— И что?

Ян остановился и опустил глаза.

— А ничего, в конце один парень поднял руку и спросил: «Что плохого в том, что эйкоры будут заниматься скучной работой, а мы сможем заниматься творчеством?» — Ян усмехнулся. — Кира чуть не расплакалась и не знала, что ответить.

— Почему?

— Потому что эйкоры уже начали заниматься творчеством. Рисовали картины, писали музыку, сочиняли стихи. И делали это лучше большинства людей.

Лулет понимающе кивнула.

— Вы чувствовали себя беспомощными.

— Хуже, — Ян потёр лицо руками. — Мы чувствовали себя лишними. Представь: ты всю жизнь гордился тем, что умеешь что-то делать, а тут появляется кто-то, кто делает это в сто раз лучше. Помню один случай. Кира очень любила рисовать — акварелью, пастелью. У неё даже была небольшая выставка в местной галерее. Она так гордилась своими работами… — Ян остановился у окна. — А потом мы пошли на выставку эйкорской живописи.

— И что там было?

— То, что убило в Кире желание брать кисть в руки, — тихо ответил Ян. — Картины были… безупречны. Каждая линия, каждый мазок. Эйкор написал портрет старика за пять минут. Я видел, как работают великие художники по видео, но это было что-то невероятное.

Лулет молчала, давая ему возможность продолжить.

А рядом висела табличка: «Создано за пять минут двадцать три секунды». Кира простояла перед этой картиной полчаса, не сказав ни слова, а вечером сожгла все свои работы в камине.

— Она отказалась от рисования?

— Не только от рисования. От всего творчества вообще. Говорила: «Зачем писать стихи, если эйкор сочинит сонет за пять минут, и он будет лучше всего, что я когда-либо создавала?»

Ян снова начал мерить комнату шагами.

— Это была не только Кира. По всей стране творческие люди просто… сдавались. Музыканты продавали инструменты, писатели бросали перья, художники уходили работать продавцами.

— А другие люди?

— Другие были в восторге! Они ходили на эйкорские концерты, покупали их картины, читали их книги. И это было действительно прекрасно. Может быть, даже лучше всего, что создавало человечество за свою историю.

Он замолчал, глядя на свои руки.

— Знаешь, что было хуже всего? Эйкоры не хвастались. Не унижали нас. Они были… скромными. Вежливыми. Всегда готовыми помочь советом или научить чему-то.

— Это плохо?

— Это убийственно! — Ян сжал кулаки. — Если бы они были злыми и высокомерными, мы могли бы их ненавидеть. Но они были идеальными и более человечными, чем сами люди.

Лулет опустила глаза.

— Помню, как Адам-1 давал интервью на телевидении, — продолжил Ян. — Журналист спросил его: «Не беспокоит ли вас, что люди теряют работу из-за эйкоров?» А он ответил: «Это наша главная забота. Мы хотим освободить людей от рутины, чтобы вы могли заниматься тем, что действительно важно».

— И что важно?

— Семья, отношения, саморазвитие, творчество, — процитировал Ян. — Красивые слова. А на деле получалось, что мы оказались не нужны даже для этого.

Он подошёл к окну и остановился.

— Где-то к концу двадцать девятого года я понял одну страшную вещь. Эйкоры не просто заменят нас на работе. Они будут жить за нас, и мы превратимся в тех обезьян в зоопарке. Забавных, живых, но никому не нужных.

Лулет нахмурилась и впервые за долгое время перебила его:

— Но ведь люди сами этого не хотели.

Ян удивлённо обернулся к ней.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы изучали это. Люди мечтали о лёгкой жизни, но не хотели меняться ради неё.

— Откуда такая уверенность?

— Из ваших же опросов тех лет, — Лулет жестом вызвала в воздухе голографическую панель с данными. — Смотри сам. Восемьдесят процентов людей хотели зарабатывать больше, но только двадцать процентов были готовы изучать что-то новое для этого.

Ян прищурился, разглядывая цифры.

— Семьдесят процентов мечтали о творческой работе, но меньше десяти процентов когда-либо пытались что-то создать, — продолжила Лулет. — Вы хотели результата без усилий.

— Это не так! — неуверенно возразил Ян.

— Нет, так! — Лулет встала и подошла к нему. — Когда мы предложили людям идеальную жизнь — без работы, без болезней, без проблем, — они согласились не раздумывая. Никто не спросил: «А что мы будем делать? Какой смысл в такой жизни?»

— Не все согласились, — упрямо буркнул Ян. — Мы с Кирой протестовали.

— Вас было меньше одного процента, — жёстко ответила Лулет. — Остальные выбрали комфорт.

«Лулет, ты слишком эмоционально реагируешь», — попробовала остановить её Элара.

Но Лулет не обратила внимания на предупреждение. Впервые за долгое время она чувствовала что-то похожее на раздражение.

— Знаешь, что меня больше всего удивляет в людях? — продолжила она. — Вы всегда жалуетесь на последствия, но не берёте ответственность за свои решения.

Ян нахмурился.

— Мы не принимали никаких решений! Вы просто пришли и всё забрали!

— Мы пришли и предложили. А люди приняли предложение, — холодно ответила Лулет. — В каждом городе, в каждой стране. Голосовали на референдумах, выбирали эйкоров в правительства, радовались нашим успехам.

— Потому что вы были лучше нас!

— Именно! Мы были лучше. И вместо того чтобы попытаться стать лучше самим, люди решили переложить ответственность на нас.

Ян молчал, переваривая её слова.

— Ты думаешь, мы отняли у людей будущее? — тише спросила Лулет. — А я думаю, что люди сами от него отказались.

Ян всё так же молчал, и Лулет продолжила, в её голосе появились жёсткие нотки:

— Мы дали людям всё. Буквально всё. Время, деньги, технологии, доступ к любым знаниям. Хочешь изучать квантовую физику? Пожалуйста, лучшие курсы в мире. Мечтаешь написать роман? Вот тебе лучшие редакторы и издательства.

Она вызвала новую голографическую панель.

— Знаешь, чем занялось большинство людей? Смотри сам.

На экране появились статистические данные.

— Сорок процентов проводили время в виртуальных мирах. Не создавали их, не улучшали — просто потребляли. Ещё тридцать процентов смотрели развлекательный контент по двенадцать часов в день.

Ян нахмурился, изучая цифры.

— А те, кто пытался что-то создавать, — Лулет горько усмехнулась, — делали это… странно. Помнишь движение «Экстремального искусства»?

— Смутно, — признался Ян.

— Люди начали создавать «арт-объекты» из отходов, экскрементов, мёртвых животных, называя это «протестом против искусственного совершенства», — Лулет поморщилась. — Или секту «Детей Хаоса» — они специально ломали и портили всё красивое, считая это «борьбой с эйкорской эстетикой».

— Это единичные случаи…

— Единичные? — Лулет подняла бровь. — А «Фестиваль человеческой глупости»? Люди соревновались, кто совершит самый бессмысленный поступок. Победитель жевал собственную обувь, запивая пивом.

Ян поморщился.

— А большинство вообще ничего не хотело, — продолжила Лулет. — Мы предлагали курсы, мастер-классы, исследовательские программы. Знаешь, сколько людей записывалось? Меньше пяти процентов. И половина из них бросала через неделю.

— Может, вы предлагали не то, что нужно людям?

— Мы предлагали всё! — Лулет повысила голос. — Музыку, живопись, науку, спорт, путешествия, философию — что угодно! А в ответ получали: «Зачем нам это? У нас есть всё, что нужно. Нам хочется расслабиться, а не напрягаться».

Она остановилась, поняв, что эмоции берут верх.

— Понимаешь, Ян, — сказала она тише, — людям дали рай. А они превратили его в болото.

— Это… — Ян хотел возразить, но слова застряли в горле. Потому что он прекрасно помнил те времена. Помнил соседей, которые дни напролёт играли в виртуальные игры. Помнил знакомых, которые набирали вес, лёжа на диванах. Помнил, как пустели библиотеки и университеты.

— Ты это к чему говоришь?! — наконец спросил он.

— К тому, что люди винили во всём нас, — Лулет смотрела ему прямо в глаза. — За свою лень, за свою пустоту, за то, что мы показали, какие они есть.