— Эви, думаю, будет лучше, если мы пока не станем говорить о наших отношениях. Меня рекомендовали в академию именно потому, что я не женат, и у меня нет семьи. Я должен показать, что готов полностью посвятить себя работе. Ну, детка, не куксись — это всего пара лет.

Но она уже поняла, что это означало — он рвал всё, что их связывало. В академии у него появятся новые друзья и, возможно, новая девушка, которая будет куда больше соответствовать его новому статусу.

Пока они летели до Аньера, она прокручивала этот разговор у себя в голове снова и снова. И разве удивительно, что она не смогла удержать на подносе бокал, когда аэроплан качнуло в воздухе?

Облить лимонадом пассажира первого класса — что могло быть хуже для ее карьеры? И даже если пострадавшая девушка не напишет жалобу, оплошность Эвелин видели все. И даже Реми в этот момент не нашел для нее добрых слов.

— Какая же ты неловкая, Эви! Думаю, тебя больше не поставят на такой рейс, — вот и всё, что он ей сказал.

А еще велел отдать пассажирке ее новое платье. То самое платье, которое шила для того, чтобы гулять с Реми по набережной Аньера!

Впрочем, зачем оно ей теперь? Оно бы напоминало ей о Реми и об их несостоявшемся отпуске.

Но когда все пассажиры покинули судно, и она получила возможность переодеться, то слёзы сами хлынули у нее из глаз. И нет, она плакала совсем не из-за платья. Она рассталась сейчас с чем-то гораздо большим, чем новый наряд — со своей мечтой о любящем, заботливом муже.

Ей пришлось надеть залитое лимонадом платье девушки — не ехать же в отпуск в униформе. А в том, что она по-прежнему хочет провести отпуск в Верландии, она ничуть не сомневалась. Теперь она была просто обязана именно так и поступить. Назло отшившему ее Реми! Хотя бы пару дней она погуляет по Аньеру, чтобы было что рассказать потом дома.

Эвелин посмотрелась в маленькое зеркальце.

Хорошо, что лимонад был не из манго — иначе пятно на ткани было бы куда ярче. Хотя, вроде бы, манго здесь вообще запрещено. Кажется, оно действует на драконов как-то по-особому.

И не такое уж большое это пятно. Она приколет на платье розу, и никто вообще ничего не заметит. Ей, главное, добраться до ближайшей гостиницы. А уж там-то она найдет способ привести одежду в порядок.

На улице уже смеркалось, и подойдя к зданию аэропорта, Эвелин огляделась. Ей нужно нанять экипаж — вряд ли стоит на нем экономить, находясь в незнакомом месте. Но на площади стояла только роскошная карета, и никаких других транспортных средств поблизости не наблюдалось.

И когда вдруг до того мирно стоявший у кареты мужчина направился к ней, Эвелин вздрогнула и попятилась. Он что-то спросил по-верландски. Она не поняла, но на всякий случай кивнула.

Мужчина почтительно поклонился и, вернувшись к карете, распахнул дверцу, приглашая Эвелин сесть внутрь.

Сначала она ужасно испугалась. А потом ей в голову пришла догадка, сразу объяснившая всё происходящее и тронувшая ее до глубины души.

Это Реми! Это он подумал о ней! Он знал, как она мечтала посмотреть Верландию, и устроил всё это для нее! Да, сам он уже летит в академию Аргаха, но он нашел возможность сделать этот отпуск незабываемым для нее! И как могла она думать о нём дурно?

Эвелин улыбнулась и запрыгнула внутрь кареты. Милый, милый Реми!

Я еще была на площади перед аэропортом, когда туда же вышла девушка из аэроплана. Как там ее называл пилот? Эмелин? Или Эвелин? Сейчас она была не в униформе, а в моем платье. Бедняжка, ей пришлось его надеть. Я заметила приколотую к платью розу и одобрительно кивнула.

Но то, что случилось после этого, не поддавалось никакому разумному объяснению. Секретарь герцога, даже не посмотревший в мою сторону, вдруг сделал стойку как охотничий пес и устремился к девушке в моем платье.

Он что-то спросил у нее и зашаркал ножкой. Наверно, если бы у него был хвост, он бы им завилял. А когда он распахнул перед ней дверцу кареты, я задохнулась от возмущения.

Он принял ее за меня! Да как он мог? Как можно принять простую служащую за дочь князя Деламара???

Я никогда не считала себя снобом, но сейчас обиделась до глубины души.

Пару недель назад отец сказал: «Без денег и титула ты ничто, Диана! Без дорогих нарядов и драгоценностей ты не сможешь обойтись и дня».

Я тогда только посмеялась над его словами. Подумала, что я в любом наряде останусь княжной. А никакой наряд не сделает из простушки герцогиню.

И, тем не менее, сотрудница авиакомпании, которая еще час назад подавала мне лимонад, теперь сидела в карете его светлости. Да, девушка была вполне мила, но в ней не было ни капли аристократизма. И разве то, чем я обладала с детства — изысканные манеры, утонченность — не значили ничего?

Карета тронулась и проехала совсем рядом со мной, а одно из ее колес, попав в наполненную водой выбоину на дороге, забрызгало подол моего светлого, в розовый цветочек платья.

Захотелось заплакать от обиды. Карету еще можно было остановить. Объяснить всё этому идиоту-секретарю и посмотреть, как вытянется его лицо, когда он поймет, какую оплошность допустил. Но я сдержала порыв. Княжна Деламар не может вести себя подобным образом. Честь и достоинство — вот наш девиз!

В конце концов, ничего страшного еще не случилось. Да, я не попаду сегодня во дворец герцога Кавайона. Но разве я хотела туда попасть?

Да если бы нас сейчас не перепутали, я уже через пару часов оказалась бы в обществе незнакомых и неприятных мне людей, и мне пришлось бы натужно улыбаться, слушая их комплименты, и восторгаться всем тем, что они захотели бы мне показать. Ах, ваша светлость, ваш оружейный зал просто бесподобен! Ах, дорогая Джоан, вы восхитительно играете на пианино (или на чем там изволит играть их старшая дочь?) И смущенно опускать взгляд, когда мой потенциальный жених соблаговолил бы посмотреть в мою сторону.

Меня передернуло от отвращения. Меня с детства учили, как важно соблюдать этикет. А проявлять свои подлинные чувства — дурной тон. Но иногда так хотелось выйти за рамки светских условностей и сделать не то, что от тебя ждут, а то, что тебе хочется!

Так вот он — мой шанс! Мне дали возможность хотя бы пару дней побыть собой. Так почему бы этим не воспользоваться?

Разве я сделала что-то дурное? Вовсе нет! Напротив, дурно поступили со мной — бросили одну в незнакомом городе. Ужас! И если эти Кавайоны потом осмелятся выразить свое неудовольствие, то я найду, что им ответить.

К зданию аэропорта подъехал экипаж, из которого выгрузились пассажиры очередного рейса, и я махнула вознице рукой.

— Куда изволите, сударыня?

В детстве я бывала в Аньере, но это было давно, и я ничего уже почти не помнила. А потому попросила отвезти меня в какую-нибудь приличную и не очень шумную гостиницу. У меня было с собой немного денег, и я вполне могла позволить себе снять номер на два-три дня.

Через четверть часа экипаж остановился перед двухэтажным зданием на освещенной газовыми фонарями улочке. На вывеске было написано «Корона Верландии» — слишком помпезное название для внешне скромной гостиницы. Хотя в моей ситуации это было как раз то, что нужно.

Хозяйка — улыбчивая дама средних лет — если и удивилась тому, что я прибыла без вещей, то виду на подала. Но чтобы она не подумала, что я сбежала из дома, я всё-таки сказала:

— Багаж прибудет следующим рейсом.

— Разумеется, мадемуазель, — понимающе кивнула она. — Так оно часто бывает. Не беспокойтесь — я принесу вам в номер прекрасную ночную сорочку. Должно быть, вы голодны с дороги?

Номер оказался достаточно просторным и уютным. Интерьер был выдержан в спокойных кремовых тонах, и я с удовольствием опустилась на стоявшее у стены канапе.

Ужин принесли почти сразу.

— Жареная форель с розмарином и мятой, мадемуазель! — доложила невысокая румяная горничная.

О, я помнила этот вкус! Выловленную в Гаруне форель нельзя было спутать ни с чем! У нас в Деламаре таких форелей отродясь не водилось. И бабушка готовила ее именно так — с розмарином и мятой. И кажется, добавляла что-то еще. Шалфей? Тимьян?