Рецептивная сторона и акт суждения составляют два необходимых момента восприятия, которых нельзя отделить друг от Друга.
Интересен взгляд Кампанеллы на математику. Он дает сенсуалистическое обоснование математических истин и считает большим преимуществом своего учения перед аристотелевским то, что ему якобы удалось дать математике чисто сенсуалистическое обоснование. Кампанелла говорит, что логика и математика не дают знания в собственном смысле этого слова, так как они не являются, подобно физике, познанием самой объективной действительности и ее причинных связей. Математика должна довольствоваться скромной ролью – быть «служанкой физики». Геометр отвлекается от частных и случайных свойств тел и рассматривает только их общую количественную определенность, но в этом – его слабость, а не сила. Содержание математики весьма односторонне, тогда как идеал знания заключается в исчерпывающем, всестороннем познании предмета.
Таким образом, математика как будто обесценивается. Но далее Кампанелла указывает, что геометрия имеет предметом своего изучения особый реально существующий объект. Хотя построения геометрии нигде в окружающем нас эмпирическом мире не осуществляются, будучи идеальными математическими построениями, однако геометрическим положениям соответствует некий вид бытия. А именно, все, что фактически существует, находится в каком-либо месте. Само по себе место является неподвижным и бестелесным. Наши умственные геометрические построения имеют своим субстратом чистое абсолютное пространство, и, таким образом, положения геометрии имеют реальную значимость, поскольку они относятся к этому бытию, которое является «базисом всякого существования» (spatium ciss basin ommis esse) и предшествует всем эмпирическим единичным вещам.
Истинность чистых математических построений основывается на том, что для них имеется реальный предмет – чистое абсолютное пространство. Истина есть то, что соответствует реальности. И если с этой точки зрения математические положения раньше обесценивались как не соответствующие эмпирическому миру вещей, то теперь их ценность восстанавливается, поскольку и для них находится реальный предмет в виде чистого абсолютного пространства. Пространство у Кампанеллы понимается как вечный неизменный математический мир. Таким образом, проблема объективной значимости математических истин сводится у него к вопросу о сущности пространства. Обоснованием истинности математики у Кампанеллы служит концепция чистого абсолютного пространства, которое существует само по себе как условие существования вещей материального мира.
Такая концепция пространства являлась разрывом с аристотелевской натурфилософией, которая господствовала в схоластике. Аристотель и следовавшие ему средневековые схоластики понимали пространство как поверхность, объемлющую тело и отграничивающую его от других прилегающих к нему тел. Этого аристотелевского взгляда на пространство держался еще Кардано. В эпоху Возрождения совершается постепенно переход от аристотелевского понимания пространства к концепции античных атомистов, согласно которой существует само по себе абсолютное пространство. Этот взгляд встречается уже у Телезио, он понимает пространство как первичную реальность, которая при всех движениях единичных вещей пребывает неизменно тождественной и которая в отличие от вещей материального мира не имеет качественных различий, но является абсолютно однородной во всех своих частях.
Времени, как и пространству, приписывается объективное самостоятельное существование. Таким образом, в противоположность учению Аристотеля, развивается концепция чистого пространства и чистого времени, что влечет за собой коренное преобразование аристотелевской физики. Хотя это преобразование совершается в механическом и метафизическом духе, для тогдашнего состояния знаний это было прогрессивным явлением. Однако в эпоху Возрождения, в частности у Кампанеллы, самосущее пространство гипостазируется и превращается в некую духовную сущность. Вместе с тем учение о пространстве ставится в связь с учением о боге. По учению Кампанеллы, не бог находится в пространстве, а пространство находится в боге. Эта теория о пространстве была далее развита в XVII в. в Англии кембриджской школой платоников, и она оказала влияние еще и на Ньютона, также принимающего существование бестелесного пустого пространства, которое он считает особым органом (sensoriume) бога.
В XV и XVI вв. в области логики появляется, с одной стороны, чрезвычайно обширная литература отцветающей схоластической логики, с другой стороны – ее критика, которая с течением времени все более и более растет и усиливается. Но антисхоластическая литература в XV-XVI вв. ограничивается критикой схоластической логики, еще не выступая с новыми положительными идеями ее преобразования. Эта критика не вносит еще нового содержания в логику, она лишь колеблет ее старое здание. Гуманисты в это время остроумно высмеивают «варварскую» терминологию схоластической логики (такие термины, как quidditas, haecceitas и им подобные).
Одним из более ранних произведений критической литературы, направленной против схоластической логики, было сочинение Лоренцо Баллы «Диалектические споры», которое, впрочем, отличается не столько серьезностью критики, сколько горячим пылом, с которым автор нападает на современную ему схоластическую логику. Автор хотел бы видеть в логике инструмент критики лженаучных учений и освобождения науки от них. Риторику, которая учит, как воздействовать на людей, он ставит выше сухой, бескровной диалектики. Все свое учение о доказательстве он заимствует у Квинтилиана.
Столетие спустя Людовик Вивес в своем сочинении «Против псевдодиалектиков» производит суд над схоластической логикой с педагогической точки зрения. Он говорит, что «диалектика» (т. е. средневековая логика) дает лишь мнимые бесплодные знания. Вивес говорит, что логика лишь постольку имеет ценность, поскольку она ставит себе скромную задачу служить средством и подготовкой к познанию самой действительности. Он высмеивает тех, кто превращает ее в самоцель. Это все равно, говорит он, как если бы сапожник вместо того, чтобы шить обувь, все время занимался бы шлифовкой своих инструментов. Вивес призывает обратиться непосредственно к опыту, чтобы приобрести подлинное знание природы. Должно изучать действительность и не заниматься схоластическими тонкостями. Это не значит, что следует отбросить теорию, но понятия только там имеют истинную ценность, где они служат приобретению и развитию эмпирических знаний. Теория – необходимый момент в научном познании, но если она не основана на наблюдении, то не имеет никакой ценности.
Вивес критикует аристотелевское учение о категориях и говорит, что их число (десять) произвольно и принято Аристотелем под влиянием пифагорейцев. Главным недостатком логики Аристотеля Вивес считает то, что у нее нет предметного фундамента: она решает вопрос о критериях истины и лжи не на основе изучения отдельных частных наук. Та задача, которая поставлена в аристотелевской логике, может быть выполнена только совокупными усилиями всех отдельных наук.
Другой основной недостаток аристотелевской логики Вивес усматривает в том, что она дает «последние принципы», которые должны лежать в основе всякого знания, без всякого доказательства Такие безусловные понятия и суждения предлагаются Аристотелем чисто догматически, без попытки их как-нибудь обосновать Аристотель рассуждает следующим образом: так как должен быть какой-то конец доказательства, то поэтому должно принять некоторые аксиоматические основоположения, нужно просто верить в них. Но что может дать нам уверенность, что кажущаяся очевидность их не является чисто субъективной Если мы имеем здесь дело с согласием всех мыслящих людей, со здоровым человеческим рассудком, то ведь повседневный опыт говорит об изменчивости и относительности этого мерила.
Каждое время обладает своими основоположениями, которые им признаются первыми и невыводимыми. Точно так же по этому вопросу существуют разногласия между индивидуумами. Таким образом, здесь мы имеем дело с изменчивой нормой и потому здание наук, построенное на таком фундаменте, непрочно И если Аристотель для объяснения того, каким образом мы при ходим к последним принципам, ссылается на индукцию, то здесь явный круг в доказательстве. Ибо какая индукция может гарантировать всеобщность и необходимость своих выводов?
