Самому Бэкону была ясна недостаточность его индуктивного метода и те трудности, с какими было сопряжено его применение. В самом деле, для составления таблиц по методу Бэкона необходимо собрать чрезвычайно обширный материал, и притом никогда не может быть гарантии, что мы исчерпали все возможные случаи.
Таким образом, процесс бэконовской индукции чрезвычайно длительный, не дающий вполне надежных результатов. Поэтому у Бэкона возникла мысль о дальнейшем усовершенствовании его истинной индукции и он пришел к «идее прерогативных инстанций». Это – важнейшее открытие, которым Бэкон обогатил науку логики. Он ставит вопрос, нельзя ли процесс истинной индукции сократить и при этом получить выводы не менее, а еще более надежные. Бэкон делает открытие, что бывают случаи прерогативные, имеющие то преимущество, что в них исследуемое явление выступает в столь чистом и несмешанном виде, что представляется возможность быстро и легко различить случайное от существенного. Прерогативные инстанции дают возможность применить ускоренную индукцию, поскольку в этом случае отпадает необходимость составлять громоздкие таблицы и исходить из сравнения представленных в них многочисленных случаев. Немногочисленные Прерогативные инстанции вполне достаточны для надежного вывода.
Бэкон насчитывает 27 видов прерогативных инстанций. Перечисление их носит несистематический, беспорядочный характер, и приводимые прерогативные инстанции неравноценны. Среди них много таких, которые вовсе не могут претендовать на признание их прерогативными. Вместе с тем в даваемом Бэконом перечне прерогативных инстанций имеются весьма ценные.
Наибольшее значение имеют следующие бэконовские прерогативные инстанции: единичные (instantiae solitariae), переходящие (instantiae migrantes) и инстанции креста (instantiae crucis). Единичные инстанции, по учению Бэкона, бывают двух видов: во-первых, сюда относятся предметы, сходные между собой только в исследуемом свойстве и не имеющие никаких других общих свойств за исключением исследуемого, и, во-вторых, предметы, которые, наоборот, подобны другим предметам во всем за исключением исследуемого свойства.
Таким образом, бэконовские единичные прерогативные инстанции предвосхищают миллевские методы единственного сходства и единственного различия. Переходящие инстанции мы имеем тогда, когда исследуемое свойство то возникает, то исчезает, ослабевает и усиливается. Этот вид прерогативных инстанций предвосхищает миллевский метод сопутствующих изменений. Инстанциями креста Бэкон называет такие случаи, когда исследователь стоит как бы на перекрестке двух дорог и ему предстоит сделать выбор, по какой же из них пойти. Инстанция креста – это такой опыт, который имеет решающее значение для принятия одного из альтернативных положений и отбрасывания другого. Решение вопроса в этом случае зависит от постановки надлежащего эксперимента (experimentum crucis). Бэкон приводит ряд примеров подобного эксперимента.
Сам Бэкон пытался на практике применить свой метод истинной индукции и избрал предметом своего исследования явления тепла и холода. Он пришел к выводу, что «формой» (причиной) теплоты является вибрирующее движение мельчайших частиц материи и это движение передается от одних тел (более теплых) другим (менее теплым). Желая экспериментально изучить, каким образом холод действует на органическое тело, Бэкон стал набивать снегом куриц, простудился и умер.
Увлекаясь экспериментами, Бэкон не обладал таким дарованием экспериментатора, как Галилей и Декарт, и не обогатил естествознание никакими открытиями. Он верил во всемогущество научного метода, полагая, что его метод «мало предоставляет проницательности и силе ума», что этот метод почти уравнивает умы и способности, потому что он устанавливает подробно разработанные правила, которые остается только методически применять.
Бэкон считал, что его метод дает человеческому уму как бы циркуль и линейку, при помощи которых самая неопытная рука может чертить без труда круги и прямые линии. В данном вопросе его взгляд совпадает со взглядом Декарта, который утверждал, что естественный свет разума одинаков у всех людей, превосходство же в научном исследовании одних перед другими заключается в том, что те, которые руководствуются знанием правильных логических приемов, лучше управляют своим разумом в деле открытия новых истин. Оба они – и Бэкон и Декарт – одинаково понимают логику как науку о научном методе, применение которого ведет к открытию новых истин.
Выдающееся место Бэкона в истории логики прежде всего определяется тем, что его логика построена на материалистической основе. Характеризуя философские воззрения Бэкона, Маркс назвал его родоначальником английского материализма, но при этом отмечал, что его учение кишит теологическими непоследовательностями. Материализм Бэкона был метафизическим, но еще не стал, как у Гоббса, механистическим. Об этом К. Маркс пишет: «У Бэкона, как первого своего творца, материализм таит еще в себе в наивной форме зародыши всестороннего развития. Материя улыбается своим поэтически чувственным блеском всему человеку»[69]. Поэтому в философии и логике Бэкона качество не сводится к количеству как у представителей механистического материализма. Но у него это проводится в ущерб значению математики в познании природы.
Идея опытного естествознания у Бэкона не поднимается до идеи математического естествознания. Он даже склонен был относиться отрицательно к применению математических методов в физике, считая, что, поскольку физика имеет дело с качествами, а математика с количеством, ошибочно подходить к физическим явлениям с математическими формулами.
В разработке теории индукции Бэкону принадлежит огромная заслуга: он возродил и развил дальше демокритовско-эпикурейскую теорию индукции, однако он не создал законченной теории научной индукции, заложив лишь ее фундамент. Заслугой Бэкона была борьба за свободу науки, за ее независимость от религии и теологии, от авторитетов всякого рода. Бэкон резко критиковал как догматиков, которые считали, что уже все исследовано и остается лишь обращаться к авторитетам, так и агностиков, отрицавших всякую возможность познания. Бэкон убежден в том, что человек способен познать объективную истину, причем он считает, что подлинная наука в его время делает лишь свои первые шаги. Ему не чужда идея развития науки.
Младший современник и друг Франциска Бэкона Томас Гоббс продолжал линию Бэкона в английской философии и создал систему материалистически-механической философии. Называя Гоббса систематизатором бэконовского материализма, Маркс и Энгельс вместе с тем отмечали, что в учении Гоббса совершилось дальнейшее развитие материализма в направлении к одностороннему механическому мировоззрению. Как указывали Маркс и Энгельс, в философии Гоббса «чувственность теряет свои яркие краски и превращается в абстрактную чувственность геометра. Физическое движение приносится в жертву механическому или математическому движению; геометрия провозглашается главной наукой»[70].
Но если таким образом материализм Гоббса стал односторонним, лишен того красочного многообразия, какое было у материализма Бэкона, и носит чисто рассудочный характер, зато, как отмечают К. Маркс и Ф. Энгельс, материализм «с беспощадной последовательностью развивает все выводы рассудка»[71], в частности уничтожает «теистические предрассудки бэконовского материализма»[72].
Если Бэкон развил дальше демокритовско-эпикурейскую логику, то Гоббс возродил и развил номиналистическую логику стоиков.
Отметим вкратце основные пункты сходства и различия между воззрениями Гоббса и Бэкона.
Что касается отношения к религии, то материалистическая философия Гоббса, как отметил К. Маркс, последовательнее учения Бэкона, она отрицает существование бога, Гоббс говорит, что люди выдумали богов вследствие незнания истинных причин явлений природы. Он объявляет религиозные представления антинаучными и абсурдными. Но это только в теории. А на практике Гоббс требует от каждого гражданина признавать господствующую государственную религию, верить в ее догматы, относясь к ним так, как к пилюлям, прописанным врачом: глотать их, не разжевывая (ибо если станешь их разжевывать, то узнаешь их подлинный вкус – их нелепость). Такое странное отношение к религии у Гоббса объясняется тем, что его материализм, как и материализм Бэкона и вообще английских мыслителей XVII в., квалифицируется классиками марксизма как «аристократический» (по выражению Энгельса).
