Эх, дядя Витя, прости меня грешного! Но, видимо, тут будет столько хуйни, сколько ты даже в самых своих смелых фантазиях не мог представить!

Глава 2

Хореография

Тридцать минут.

Тридцать долгих, мучительных минут я провел в состоянии, которое на медицинском языке можно было бы описать как «острая поствыбросовая астения, осложненная тревожным расстройством и когнитивным диссонансом».

Проще говоря, я чувствовал себя как выжатый лимончик.

Воздух в кабинете всё еще хранил сладковатый, пудровый шлейф духов Татьяны Викторовны. И, конечно же, запах моего собственного позора.

Я лихорадочно проветривал, размахивая полотенцем, как сумасшедший знаменосец. Каждая клетка моего тела помнила прикосновение к её груди.

Теплое, упругое, живое…

Я снова почувствовал предательский, щекочущий импульс в штанишках и судорожно тряхнул головой.

Нет, черт возьми, соберись, Орлов! — внушал я себе, расстилая свежую простыню на кушетке. — Ты — медик. Профессионал. Сейчас придет объект твоих тайных студенческих фантазий, и ты должен работать, а не пялиться на её… на её бедра!

Мысль о бёдрах Алисы Захаровой добила остатки моего спокойствия. Я представил эти ноги — длинные, с идеальной рельефной мускулатурой, которые в телевизоре казались недосягаемым произведением искусства. И вот сейчас они будут здесь, в метре от меня. Мои руки будут их касаться.

Боже, какой же я идиот.

Три года мечтал о женском внимании, а когда получил нечто большее, чем мог вообразить, — впал в панику.

Что вот вообще означал этот инцидент в санузле? Была ли это спонтанная помощь утопающему в море его же гормонов? Или это был тонкий, изощренный способ привязать меня и сделать своей игрушкой?

«Наш маленький секрет».

Фраза, которая отзывалась в ушах огненным эхом.

Я взглянул на часы. До прихода Алисы оставалось пятнадцать минут. Этого было более чем достаточно, чтобы окончательно сойти с ума.

Мое спасение пришло оттуда, откуда я не ждал — из глубин медицинского образования. Я сел на стул, закрыл глаза и начал мысленно прокручивать анатомию человека.

Не похабную, а самую что ни на есть научную: наружная поверхность подвздошной кости, крестец, копчик…

Сухие термины, и скучные схемы из учебника Грея — это был мой щит. Мой душевный анальгин.

К тому моменту, как дверь почти бесшумно открылась, мне практически удалось убедить себя, что я всего лишь бездушный биомеханический аппарат по устранению мышечных дисфункций. Почти…

Алиса Захарова вошла не как обычный смертный. Она вплыла. Дверь открылась, и в проеме возникла фигура в синем тренировочном костюме, который сидел на ней так, будто был создан по мерке парижским кутюрье. Рост под метр семьдесят пять, без учета коньков, которые она держала в руке. Серебристые лезвия блестели, как холодное оружие.

Ее волосы были белыми. Не седыми и не пепельными, а именно белыми, как первый снег, и заплетены в тугую, сложную косу, лежавшую на затылке тяжелым, идеально гладким жгутом. Они оттеняли ее кожу — молодую, нежную, которую хочется облизать, без единой веснушки. И на этом ослепительном фоне сияли ее глаза — холодные, пронзительные, цвета зимнего неба перед метелью.

Её глаза скользнули по мне, быстрые и оценивающие, и я почувствовал себя лабораторным препаратом под микроскопом.

— Алексей? — её голос был ровным, без тепла, но и без неприязни. Просто констатация факта. — Меня к вам направила Татьяна Викторовна. Захарова Алиса.

— Да-да, проходите, — я почувствовал, как голос срывается на фальцет, и сглотнул. — Рад… познакомиться. То есть, приступить к работе.

Она кивнула, поставила коньки у стены и, не говоря ни слова, принялась расстёгивать замок кофты. Под ней оказался простой чёрный топ, но на её теле он выглядел как верх эротики. Контраст чёрной ткани и её кожи был настолько резким, почти вызывающим. Каждый мускул торса был прорисован, словно у греческой статуи, высеченной из мрамора. Плечи, спина, упругий пресс, торчащие сосочки…

О-о-о-о-о… боже!

Я снова почувствовал слабость в коленях.

Musculus latissimus dorsi… musculus trapezius… — затараторил я в уме. — Только мышцы спины, только трапеции, только плечи, и ничего, млять, другого!

— На что жалуетесь? — выдавил я, стараясь звучать профессионально.

— Спина. Вся, — она сказала это так, будто это было общим местом. — И левая нога. Задняя поверхность бедра. Прошлогодняя травма.

Она легла на кушетку лицом вниз, положив голову в специальное отверстие. Белая коса лежала на простыне, как дорогая нить жемчуга. Ее поза была одновременно расслабленной и полной скрытой мощи.

Готовая к действию пантера, — пронеслось в голове.

Я глубоко вздохнул, налил в ладони масло — охлаждающее, с ментолом, специально выбранное, чтобы гасить любые непрофессиональные мысли, — и прикоснулся к ее спине.

Кожа была прохладной, как и подобает снежной королеве, и идеально гладкой, будто фарфоровой. Но то, что было под ней, заставило меня забыть о всех анатомических мантрах и даже попавших на глаза аккуратных маленьких сладеньких сосочках.

Это была не просто спортсменка. Это был ходячий мышечный панцирь…

Трапеции были налиты, как каменные глыбы. Длиннейшие мышцы спины напряжены до состояния стальных тросов.

Ого, да они себя прям загоняют на этих тренировках! — пролетела мысль в голове, и я начал с легких поглаживаний, пытаясь разогреть ткани, но под пальцами чувствовал лишь монолитный, неподатливый массив.

— Сильнее, — раздался ее голос из-под отверстия кушетки. Безразличный, но твердый. — Не надо меня щекотать. Мне нужен оздоровительный массаж, а не… ласка.

Отлично, значит, с самого начала решила показать, кто тут главный, да? Ладно, вызов принят!

Я усилил нажим, вкладывая в ладони весь вес. Мои пальцы упирались в сплошные узлы зажатий.

Это было похоже на попытку размять бетон.

Я работал молча, сосредоточившись на технике, забыв о любых извращениях, которые я мечтал вытворять с её телом.

Сейчас я лишь искал триггерные точки, источники боли. Производил глубокие разминания, трение, растяжение. Она не издавала ни звука. Её дыхание оставалось ровным и глубоким.

Прошло минут двадцать.

Мои собственные мышцы горели от напряжения, а её спина, казалось, лишь слегка поддалась. Следом я перешел на заднюю поверхность бедра, на ту самую «травму». Подколенное сухожилие было невероятно жестким. Я работал с ним, чувствуя под пальцами рубцовую ткань, память о старом надрыве.

И тут случилось нечто.

Когда я особенно глубоко прошелся большим пальцем по месту крепления сухожилия, она едва слышно ахнула. Не от боли, а скорее от неожиданного облегчения. Ее бедро, до этого лежавшее неподвижно, дрогнуло.

— Вот тут… — она произнесла, и в ее голосе впервые появились какие-то нотки, кроме ледяной вежливости. — Да… здесь.

Это «да» было тихим, почти интимным признанием. Оно неожиданно ударило мне в пах с той же силой, что и стоны Татьяны Викторовны, но по-другому.

Холодная королева растаяла на секунду, и это было чертовски сексуально. Даже сексуальнее её упругой маленькой попки, упрятанной в штанишки, ткань которых слегка зажевалась меж её…

О чёрт! Не смей! Не смей вставать!

Я сосредоточился на одной точке, работая с ней с особым тщанием, пытаясь отогнать дурацкие похабные мысли. И вскоре начал чувствовать, как под моими пальцами плотная ткань постепенно начинает отпускать, становится мягче, пластичнее.

Алиса снова задышала глубже, и я увидел, как расслабляются мышцы её шеи и плеч. Мое профессиональное эго, затоптанное её холодным приемом и воспоминаниями о санузле, воспряло духом.