Сильное впечатление на него произвело письмо Декарта к Мерсенну, в котором говорилось о возможности всеобщего философского языка. Размышляя, какой должен быть словарь этого языка, Чирвгауз пришел к мысли, что он дан в готовом виде в картезианской геометрии, где все пространственные формы представлены в точных алгебраических формулах. Он отсюда делает вывод, что то же самое должно быть сделано и в науках о природе. Достижение этого – высшая цель всякой науки.
Исходя из рационалистических принципов, Чирнгауз считает истиной то, что выводится из общих логических оснований. Понять какую-либо вещь, значит воссоздать ее в своем уме; подлинное научное понятие о вещи мы получаем лишь тогда, когда нам удается в уме образовать ее или, лучше сказать, породить.
Научно познать вещь, значит познать условия ее возникновения, постичь ее причины. Первыми основами наук являются дефиниции, но, чтобы они соответствовали своему назначению, т. е. чтобы они были дефинициями, творящими науку, они должны заключать в себе мысль о том, как та или иная вещь возникает. Полный анализ вещи совпадает с задачей ее синтетического воспроизведения.
Чирнгауз говорит, что нельзя отделять индукцию и дедукцию, что они нуждаются друг в друге и взаимно дополняют друг друга. Он рассматривает эксперимент как вспомогательное средство для образования понятия о вещи, способствующее правильному образованию этого понятия и, с другой стороны, подлинное понятие является ключом для дальнейших новых наблюдений. Таким образом, наблюдение и эксперимент приводят к правильному понятию о вещи, а последнее – к плодотворной постановке новых наблюдений и экспериментов, гарантируя их научный характер. Сперва мы чисто абстрактно и гипотетически устанавливаем в уме возможности возникновения какой-либо вещи, затем предстоит задача глубже познать условия этого возникновения. Для этого нужен опыт, который детерминирует наше понятие о вещи, однако опыт не может стать на место понятия и полностью заменить его.
Эксперимент сам нуждается в надлежащем теоретическом осмысливании, и только при этом условии он может дать результаты, которых не может дать простой опыт. Наблюдения с экспериментами и теоретическая работа мышления по образованию понятий о вещах взаимно оплодотворяют друг друга.
Объекты мысли Чирнгауз делит на три класса: чувственно-наглядные, рациональные, или математические, и физические, или реальные, вещи. Представления первого класса, т. е. содержания чувственности, даются нам извне помимо нашей воли, объекты же второго класса (рациональные или математические), по мнению Чирнгауза, суть чистые создания самого человеческого ума, которые якобы не нуждаются ни в каком внешнем оригинале. Они представляют собой исключительно акт генетической конструкции. Получаемые этим путем объекты допускают различные способы возникновения. Так, окружность можно получить путем вращения прямой вокруг одной точки и путем сечения шара. Безразлично, прибегнем ли мы к тому или другому способу образования чисто математических понятий.
Третий класс объектов мысли у Чирнгауза – физические вещи, или реальные сущности (entia realia). В отличие от рациональных, или математических, чисто умственных объектов они возникают одним единственным способом и происходят от одной причины, и понятия об этих вещах не зависят от нас, но исключительно зависят от собственной природы самого предмета. Об этих понятиях правильнее было бы сказать, что они образуются не нами, а при нашем участии. Таковы все наши понятия о материальных вещах.
Недостаток этого учения Чирнгауза заключается в том, что он отрывает чувственные данные, математические понятия и физические вещи друг от друга, резко противопоставляет их друг другу, не видит связи между ними. Таким образом, у него появляется метафизический разрыв между опытом и разумом, между эмпирическим и рациональным познанием. Он тщетно ищет выхода из этого тупика. С позиций картезианского рационализма он признает принципами, на которых покоится всякая дедукция, данные «внутреннего опыта». В конце концов он строит все здание научного знания на данных самонаблюдения. И высшим критерием истины Чирнгауз признает психологическую принудительность мыслить о предмете так, а не иначе. Утверждение и отрицание, по Чирнгаузу, суть не что иное, как высказывание о том, что мы что-либо внутренне в нашем сознании можем мыслить или не можем мыслить. Между бытием и небытием нет иной разницы, кроме различия между возможностью и невозможностью мыслить. И наивысшие логические законы (закон противоречия и др.), по Чирнгаузу, не имеют никакого отношения к объективной реальности, но являются такими законами нашего мышления, которые устанавливают, какие мысли у нас могут быть и какие не выполнимы.
Такой взгляд ведет к отрицанию объективной истины, к признанию истины релятивной, зависящей от субъекта, от особенностей его психологии. Стремясь избежать такого вывода, Чирнгауз утверждает, что в отличие от чувственности, которая бывает индивидуально отличной у разных людей, мышление является единым, общечеловеческим, всегда одинаковым у всех людей. Мышление всегда тождественно у всех людей и подчиняется всегда одним и тем же законам. Отсюда он выводит такой признак мышления, как его «сообщаемость» (мысли могут передаваться другим). Чирнгауз ставит себе в заслугу то, что он, в отличие от Декарта, понимает мышление как общечеловеческое.
Но, несмотря на это, его критерий истины остается субъективным, поскольку в понятие истины он не включает таких признаков, как соответствие объективной действительности, устанавливаемое практикой. Для него истина есть то, что всеми людьми мыслится с ясностью и необходимостью.
Чирнгауз из всех наук на первое место ставит физику, считая, что именно она дает подлинное знание всего сущего и является основой всех наук. Логика же и математика, как и все другие науки, кроме физики, имеют дело с законами не самой объективной действительности, но с созданиями нашего собственного ума. Логику Чирнгауз называет «медициной ума» и «общими правилами искусства нахождения истины». Отсюда видно, что он понимает логику как научную методологию и как средство предохранения от ошибок и заблуждений в процессе познания. В теории познания и логике Чирнгауз продолжает развивать рационалистическую линию Декарта и Спинозы.
Представителями рационализма в Англии в XVII в. были также Г. Чербери, Т. Дигби и кембриджская философская школа (Кедвортс, Норрис и др.).
Интерес для истории логики представляет теория суждения Дигби. Близкий по своим философским взглядам к Декарту, придерживавшийся картезианского дуализма между материей и духом, Дигби развивает учение, что основная функция сознания состоит в том, чтобы приводить в единство многообразное чувственное содержание. По его мнению, мышление не есть простое отображение внешней действительности, а представляет собой чистый духовный акт, состоящий в том, что разум бросает свой свет на окружающий человека мир. Сам по себе объективный мир, пока он не освещен сознанием, лежит в полной тьме. Он проясняется и приобретает определенные черты и формы, когда мы к нему подходим с основными понятиями разума. Но при этом категории мышления отнюдь не придают реальным вещам какой-либо чуждой им формы, они проясняют и развивают только то, что находится в самих этих вещах. Предмет познания не теряет свою собственную природу, когда он входит в сферу сознания, хотя он при этом достигает новой, более высокой, действительности.
Суждение Дигби рассматривает не как простое соединение двух понятий, а как подлинное единство. Уже всякое эмпирическое суждение, по его учению, представляет не простое сочетание двух: отдельных представлений, соединенных связкой «есть». Два представления, входящие в суждение, получают как бы одну общую жизнь, образуют одно органическое целое, взаимопроникают друг друга, становятся единым содержанием. Равным образом и сложные умственные образования характеризуются тем же единством.
