Ну уж нет, Даша. Никуда ты от меня не уйдешь. Из-под земли достану, но семью я сохраню.

Двое суток в поезде дались мне вполне легко. Выручало теплое общение с сыном и мой любимый парфюм со сладким запахом малины. Ильяс никогда не любил эти духи. Считал их слишком инфантильными.

«Тебе же не пятнадцать лет!» – было его излюбленным обвинением.

Да, мне было уже за тридцать, но разве можно такое говорить женщине? Я, конечно, практически не замечала пока признаков старения – спасибо генетике, но все равно какие-то недостатки у меня были. Я не накачивала аппетитную попу, не увеличила грудь после родов, не удалила едва заметные растяжки на животе, не накачала себя уколами красоты и филлерами. Все мои подруги и родственницы всегда осыпали меня комплиментами, что я выгляжу как девочка. Однако это постоянное напоминание, что мне не пятнадцать от мужа ужасно раздражало.

Я не стремилась выглядеть как пятнадцатилетка, но иногда хотелось чуть больше свободы в самовыражении. Ходить по дому в смешных пижамах, когда рядом сын. Кататься с ним на аттракционах в парке, потому одному ему страшно. Резвиться в центре батутов или нырять в бассейн с мягкими кубиками на детских площадках, потому что так тоже хочет мой сын. Сюда же входили сладкие конфетные виды парфюма, ярко-розовая помада, кроссовки вместо каблуков и мороженное.

Но каждый раз мне было не пятнадцать, и мне приходилось либо делать что-то тайком от мужа, либо просто не делать. К счастью, сейчас я впервые поняла что действительно «к счастью», мой муж был очень занят в последнее время, и я все чаще могла тайком позволить себе немного подурачиться с сыном.

– Мам, – выдернул меня Ромка из раздумий, – а давай мороженое купим? Папы ведь нет.

Я улыбнулась ему такой улыбкой, во время которой обычно сдерживают слезы.

Да, папы уже нет. Но мне все равно его не хватает. Я все равно люблю Ильяса, и как бы сейчас на него не злилась, но я уже скучаю.

Зачем я пришла к нему в офис? Может, лучше было не знать? Да, это было, но пусть было бы за моей спиной. Хотя… нет. Я бы так не смогла. Если бы пошли слухи, и я узнала об этом из снимков папарацци, из сплетен друзей, мне было бы еще унизительнее. Наверное, все-таки лучше знать.

– Хорошо, – я взъерошила Ромке волосы на затылке. – купим мороженого. Скоро будет остановка, мы сможем выйти на десять минут.

– Класс! – обрадовался он. – Это даже хорошо, что папу съел динозавр. А он скоро его отпустит? Давай через неделю? Чтобы мы успели еще много всего покушать?

– Ром, я не знаю, – сдалась я. – Правда, не знаю.

Я могла бы продолжить эту бессмысленную шутку. Но мне не хотелось обнадеживать сына. И так же не хотелось обрубать ему надежду. Я не рассчитывала на перемирие с мужем. Я не прощу ему предательство. Он предал не только меня, а нашего сына – самое дорогое, что у нас есть. Предал его уже давно, лишив своего внимания. Наложив на него кучу запретов. В последний год Ромка только и делал что обижался на папу. Но больше этого не будет.

На ближайшей станции, я, как и обещала, сошла с Ромкой с поезда и закупилась шестью видами мороженого.

– Только будем кушать очень осторожно, ладно? – предупредила я. – Сначала чуть-чуть подтопим его на солнышке.

– Ну, мам! – привычно заныл он. – Так совсем невкусно.

– Ты же не хочешь, чтобы у тебя заболело горло? – я сделала голос чуть строже. – Тогда придется идти к врачу.

– Нет, только не к врачу, – обиженно буркнул Ромка. – Пусть тогда полежит на солнышке.

– Умничка, – я поцеловала ребенка в щеку и снова повела его к поезду.

В вагоне мы продолжили наши игры в шахматы и монополию. Ромка был настолько активен даже умственно, что умудрялся играть в две игры одновременно. Правда, шахматы ему только полюбились, и мне приходилось с ним играть больше в поддавки, но все же я была рада, что сын выбирает настольные игры вместо телефона.

– А садик? – вдруг спросил он. – В садик не пойдем?

– Пока нет, – отвечала я между ходами. – Буду заниматься с тобой сама.

– Ура! – обрадовался он. – А тренироваться мы тоже будем?

В садике он занимался тхэквондо и явно не планировал пропускать тренировки.

– Будем, – задумчиво отвечала я, пытаясь успевать за мыслями и ходами ребенка.

– И что, мне можно тебя бить? – удивился он. – Папа всегда говорил, что нельзя.

– Мы что-нибудь придумаем, ладно? – я окончательно сбилась и в разговоре, и в играх. А «мы что-нибудь придумаем» было моей стандартной фразой, когда я хотела взять небольшой перерыв в какой-то теме.

– А бабуля сварит блинчики? – Ромка продолжал пытать меня вопросами, ловко скупал здания и зажимал меня фигурами на доске.

– Сварит, – я уже испытывала небольшой стресс от мультизадачности.

– А мячик мы точно взяли? Я хочу с дедой поиграть в футбол, – продолжал мучить меня Ромка.

– Взяли, – отвечала я, а мои мысли окончательно запутались.

– Мам, а почему ты так пошла? Ты что не знаешь, лошадка так не ходит! – он довел меня до точки кипения расспросами, и я сокрушенно выдохнула.

– Заяц, мне нужно сходить в туалет, – тихо сообщила я. – Пожалуйста, подожди меня здесь.

– А ты быстро? – не унимался он.

– Быстро, – кивнула я и направилась к двери.

– Ты не взяла салфетки, – напомнил он.

– Да, – я вернулась, взяла салфетки и наконец вышла из купе.

Однако в туалет не направилась. Я лишь приоткрыла окно в проходе, и позволила ветру сорвать слезы с моих глаз.

Я все выдержу. Мне просто нужна минутка передышки. Но я все выдержу.

Ильяс

Первым делом решил позвонить начальнику службы охраны в своем офисе.

– Андрюх, ну-ка по-быстрому выясни мне одну вещь, – сходу дал ему распоряжение. – Узнай кто там был сегодня на входе и приходила ли моя жена в офис или нет. И по камерам проверьте. Только живо! Пять минут на выполнение!

Андрей выдал свое армейское согласие и разъединился. Я же принялся ходить по квартире как тигр в клетке.

То, что было написано на зеркале совсем не указывало на Дашу. Она у меня была вся такая святая. Я в жизни не слышал от нее ни одного матерного слова.

Родом она была из семьи нищих интеллигентов, поэтому чтобы опуститься до такого, она должна быть не в себе как минимум.

Помню именно это меня в ней и привлекло: умение держать себя с достоинством в любой ситуации. Я не помню случая, чтобы она сорвалась на меня, оскорбила, накричала. Даже осуждающего взгляда с ее стороны никогда не было.

А я, пресыщенный дальше некуда этими капризными мажорками, что вились вокруг меня, вдруг встретил такую утонченную, одухотворенную и воспитанную Дашу.

Такой бриллиант, в таком навозе.

Она ведь обычным репетитором для племянницы в мой дом устроилась. Зато держала себя так достойно, что я сразу влюбился как дурак.

Смешно, я такой прожжённый и циничный, перемахнувший за тридцатник, и вдруг запал на тихую училку-эстетку.

Сначала поиздеваться над ней хотел. В какую-нибудь ситуацию неловкую поставить и посмотреть, как выкрутиться эта курочка. Но Дашка будто видела меня насквозь. И вроде попадалась в мои ловушки, но мне аж самому стыдно становилось, что я ее в чем-то подставлял.

Так продлилось всего дней десять, а потом у меня случилась большая вечеринка дома, Дашка только закончила урок и как раз спускалась по лестнице. И тут парочка моих друзей откровенно загляделись на Дашку. Я тогда выпил, естественно. Ревность взыграла. Я взял и сделал ей предложение, причем в очень грубой и собственнической форме.

А Дашка лишь глаза опустила и ушла прочь. Мать моя на следующее утро влетела ко мне в комнату и стала ругать, что я на учительниц бросаюсь. Во время разговора Дашка в очередной раз проходила мимо, закончив урок. Спокойно так, со своим привычным достоинством, заявила, мол, она все понимает, предложение не принимает, пусть маменька моя остаётся спокойна.