— А обвиняемая утверждает, что она невиновна? — спросил судья Ланкершим.

— Обвиняемая отрицает свою вину и потребовала суда присяжных, — пояснил Мейсон. — И чтобы доказать нашу веру в справедливость их будущего решения, мы согласны без обсуждения принять первые же двенадцать имен из списка присяжных заседателей.

Судья Ланкершим посмотрел на Перри Мейсона поверх очков.

— Однако вы настаиваете именно на суде присяжных?

— Совершенно верно. Суд присяжных гарантирован Конституцией каждому гражданину нашего государства. Мы потеряли слишком много своих конституционных прав, не настаивая на их соблюдении. Как представитель подзащитной, мисс Стрит, я настаиваю на суде присяжных главным образом символически. В противном случае мы охотно доверили бы вашей чести единоличное рассмотрение дела.

— Согласны ли вы, мистер окружной прокурор, по примеру мистера Мейсона выбрать в состав жюри первых двенадцать человек, поименованных в списке?

Гамильтон Бюргер, который на этот раз лично возглавлял обвинение, поднялся с места, оставив своих помощников скромно сидеть по углам стола.

— Нет, ваша честь, мы будем опрашивать членов жюри в обычном порядке.

Опустившись в кресло, Мейсон с улыбкой заявил: — Я не имею вопросов ни к одному из присяжных. Я отказываюсь от предъявления им отвода. Я уверен, что любые двенадцать американских граждан, которые войдут в состав жюри, будут беспристрастно и честно оценивать представленные доказательства. А это все, что требуется моей подзащитной.

— Суд увидит, — с кислой миной заявил Бюргер, — что адвокат использует отказ от своих прав как предлог для драматического заявления, чтобы заранее произвести впечатление на присяжных…

— Суд прекрасно разбирается в ситуации, — перебил его судья. — Присяжные не должны обращать внимания на не относящиеся к делу комментарии обеих сторон. Давайте перейдем к слушанию дела. В данных обстоятельствах, мистер Бюргер, я прошу вас приступить к отбору членов жюри.

Пока Бюргер проводил отбор присяжных, задавая им тщательно продуманные, точные, глубокие вопросы, которые больше пристали бы обвинителю по делу об убийстве, Мейсон сидел, откинувшись в кресле с довольной улыбкой на губах, всем своим видом показывая, что его не интересуют ни вопросы, ни ответы. И чем дольше Бюргер опрашивал присяжных, тем больше всем казалось, что он сомневается в их честности, беспристрастности, неподкупности — и это отношение сильно проигрывало по сравнению с позицией защиты. Дважды его помощники предостерегали его, но Бюргер не обращал внимания на предостережения и упрямо засыпал претендентов вопросами.

Когда он наконец закончил, судья Ланкершим сказал:

— Теперь вы убеждены в беспристрастности уважаемых членов жюри, мистер прокурор?

Бюргер покачал головой.

Повернувшись к членам жюри, Мейсон приветливо улыбнулся. Постепенно до всех присутствующих дошло, что вся долгая процедура опроса закончилась именно тем, что с самого начала предлагал Мейсон: были избраны те самые двенадцать человек, имена которых значились первыми в списке. Присяжные в свою очередь заулыбались Мейсону.

Гамильтон Бюргер сделал для присяжных краткое заявление, обрисовав в общих чертах, что он намерен доказать, и наконец объявил, что в качестве свидетеля первой вызывается Элен Кендал.

Явно смущаясь от внимания сотен людей, находившихся в зале, Элен взошла на возвышение и была приведена к присяге. Сообщив свое имя и адрес, она посмотрела на Бюргера, ожидая вопросов.

Прокурор приступил к допросу.

— Вы помните события, происшедшие тринадцатого числа этого месяца?

— Помню.

— Я прошу вас вспомнить вечер этого дня и сказать, не произошло ли чего-нибудь необычного.

— Да, сэр.

— Что именно?

— Прежде всего, у моего котенка начались спазмы, и я срочно отвезла его к ветеринару, который сказал…

— Не важно, что сказал ветеринар. — Бюргер поднял руку. — Это уже с чужих слов. Вы можете утверждать только то, что сами знаете.

— Хорошо, сэр.

— Примерно в то же время, когда у вас заболел котенок, не произошло ли еще чего-нибудь необычного?

— Да. Мне позвонил по телефону мой дядя.

— Что?

— Мне позвонили по телефону, — повторила девушка.

— Кто?

— Мой дядя.

— У вас два дяди?

— Да, сэр. Мне звонил дядя Фрэнклин.

— Под дядей Фрэнклином вы подразумеваете Фрэнклина Б. Шора?

— Да, сэр.

— Когда вы в последний раз видели Фрэнклина Шора?

— Примерно десять лет назад, незадолго до его исчезновения.

— Ваш дядя Фрэнклин Шор исчез при загадочных обстоятельствах около десяти лет назад?

— Да, сэр.

Гамильтон Бюргер обратился к присяжным:

— Я задаю наводящие вопросы по некоторым пунктам, которые не являются спорными, но на которые я хочу обратить внимание жюри.

— Нет возражений, — заметил Мейсон.

— Что вам сказал дядя по телефону?

— Возражаю, поскольку это показания с чужих слов, — вмешался Мейсон. — Недопустимо, несущественно и не имеет отношения к делу.

— Если суд позволит, — заявил Бюргер, — я не требую дословно пересказывать какие-то детали, которые могут связать защиту в том, что касается этого разговора. Я хочу только выяснить общую обстановку того вечера, причем лишь в той степени, в какой ее можно считать частью res gestae[2], объясняющей поступки и действия людей, проходящих по делу.

— Возражение отклоняется, — сказал судья, — но предупреждаю, что жюри может рассматривать этот ответ лишь с определенными ограничениями, которые будут позднее указаны судом.

— Что сказал ваш дядя?

— Он спросил меня, знаю ли я, с кем разговариваю. Я ответила, что нет. Тогда он назвал свое имя и привел несколько фактов в доказательство того, что это был он.

— Это умозаключение, — торопливо сказал Гамильтон Бюргер, — можно опустить… Что он еще сказал?

— Ну, он напомнил мне о таких вещах, которые были известны только дяде и мне.

— Меня особенно интересует, что он попросил вас сделать?

— Велел мне обратиться к Перри Мейсону, адвокату, вместе с ним поехать в отель «Касл-Гейт» и спросить там мистера Генри Лича, который, как он сказал, отвезет нас к нему. Он запретил мне кому-либо еще говорить о его звонке, в особенности моей тетушке Матильде.

— Ваша тетушка Матильда — жена Фрэнклина Шора?

— Да.

— И позднее, вечером, вместе с мистером Мейсоном вы попытались связаться с мистером Личем?

— Да.

— Что именно вы сделали?

— Поехали в отель «Касл-Гейт». Но там нам сказали, что мистера Лича нет. В это время принесли письмо, в котором было сказано, где мы можем…

— Одну минуточку. Сейчас я покажу вам это письмо и попрошу сказать, то ли это самое, — сказал Бюргер.

— Да.

Бюргер обратился к судье:

— Прошу включить его под номером один в список вещественных доказательств обвинения, а затем я зачитаю его присяжным.

Документ был должным образом оформлен и прочитан вслух.

— А теперь ответьте, — снова обратился прокурор к Элен Кендал, — что вы предприняли, получив этот документ?

— Поехали в названное место.

— К нему была приложена карта?

— Да.

— Я покажу вам ее и попрошу подтвердить, та ли она самая.

— Да, сэр.

— Прошу принять этот как вещественное доказательство обвинения номер два.

— Не возражаю, — согласился Мейсон.

— Принято, — объявил судья.

— И вы поехали на место, указанное в плане? — продолжал Бюргер.

— Да.

— Что вы там нашли?

— Это было высоко в горах за Голливудом. Там было водохранилище. Возле него стояла машина. В ней сидел человек. Было похоже, что он задремал, склонившись на руль. Но он оказался мертвым. Он… его убили.

— Этот человек был вам незнаком?

— Да.

— Кто был с вами в это время?

— Мой дядя Джеральд Шор, мистер Перри Мейсон и мисс Стрит.

— Вы имеете в виду мисс Деллу Стрит, обвиняемую по делу?