Он уселся на пол, остальные расположились кружком.
— Итак. В своем мире я был самым обычным человеком. Писателем. И мое воображение создало ваш мир…
— То есть, вы, Господь, хотите сказать, что мы — писательский вымысел? Может, мы вам вообще снимся? — огорчилась Дарк. — Не люблю такие концовки. Читаешь-читаешь, сопереживаешь героям, и на тебе: это все, оказывается, было только в голове одного из персонажей. Уж совсем какая-то хуета и постмодернизм.
— Нет-нет, ваш мир так же реален, как и мой, — заверил профессор. — Он возник благодаря силе моего воображения, но зажил своей жизнью. Что есть магия? Кто из вас задумывался?
— Это науке еще неизвестно, — ответил Дворф.
— Совершенно верно. Так вот: человеческое воображение и есть настоящая магия. Чем оно сильнее, тем созидательнее. Ведь самые прекрасные дворцы возникают сначала в воображении архитектора, не так ли? Все начинается с мысли… В своем мире я задумал написать книгу о сказочной реальности. Я жил мечтою о ней, меня окружали видимые только мне удивительные существа. Я придумывал их обычаи и языки, вел с ними долгие беседы, ожидая, когда сказка вызреет в моем сознании, и ее можно будет перенести на бумагу. Но однажды выдуманный мир позвал меня, и затянул. Оказалось, что он претворился в жизнь из фантазий. Так сильно работало мое воображение. Меня встретили чудеса, волшебство, и жители юного мира, добрые и наивные, как дети. Откуда-то они поняли, что это я их создал, и признали меня своим божеством.
Профессор замолчал, раскуривая трубку.
— А что же было дальше, Господи? — зачарованно спросила Дарк.
— Я прожил здесь много лет, и мир продолжал наполняться удивительными существами из моего разума. Но однажды я вернулся в свою реальность. Это произошло неожиданно, независимо от меня. Я просто соскучился по жене, друзьям, стал представлять любимый Оксфорд, где работал в колледже, свой дом на Нортмур-роад, 20, бар «Орел и дитя», где мы собирались с друзьями… И вдруг очутился дома.
— Наверное, все ваши близкие уже состарились? — сочувственно произнес Люмик.
— Нет. Не знаю, как это объяснить, но в моем мире прошло всего несколько минут. Все было так, словно я ненадолго потерял сознание. Я отправился домой, и принялся за книгу о волшебных странах, в которых побывал. — Профессор слегка смутился, закусил мундштук трубки, и признался: — Приукрасил, правда, немного. Добавил пафоса, героики, колец там всяких и спасение мира…
Он задумался и замолчал.
— А что было потом? — поторопила Дарк.
— Потом я умер, в почтенном возрасте восьмидесяти одного года. Перепил шампанского, вот и открылась язва, за ней плеврит… так банально. В общем, умер. И снова попал в ваш чудесный мир. Вот уж я обрадовался! Но оказалось, здесь прошло много веков, меня никто не помнит, и даже имя мое забылось, я известен, как Неизвестный, простите за глупый каламбур.
— Но вы-то помнили? Могли бы сказать людям, — заметил Джо.
— Не мог, друзья мои. Кто бы мне поверил? К тому времени население вашего мира мигрантами уже было не удивить. Но главное, я сам вскоре обо всем забыл, и стал сыщиком. Патроном. Человеком неопределенной внешности, которого никто не мог узнать. Вспомнил себя лишь сегодня, когда Фолькерст заговорил о других мирах. Наверное, антимагия так подействовала.
— А что же произошло, Господи? Почему антимагия не вырвалась наружу? Куда она делась?
— Потому что она во мне, — улыбнулся Толкин. — Если магия это воображение, что есть антимагия, как думаете?
— Антивоображение? — предположил Джо.
— Беспросветная тупость, например, — сказал Люмик.
— Анимагия это отсутствие фантазии, верно. Мир, лишенный фантазии, стал бы очень скучным и серым. Но мое воображение так богато, что я сумею с этим справиться.
Профессор затянулся трубкой, выпустил несколько колечек расцвеченного яркими искрами дыма. Из самой трубки тоже вырвался рой искр.
— Магия высочайшей концентрации, — пояснил Толкин. — Такое скопление частиц, что их видно невооруженным глазом.
— Магия возвращается, — Дарк молитвенно сложила руки. — На наших глазах, Господи…
— Кстати, а куда делся Фолькерст? — спросил Дворф.
— Ступив в поток антимагии, я вообразил мир, населенный гигантскими червями-насильниками, и отправил его туда.
Ублюдки испуганно замолчали, представляя судьбу министра.
— А что ну… будет дальше? — поинтересовался Жига.
— Дальше все вернется на круги своя.
— И у нас будет живой бог! — воскликнула Дарк.
— Боюсь, нет. Как всякий приличный создатель, я должен искупить грехи своих созданий. Шагнув в антимагию, я знал, что жертвую собой. Это цена спасения дорогого моему сердцу мира фантазии. Вернув ему волшебство, сам я, увы, исчезну.
Дарк разрыдалась.
— Не плачь, девочка. Я ведь не умру. Просто перемещусь в другую реальность. Совсем другую. Таково действие антимагического потока.
Комната все наполнялась разноцветным мерцанием. Яркие искры-светляки вылетали из трубочного дыма, кружились под потолком, собирались в стаи и выпархивали в тоннель. Магия возвращалась в мир. Вместе с этим истаивал профессор. Его черты плыли, изменялись, вот на месте старика появился молодой худощавый мужчина, затем — юноша. Силуэт Толкина становился все прозрачнее, и наконец совсем исчез.
— Прощайте, дети мои! — повисли в воздухе его последние слова, и рассеялись вместе с цветными искрами.
Дарк всхлипнула.
— Значит, наша история закончилась явлением Deus ex machina, он же рояль в кустах, — сказал Дворф. — Что ж, не самый худший вариант хэппи-энда.
— Это история с антимагией закончилась, — мрачно ответил Джо. — А наш хэппи-энд как бы на виселице не случился.
Все вопросительно посмотрели на убийцу.
— Вот вы вроде все умные, а как дети малые, блядь. — Джо широко повел рукой. — Вы подумали, как мы объясним всю ебанину, что натворили?
Эпилог
Два месяца спустя
Зал сверкал варварской роскошью: под потолком солнечно горели огромные хрустальные люстры, блики их света отскакивали от зеркал на стенах и путались в длинном ворсе богатых ковров. Повсюду стояли игорные столы, крупье за ними были одеты безупречно, но, если присмотреться, лихое выражение лиц выдавало их с головой. Вокруг сновали симпатичные девицы топлесс, разнося выпивку и закуску. Казино «Фантазия» принимало гостей: сюда приезжали не только эстарготцы, но и любители азартных игр со всего мира.
Соседний зал был отдан под дорогой ресторан. Обстановка и тут поражала шиком: бархатные диваны, палисандровые столы, тяжелые парчовые занавеси, за которыми прятались уютные отдельные кабинеты.
В самом большом кабинете, во главе уставленного закусками стола сидел Джо — гладко выбритый, причесанный, в дорогом костюме. На мизинце правой руки хищно поблескивал перстень с крупным бриллиантом. О прошлом Джо напоминал только шрам, пересекавший его лицо.
— Ступай, куколка, — убийца хлопнул по заднице хорошенькую официантку. — На тебе на чай.
Грудь девушки была прикрыта лишь лямками кокетливого фартучка. В его карман Джо и сунул купюру.
Первый месяц после спасения мира дался ублюдкам очень тяжело: Джо оказался прав, им пришлось многое объяснять властям. Три недели каждый из агентов Бюро находился в изолированной комнате, где с ним беседовала служба безопасности Короны. Допросы следовали один за другим, безопасники пытались сбить ублюдков с толку, подловить на лжи. Параллельно допрашивали всех, кто принимал участие в штурме загородного дома Фолькерста. В итоге ничего не оставалось, как признать: странные полукровки говорят правду.
Перед властями Эстаргота в полный рост встала истина: здесь свершилось второе пришествие Неизвестного. Строго говоря, оно даже было уже третьим. Королевский дом, правительство и Церковь задумались, скрыть это подозрительное явление от народа или все же сделать достоянием гласности. Но Неизвестный, устроив спасение мира, ушел, никаких требований не выдвинул, с поучениями к властям не приставал. Такая манера вести дела заслуживала всяческого уважения.
