь, надо искать другой путь, чтобы подняться. Возможно, даже при помощи моих незнамо откуда взявшихся талантов.

Утро следующего дня началось с очередной пешей прогулки до заводской проходной. Внутри меня ждали раздевалка, погрузчик, гул станков и запахи производства. Снова пришлось развозить бесконечные железные кроватки и поддоны. Работа монотонная, но я снова мгновенно втянулся. Ритмичный гул двигателя, привычные маршруты, даже взгляды работяг и девчонок из ОТК стали словно родными.

Все манипуляции выполнялись механически, поэтому можно спокойно обдумать дальнейшие перспективы. О необходимости перемен буквально кричали убогое жилище и нехватка денег.

Во времена, когда я жил в коммуналке, комнаты занимали всего четыре семьи. Остальные, кроме долгожительницы бабки Глаши и алкаша Иваныча, то есть опустившейся версии Соколова, померли, либо получили квартиры и разъехались.

Мы со старшей сестрой и тёткой занимали две комнаты. Отсутствие половины соседей делало жизненное пространство менее токсичным и более пригодным для существования. Сейчас, несмотря на попадание в ту же квартиру, количество соседей увеличилось в разы. И всё стало словно меньше, а жизнь почти невыносимой.

Перемены я решил начать с уборки комнаты и облагораживания собственного внешнего вида. Я помнил Иваныча другим: грузчик в галантерейном магазине, грустные глаза с вечной алкогольной поволокой, красные капилляры на лице и носу. Жуть! И только сейчас я понял, что в молодости его можно было назвать красавчиком. Просто всё портил смятый и неправильно сросшийся нос. А от теперешней физической формы осталось только худое тело, измождённое запоями.

С утра жильцы смотрели на меня с удивлением. Я надел единственный костюм и кожаные туфли, привезённые из ГДР. Алексей купил эти вещи на сэкономленные деньги в армии. Не хотелось идти на политинформацию в обычной одежде. Уж слишком она убогая. А ещё хочу, чтобы комсорг Лида смотрела на меня не с жалостью, а с заинтересованностью. Красивая она!