Я начал раздражаться. Я дал ей десять тысяч бат, я платил за нее, чтобы она смогла оставить работу, я поддерживал ее, а она всего-то должна была показать мне, где она остановилась. Я объяснил, что мы будем только там в течение нескольких минут, пока мы собираем ее вещи, конечно я не узнаю слишком много. Если. Если она не скрывала что-то. Я сел в такси и сложил руки на груди. Я смотрел на нее. Она смотрела на меня. Я ждал. В конечном счете она заговорила с водителем по тайски. Я расслышал слова «Супхан Квай». Мост Буйволов, район, где жила Сунан.
Джой не сказала ни слова в течении всей поездки в Супхан Квай. Она смотрела в окно, отвернувшись от меня. Я пробовал заговорить с ней, но все, чего я добился, было пожатие плеч. Она долго дулась. Это раздражало меня, потому что я не сделал ничего неправильного. Если она скрывала что-то от меня, то она была несправедлива. Она, как предполагалось, моя подруга. Она, как предполагалось, влюблена в меня, а любовь основана на честности. Я позволял ей приходить в мой гостиничный номер во многих, многих случаях. Она оставалась, девочки на ресепшене даже не спрашивали ее удостоверение личности, они знали, что она со мной.
Я оставил попытки разговорить ее. Я старался подумать, что я сделал неправильно. Такси остановилось на ее улице, заполненной кабинками торговцев, и воздух был напоен надоедливым запахом жареной еды. Я заплатил водителю такси. Джой уже ушла далеко вниз по переулку, ее массивные черные ботинки гремели по бетону. Я поспешил за ней. Она отказывалась смотреть на меня, пока мы шли, несмотря на мои попытки разговорить ее.
— Ты сердишься на меня? — спросил я.
Она покачала головой, но все еще не смотрела мне в глаза.
Через пару сотен ярдов вниз по переулку был традиционный деревянный тайский дом, окруженный кирпичной стеной. Джой прошла в дверной проем. Старый таец с полотенцем, обернутым вокруг его талии, обливал себя водой из маленького пластмассового ковша. Он улыбнулся Джой, показав полный рот почерневших зубов. Джой проигнорировала его. Мы зашли за угол дома. Жирная женщина со связанными сзади волосами очищала котелок от остатков пищи. Она отвинтила зубами пробку с какой-то бутылки и вылила содержимое в котелок. Она сказала что-то Джой, и Джой хрюкнула.
— Кто они? — спросил я у Джой.
— Они тоже живут здесь. Мы вошли в дом и поднялись по открытой деревянной лестнице. Наверху были две двери, налево и направо, в одну Джой постучала. Возле двери стояло несколько пар ботинок и сандалий. Я ждал на середине лестницы. Джой приложила лицо к двери и сказала что-то на языке, который я не распознавал. Кто-то ответил. Сунан, подумал я. Джой отвернулась от меня, пока она разговаривала. Я посмотрел на сандалии и рассчитал девять пар. Они все были истертыми и грязными. Некоторые большие, некоторые маленькие. Большие должны принадлежать мужчинам. Были ли мужчины внутри? Было ли это тем, почему Джой не хотела, чтобы я увидел ее комнату? У нее есть дружок? Но если это так, почему она позволила мне приехать с нею? Почему отказалась сообщить водителю такси, куда именно ехать?
Джой сказала что-то Сунан, затем повернулась ко мне.
— Грязная комната, — сказала она. — Сунан хочет убраться.
— ОК, я не возражаю.
— Она очень стесняется.
— Я подожду. — Я присел на лестнице. Джой свирепо смотрела на меня. Действительно свирепо. Я улыбнулся ей.
— Лучше мы подождем снаружи, — сказала она.
Я улыбнулся снова. «Я могу подождать здесь». Джой продолжала смотреть на меня. Ее взгляд был тяжел, действительно тяжел. Я сохранял улыбку, потому что я знал, что именно так следует иметь дело с тайцами. Пока я продолжал улыбаться, она не показала бы ее гнев. Так или иначе, это было в теории. Но за фасадом улыбки кипел мой разум. Я не мог понять, почему она так вела себя. Я платил за то, что она перестала работать. Тридцатью минутами ранее я дал ей десять тысяч бат. Все, что я хотел сделать — проводить ее на автобусную станцию, чтобы сказать ей «до свидания», чтобы показать, что я забочусь о ней. Что началось как выражение моих чувств к ней, выродилось в столкновение желаний, моих против ее. Я принуждал ее сделать что-то, что она не хотела делать. Таким образом, я улыбался, и ждал, и чувствовал себя как дерьмо.
Десятью минутами позже я все еще сидел на лестнице, а Джой стояла у двери.
— Джой, я хочу войти в комнату, — сказал я.
Она крикнула что-то Сунан. Сунан ответила. Я не смог понять, что они сказали.
— Она не готова.
Я встал.
— Сейчас. — сказал я. — Если ты не позволишь пройти мне в комнату, я уйду домой.
— Как хотите.
— Если я уйду домой, ты не больше не увидишь меня.
Она смотрела на меня, сжав губы.
Я старался совладать с моим гневом. Я хотел забрать назад все деньги, которые я дал ей. Я хотел сорвать Микки Мауса с ее запястья. Я хотел забрать золотую цепь с ее шеи, взамен подарка. Я хотел сказать ей, что я всегда знал, что она лгала мне, а раз лгала, то она не могла любить меня.
— Джой, скажи мне, что всё хорошо. Скажи мне, что я могу войти в комнату сейчас. Пожалуйста.
— Почему Вы не верите мне, Пит? Почему Вы всегда думаете, что я лгу Вам?
— Я могу посмотреть на комнату Сунан?
Она ничего не сказала. Я крутанулся на пятках и пошел прочь. Я надеялся, что она побежит за мной или выкрикнет мое имя, но она не ничего не сделала. Я спустился с лестницы и вышел из дома. Пара старых тайцев сидела за хрупким столом, поедая их вечернюю пищу, и они улыбнулись, когда я прошел мимо них. Я прошел поперек двора и через промежуток в кирпичной стене спустился в затемненный переулок. Я чувствовал боль в груди. Я не хотел, чтобы так всё закончилось. Я не хотел покинуть ее, сердясь, когда я должен вернуться в Лондон на несколько месяцев. Я остановился и обернулся. Джой стояла в проеме стены, спокойно наблюдая за мной. Я медленно пошел назад.
— Почему, Джой? — спокойно спросил я ее. — Почему ты позволяешь мне становиться таким сердитым?
— Я не знаю, — прошептала она.
— Почему ты не пошла за мной?
— Что Вы хотите, что бы я сказала, Пит? Я не знаю, что сказать.
— Я хочу, чтобы Вы сообщили мне, что Вы любите меня. То, что у тебя нет кого-то еще, что ты хочешь только меня.