– Я Иисус.
– Послушайте… – отец Иаков прикрыл глаза и мученически вздохнул. – Послушайте, вы взрослый человек, зачем вам играть в эти игры?
– Я Иисус Христос.
– Настаиваете. Ну, что ж, очень приятно. Чем могу быть полезен?
– Ничем не можешь.
– Тогда зачем вы пришли ко мне?
– Я пришёл не к тебе.
Отец Иаков замялся. Разговор явно не складывался.
– Хорошо, – сказал он, – но я хотел бы поговорить с вами. Не возражаете?
– Не возражаю.
– Могу я узнать, о чём вы проповедуете тем людям, которые принимает вас за… то есть, тем, кто верит вам и вашему слову?
– Можешь, если поверишь, что я Иисус Христос, пришедший в сегодняшнюю Русь.
– Я не могу поверить в это.
– Не можешь или не хочешь поверить?
Вопрос, который заставил отца Иакова призадуматься. – Иисус, пришедший в сегодняшнюю Русь, то есть, Россию… – повторил он. – Не знаю, хочу ли я, но не могу, это точно.
– Тогда и я не скажу тебе.
– В Евангелии сказано, что многие придут под именем Христа, и будут говорить, что Христос там или Христос здесь, но не верьте им… Как же я могу поверить против Евангелия? Тем более, сказано, что Христос придёт на облаке с великим знамением и силою многою, и станет судить народы…
– Сказано также: «Но Сын Человеческий, придя, найдёт ли веру на земле?» Он придёт на землю, чтобы увидеть, есть ли в людях живая вера.
Отец Иаков кивнул и сходу ответил:
– Это говорится именно о Втором Пришествии, и именно так толкуют это место святые отцы: что Христос на Страшном Суде обнаружит в тех, кого застанет живыми, почти полное отсутствие веры в Него.
– Ничего подобного! Это место говорит не о Втором Пришествии, а о посещении, об одном из посещений, в которых Он сойдёт не для того, чтобы судить, но для того, чтобы проверить состояние веры в людях, чтобы в чём-то помочь им в последние времена. При Втором Пришествии совсем иное, тогда уже не будет необходимости что-то искать или обнаруживать, ибо: «в чём застану, в том и сужу». Умейте же отличать Пришествие от посещения.
– Ну, что ж, интересная трактовка, – дослушав до конца, сказал священник. – Но согласиться с вами, увы, не могу.
– Потому что не хочешь допустить даже в мыслях.
– Ну, отчего же, можно и допустить, то есть, можно допустить чего угодно, вопрос зачем? с какой целью? С какой целью Иисус пришёл на Русь, в смысле в Россию… Почему именно в Россию? Почему именно сейчас, в этот год, в это время?.. Ну, и так далее. То есть, можно, конечно, задаваться такими вопросами, но… – настоятель неопределённо повёл головой…
– Но лучше не задаваться, – договорил за него Иисус.
– Не вижу причины. В каждом времени свои проблемы и недостатки, а наше дело – служить. Я имею в виду священство.
– Служить чему?
– Служить Богу и людям. По мере сил.
– Служить Богу, значит, служить правде и истине.
– Что есть истина? – сказал, и тут же засмеялся отец Иаков. – Забавно вылетело, прямо, как у Пилата. То есть, я хотел сказать, что у каждого времени в чём-то своя правда и своя истина, притом, что высшая Истина, разумеется, неизменна.
– Каждое время болеет своей неправдой, которой служат, как правде, и выдают за сущую правду и этим губят миллионы душ.
– Да, мир в социальном общественном плане несовершенен, в нём много апостасийных и откровенно негативных процессов, это вы справедливо заметили.
– Я говорю не о мирском.
– О Церкви? Ну, что ж, – сказал без малейшей заминки священник, – церковные проблемы есть отражение мирских, ведь Церковь состоит из грешников. Есть негативные моменты и в Православии, и в Католической Церкви…
– Нет такой Церкви.
Стали слышны извне неясные голоса людей, судя по всему, их было немало…
– Ах, вот вы куда, – сказал, не поднимая взгляда, отец Иаков.
– Не я туда, а вы, – произнёс Иисус.
– То есть, вы о нас, о священстве?
– Если бы только о священстве, всё гораздо хуже.
Иисус направился к двери.
– Но скажите, по-крайней мере, что вы собираетесь делать?! – шагнул было за Иисусом отец Иаков.
– Спросите ещё, чем я буду ужинать. Я собираюсь делать, что должен.
* * *
Стоя на невысокой церковной паперти, Фёдор Опушкин, старался, как можно вежливей, сдерживать матушку Наталью, сильно взволнованную, видимо, из-за долгой задержки мужа наедине с тем подозрительным человеком. Группа её поддержки, уже откровенно не молодых, но всё ещё бойких женщин, требовала пропустить её внутрь:
– Да не волнуйтесь, там ничего плохого не происходит, просто беседуют. Скоро выйдут! – увещевал он в который раз, отвечая на выкрики.
– Что этому человеку нужно от батюшки?
– Почему вы нас не пропускаете, кто дал вам право?!
– Кто он такой, этот ваш Иисус?! Что он здесь воду мутит?!
– Уже совсем обнаглели, врываются в храм и творят, что хотят! Мы требуем пропустить нас! мы хотим сами увидеть, что там всё нормально!..
Помимо этой шумливой группы, перед храмом собралось не менее десятка любопытствующих галелеян, и таковых с каждой минутой прибавлялось всё больше.
Наконец, отворилась дверь, и вышел грустноватый человек, в котором некоторые сельчане узнали Иисуса из старой бани; остальные легко догадались. Всё стихло, словно по команде. Он остановился у края паперти, взирая молча на людей. И стало понятно: что-то должно сейчас произойти непременно, немедленно…
Но, вышедший следом отец Иаков, и поймавший взглядом всю сцену, поспешил объявить:
– Не слушайте его, это не Христос! Он сам назвал себя Иисусом, а настоящий Иисус Христос никогда не называл своё имя! Этот человек пришёл неизвестно откуда, пришёл, чтобы разрушить нашу жизнь, наш мир, наш порядок!..
– Давно пора, – сказал Паша-Каин неожиданно ровным голосом.
И никто не возразил ему.
– Он самозванец! – гнул своё батюшка. – Он хочет настроить вас против власти, против священноначалия, не слушайте его, он говорит неправду!..
– А пусть он скажет, – раздалось откуда-то из толпы, – а мы уж как-нибудь сами разберёмся, есть в нём правда или нет.
– Пусть говорит! – зычно прибавил Андрей Комонь, стоявший тут с сыном, под одобрительный гул.
Отец Иаков растерянно переглянулся с матушкой Натальей, но группа поддержки излучала неколебимую преданность.
Иисус же не упустил своего мгновения:
– Может быть, вы о чём-то хотите спросить меня? – прозвучал его голос.
– Если ты Иисус Христос, то почему ты пришёл к нам? – выкрикнул вдруг Артём, похоже, угадав с вопросом от всех присутствующих.
Но тот, кому он был задан, ответил:
– Я пришёл спасти русскую душу.
Казалось, каждое слово впитывалось, как в почву небесный дождь…
– Бог любит Русь-Россию, – продолжал Иисус, – но она больна, кровоточит душа её. Если русская душа погибнет, то исчезнет и Русь-Россия, а с потерей Руси-России мир потеряет равновесие, и силы тьмы опрокинут мир в бездну. Вот почему я пришёл к вам. Русская душа в своей чистоте – это евангельское дитя, это свет Божьей правды, милосердия и сострадания, без которых миру потеряет человеческий облик.
– Русская душа, как некий всемирный спасительный фактор, это ересь! – дрожащим от возмущения голосом встрял отец-настоятель.
– Ересь – это братание с еретиками и экуменистами, это предательство Бога и Божьих заветов, это отпадение от буквы и духа святых Вселенских Соборов, – ответил Иисус.
– Батюшка, а у тебя какая душа? – спросил Аким Иванович Скоблев.
– У меня? – настоятель не сразу нашёл, чем ответить. – У меня нормальная душа, не хуже других, то есть, не лучше… душа, как душа, – пытался выкрутиться отец Иаков, – не русская, не французская, у души нет национальности, для Бога нет ни эллина, ни иудея…
– Теперь понятно, какая, – сказала под, брызнувший разом смех, Валентина Белозерцева, бригадир фермы и солистка местного хора «Журавушка».
– Скажи нам что-нибудь, Иисусе! – выдал вдруг сельский молчун Василий Лукич Колядко, работавший приёмщиком на складе стройматериалов на глебовском рынке. – Мы здесь не пойми чем живём, за воздух держимся!..