7

/…Как странно, что образ этого человека, каким он представал в сознании К., ему самому казался далеким от действительности, словно перед ним не один человек, а двое, и словно только один К., но никак не действительность, способен этих двоих различать, – и еще К. подумал, что, наверно, вовсе не его бесхитростная уловка, а только его растерянное, исполненное робкой надежды лицо, которое Варнава, должно быть, даже в ночи сумел разглядеть, побудило посыльного взять его с собой. Только в этом К. и черпал теперь надежду, ибо в остальном…/

8

/…К. обернулся, ища глазами пальто и твердо намереваясь, хоть оно и промокло насквозь, надеть его снова и немедленно отправиться обратно в трактир, сколь бы трудно это ни было. Надо было прямо и открыто сказать себе и этим людям, что он обманулся, и только возвращение в трактир казалось ему подобающей и достаточной формой такого признания. Но прежде всего он не хотел дать проснуться в себе колебаниям и неуверенности, не хотел дать втянуть себя в предприятие, оказавшееся вопреки первоначальным упованиям столь безнадежным. Руку, тянувшую меня за рукав, К. просто стряхнул, даже не глянув, кто это его трогает.

Тут он услышал, как старик сообщает Варнаве:

– Служанка из Замка к тебе приходила. – И они тихо о чем-то заговорили.

К. уже настолько ничему не верил, что некоторое время пристально наблюдал за ними, пытаясь понять, не нарочно ли ради него старик обронил свое замечание насчет служанки. Видимо, все-таки не нарочно, болтливый отец, чьи слова время от времени с готовностью подхватывала и матушка, рассказывал Варнаве без разбору все подряд, Варнава склонился к нему и, слушая, улыбался К., словно призывая и его порадоваться, какой у него родитель. К., однако, радоваться не стал, наоборот, некоторое время созерцал эту улыбку с удивлением. Затем обернулся к девушкам и спросил:

– Вы ее знаете?

Те его не поняли, да и оробели слегка – слишком уж строго и властно К. ненароком к ним обратился. Тогда он объяснил, что имеет в виду служанку из Замка. Ольга, та из сестер, что поприветливее, – она и что-то вроде девичьего смущения выказывала, в то время как Амалия не сводила с К. ощутимо тяжелого, казалось, даже чуточку туповатого взгляда, – ответила:

– Служанку из Замка? Конечно знаем. Она сегодня тут была. А ты тоже ее знаешь? Я думала, ты лишь со вчерашнего дня здесь.

– Да, со вчерашнего, – ответил К. – А сегодня с ней повстречался, мы словцом-другим перемолвились, однако потом нас прервали. Я бы охотно увиделся с ней еще. – И, чтобы звучало не так откровенно, добавил: – Она насчет какого-то дела хотела со мной посоветоваться. – Упорный взгляд Амалии стал его раздражать, и К. повернулся к ней: – В чем дело, что с тобой? Пожалуйста, перестань на меня так смотреть.

Амалия, однако, вместо того чтобы извиниться, лишь плечами передернула, отошла в сторону, взяла со стола недовязанный чулок и снова принялась за рукоделие, не обращая больше на меня ни малейшего внимания.

Ольга, пытаясь загладить неучтивость сестры, сказала:

– Служанка эта, наверно, завтра снова к нам зайдет, тогда и поговоришь с ней.

– Хорошо, – сказал К.,– значит, я у вас и заночую. Вообще-то я и у сапожника Лаземана мог бы с ней поговорить, но лучше у вас останусь.

– У Лаземана?

– Ну да, там я ее и встретил.

– Тогда это недоразумение. Я имела в виду другую служанку, не ту, что у Лаземана была.

– Что же ты сразу не сказала! – воскликнул К. и возбужденно забегал взад-вперед по горнице, пересекая ее из конца в конец. Странной, прихотливо смешанной казалась ему натура этих людей: редкие проблески приветливости не могли прогнать их всегдашней холодной замкнутости и настороженности, даже хитровато выжидательной и хищной опаски, исходившей вроде бы не от них лично, а от неведомого повелителя; все это отчасти заглаживалось – можно, впрочем, сказать, что и обострялось, но К., по его характеру, виделось не так, – беспомощностью, детской пугливостью и детской же медлительностью ума, даже известной его податливостью. Если бы удалось радушие их натуры использовать, а враждебность обойти – для чего, впрочем, одной ловкости мало, тут требовалось нечто большее, а вероятно, к сожалению, еще и помощь от них же самих, – тогда, наверно, они не стояли бы у К. на пути помехой и преградой, не отталкивали бы его от себя беспрестанно, как покамест только и делали, а напротив, подхватили бы на руки и понесли, куда он захочет, да еще с детской доверчивостью и с детским же азартом. Нервно расхаживая взад-вперед по комнате, он вдруг на секунду остановился возле Амалии, небрежно выхватил у нее из рук вязанье и бросил на стол, за которым сидела вся семья.

– Что ты делаешь? – воскликнула Ольга.

– Да так, – в сердцах, хотя и с улыбкой ответил К., – зло берет на всех вас глядеть.

И сел на лавку у печки, взяв на колени маленькую черную кошку, что там же, на лавке, дремала. До чего чужим и все же почти как дома чувствовал он себя тут, в этой горнице, хотя обоим старикам пока даже руки не протянул, с девушками, можно считать, и не поговорил толком, да и с Варнавой в его новом обличье еще слова не сказал, и тем не менее вот, сидит в тепле, никто не обращает на него внимания, ведь с сестрами он уже слегка поцапался, и только доверчивая, несмышленая домашняя кошка карабкается по груди ему на плечо. Даже если и здесь его поджидало разочарование, то вместе с разочарованием зарождаются и новые надежды. Да, Варнава сегодня в Замок не собрался, но завтра с утра отправится, да, та девушка из замка сюда не приходила, зато приходила другая…/

9

/…К. думал больше о Кламме, чем о Фриде. Он завоевал Фриду, и это требовало срочного изменения планов, в руках у него теперь такой инструмент власти, который, пожалуй, всю его работу в деревне делает излишней…/

10

/…лежа почти без одежд, ибо успели сорвать их друг с друга руками, а то и зубами…./

11

/…– общего будущего у них ведь быть не может, и какое-то решение надо принимать уже очень скоро…/

12

/…Но К. уже был за дверью, уже спешил вниз по лестнице. Помощники следовали за ним.

– К старосте! – приказал К.

Помощники повели его. И хотя легкий морозец скорее приятно бодрил, на улице опять не было ни души.

«Почему они все по домам сидят? – спрашивал себя К. – Даже дети и те в снежки поиграть не выйдут».

Двор старосты оказался неподалеку. Сам он, когда К. вошел, как раз занимался служебными надобностями, сидел за столом вместе с писарем…/

13

/…особенно в случае вроде этого, когда власти только оборонялись, а К. был в наступлении, то есть властям приходилось держать поистине бесконечный фронт обороны, К. же, напротив, имел возможность ударить по этому фронту где и когда вздумается…/

14

/…вроде той первой и как раз поэтому так и оставшейся пока что единственной победы над Шварцером…/

15

/…Он ведь уже начинал понемногу осваиваться с аппаратом власти, уже учился играть на этом тонком, настроенном на вечное равновесие инструменте. В сущности, все искусство заключалось в том, чтобы, ничего не делая, заставить аппарат работать самому, а именно – понудить его к работе одной только неустранимой силой своей земной тяжести, своего бездеятельного, но неотступного присутствия…/

16

/…Как он радовался, что в лице старосты судьба послала ему столь доверчивого, столь податливого на чужое мнение человека!…/

17

/…Сперва он не понимал – мы только потом об этом узнали, – с какой стати у нас вообще возникло, если так можно выразиться, само побуждение землемера не вызывать. А вся штука в том, что о первом письме из отдела «А» мы вообще не упоминали, ибо предполагали, что само дело в соответствии с каким-то рескриптом от одного отдела передано теперь другому. Вот тут Сордини и ухватился за ниточку…/