– Переводчик из тебя, конечно, тот еще, – усмехнулся Буш, – но в целом все понятно – Романов, кажется, взял верх и теперь в России начнутся серьезные перемены. Я прав? – посмотрел он по очереди на всех собравшихся.

И никто не смог возразить ему на этот риторический вопрос. Только начальник ЦРУ Уэбстер осмелился задать наводящий вопросик.

– По красному телефону будем разговаривать с Советами? – спросил он.

– Да какой сейчас может быть разговор, – с досадой ответил ему президент, – Романову не до разговоров с нами, я так полагаю. Когда решит свои проблемы, сам позвонит… я на всякий случай останусь ночевать здесь… а вы идите на свои рабочие места… да, и ты, Ричард, – добавил он в сторону министра обороны, – держи руку на пульсе – мало ли что там может случиться в ракетных войсках у Советов…

– Я вас услышал, мистер… то есть Джордж, – ответил от дверей Чейни, – будем надеяться на лучшее.

– И рассчитывать на худшее, – добавил красок в происходящее Буш.

В гостях у сказки-2

Романова очень быстро перевезли в ЦКБ Четвертого главного управления при Минздраве СССР, благо ехать тут было недалеко. Там его лично встретил заранее предупрежденный товарищ Чазов, который сказал непредусмотренную протоколом фразу.

– От огнестрельных ранений я пока еще никого из руководства Союза не лечил – вы первым будете, Григорий Васильевич.

– Все в нашей жизни когда-то встречается впервые, Евгений Иванович, – ответил ему Романов, – так что скажете относительно моего огнестрела?

– Тэээк… – произнес Чазов после первичного осмотра, – у вас, товарищ Генеральный секретарь, два ранения, несовместимых в общем и целом с жизнью… одно в область сердца, второе в район печени. И то, что вы пока еще живой, не укладывается ни в какие медицинские рамки…

– А неплохо Лебедь стреляет, – усмехнулся Романов, – просто отличник боевой и политической подготовки.

– Не совсем понял вас, какой лебедь? – спросил озабоченный Чазов.

– Да это я так, – слабо улыбнулся Генсек, – не обращайте внимания. Так что там с мои здоровьем-то?

– Сейчас сделаем операцию и удалим обе пули, они у вас тут застряли в мягких тканях… – ответил Чазов, – а что касается дальнейшего выздоровления, то все, как говорится, в руках божьих…

– Как-то вы не по-советски выразились, – еще раз слабо улыбнулся Романов, – но ладно, пусть будет так… вверяю себя в руки божьи… и в ваши тоже, конечно.

Операция продлилась добрых два с половиной часа и прошла достаточно удачно – Романова перевезли в палату интенсивной терапии и у входа посадили двух офицеров из девятки, которые вынырнули неизвестно откуда.

– Никого к нему не пускать минимум сутки, – строго указал им Чазов, – ну кроме меня и еще вот его… – и он ткнул пальцем в главврача ЦКБ Игнатьева. – Все ясно?

Охранникам все показалось предельно ясным, и они уселись на предоставленные им стулья.

– Выгонят ведь нас сегодня, – мрачно заметил левый охранник правому, – не уберегли первое лицо.

– Ну не сегодня, – немного поправил его правый, – но завтра наверно попрут, согласен… куда пойдем?

– Вернусь в свою часть, – ответил первый, – они сейчас под Кандагаром где-то, помогают афганским товарищам… возьмут, наверно.

– А я в банк пойду, если что, – сообщил второй, – товарищ по бывшей службе на днях туда устроился, и меня звал – зарплаты там очень хорошие.

– Это какие, например?

– Для начала тысячу в месяц обещают.

– Неплохо, но и не дохрена, деловые люди сейчас в разы больше зарабатывают.

– Разговорчики на вахте! – начальник охранников появился как будто чертик из-под земли, только что никого в коридоре не было, а тут раз – и целый полковник.

– Виноваты, тщ полковник, – вытянулись они оба по стойке смирно.

– Происшествия? – сбавил тон командир.

– Никак нет, – четко доложил правый охранник, – все тихо-спокойно.

– По моим данным, – продолжил полковник, – в ближайшие часы сюда будет приезжать очень много народу, вплоть до самых больших руководителей. Приказ такой – никого не пускать, всех записывать в журнал, вот в этот, – он протянул им стандартную конторскую книгу и две шариковые ручки, – докладывать мне обстановку каждый час, телефон на первой странице записан.

– Есть, тщ полковник, – синхронно ответили оба, а закончил только левый, – нам бы еще хоть одного бойца в помощь.

– Зачем? – удивился командир.

– Согласно регламенту нашей службы, – смело продолжил тот, – первое лицо государства охраняет минимум трое сотрудников.

– Молод ты еще начальству указывать, тут по периметру больницы человек сорок наших людей сидят, – недовольно ответил полковник, – но ладно, пришлю еще одного, через час здесь будет. А смена вам придет… – он посмотрел на часы, – в восемь-ноль-ноль завтрашнего дня.

Засим начальство удалилось примерно тем же способом, как и пришло – растаяло в воздухе. А из палаты вдруг донесся некий звук, что-то тяжелое упало. Охранники переглянулись, и левый из них заглянул внутрь – это оказалось, что медсестра, которую оставили тут наблюдать за больным, просто уронила на пол утку.

– Ты поаккуратнее тут, подруга, – недовольно заметил ей охранник, – а у нас и нервы могут не выдержать.

– Слушаюсь, товарищ Белов, – ответила она.

– Однако, – заметил охранник, вернувшись на свой стул, – какие тут осведомленные люди работают – фамилию мою знает…

– А ты думал, – мрачно отвечал второй, – ЦКБ это филиал Лубянки… кстати, странно, что до сих пор никто из КГБ сюда не явился.

– Накаркал, – ответил ему первый, – вон целых три гебэшника идут.

Лубянка

Здание КГБ СССР, бывшее Страховое общество «Россия» было блокировано со всех четырех сторон бронетранспортерами. Проезд по проспекту Маркса, Кировской и Новой-Старой площади был наглухо перекрыт, начиная с позднего вечера. В кабинете председателя этой страшной организации товарища Примакова сидели два руководителя заговора, командиры Кантемировской дивизии и имени Дзержинского соответственно Локтионов и Босов, оба генералы-майоры, напротив них в руководящем кресле имел место сам Примаков, а рядом с ним его первый заместитель Федорчук. И все они напряженно всматривались в экран большого телевизора производства компании Сони, на на фоне заставки передачи «В гостях у сказки» Валентина Леонтьева зачитывала обращение Генерального секретаря к народу.

– Прошу всех сохранять спокойствие и не поддаваться на провокации, – завершила она таким образом свое выступление, – виновные в случившемся будут наказаны, порядок будет восстановлен, я остаюсь на своем посту, что бы там ни говорили лица, заинтересованные в противоположном исходе.

– Мдааа… – протянул генерал Локтионов, а генерал Босов его поддержал, – и не говорите, Николай Игоревич.

– И что мы теперь будем делать, товарищи? – подал голос Примаков.

– Нам надо поговорить кое с кем, – мрачно заметил Локтионов.

– Говорите, – сделал широкий жест в сторону телефонов Примаков, – здесь есть любая связь на выбор.

– У нас свои средства связи, – бросил тот и вышел в коридор третьего этажа, который выходил на площадь Дзержинского с одноименным памятником.

Второй генерал проводил его продолжительным взглядом, но остался на своем месте.

– Может, по коньячку, коллеги? – участливо предложил ему Примаков, – у меня хороший коньяк есть, шесть звездочек.

– Я не сомневаюсь в этом, Евгений Максимович, – ответил Босов, – давайте ваш коньяк, я не против… Николай Игоревич, думаю, присоединится.

Примаков молча открыл шкафчик в левом углу кабинета, достал оттуда пузатую бутылку с медалями на этикетке, четыре хрустальные рюмки и расставил все это посреди стола для заседаний.

– Закусывать у меня особенно нечем, но наверно мы обойдемся, – высказал он такую мысль по окончании расстановки, – что-то товарищ Локтионов долго там переговаривается…