Ну‑ну, Ширяй, например, да? Или Никитос? Да или ты сам? Я хмыкнул.

– Что? – прищурился Давид.

– Сашко имеет амбиции, – сказал я. – Строит из себя Человека со шрамом и желает стать Капо ди тутти капи или как там… короче, боссом всех боссов.

– Боссом всех боссов, – усмехнулся Давид. – Это он так говорит?

– Нет, это я так говорю. Потому что вижу это в нём.

– Видишь, да? – нахмурился он. – Человек со шрамом, значит…

– Поэтому… – начал я и сделал паузу. – В общем… я бы не сказал, конечно, что у меня прямо есть к нему какой‑то подход или что‑то ещё, но если у вас будет интерес к делам цыганской мафии, то могу в меру сил что‑то там попробовать передать, какую‑то информацию. Этим Сашко можно попытаться манипулировать, например. Я не знаю ваших намерений. Но, если честно, я бы не особо хотел иметь с ним дело.

– Это правильно, это правильно, – усмехнулся Давид. – Но мне нравится ход твоих мыслей. Хоть ты ещё и пацан, а вещи говоришь толковые. Иной до старости доживёт, а ума не наберётся.

– Спасибо за доброе слово, но мне ещё учиться и учиться, – скромно потупился я.

– Это правда. И хорошо, что ты это понимаешь. Гордыня – плохой путь. К успеху никогда не приведёт. Ладно, Сергей, ступай. Я понял тебя. Держись подальше от этих цыган. Подумаем, что с ними делать.

Он посмотрел на часы и добавил:

– Всё, давай, иди.

Я попрощался, вышел из переговорной и буквально налетел на Нюткина.

– Здравствуйте, Давид Михайлович! Часто с вами встречаемся в последнее время.

Он нахмурился и явно был не в восторге от очередной встречи.

– Да‑да, – кивнул он и прошмыгнул мимо, стараясь как можно скорее уйти, чтобы я не завязал разговор.

Подойдя к полированной двери, он остановился, почтительно нагнул голову, поднял руку, чтобы постучать, но замер в нерешительности. Потом всё‑таки постучал костяшками и прислушался. Будет ли ответ?

Ответа, судя по всему, не было, и он подвис, не зная, что делать – стучать ещё или заходить? Как школьник перед кабинетом директора. В конце концов решился, дёрнул ручку, приоткрыл дверь, просунул голову и что‑то сказал.

Дожидаться я не стал и спустился вниз. Нужно было закончить с Сашко. Наверняка он дожидался снаружи.

Я не ошибся. Машина Сашко всё ещё была на парковке, превратившись в сугроб за эти полчаса, что меня не было. Снег валил и валил и стал ещё гуще. Всё вокруг казалось волшебным, сказочным и добрым. Кроме рожи Сашко Пустового. Она доброй быть не могла, как говорится, априори.

Чувачки, его помощники, выскочили из тачки и бросились ко мне.

– Да иду я, иду. Сам хочу поговорить. Да уберите вы руки, – отмахнулся я от того, кто пытался взять меня под локоть.

Я забрался на заднее сиденье и на весу постучал ботинками друг о друга, прежде чем закрыть дверь.

– Ты чё, оборзел совсем? – вскипая, начал Сашко, и я понял, что все полчаса он накручивал себя и копил злость, чтобы сейчас на меня её выплеснуть.

– Тише, тише, кот на крыше! – сказал я. – Сашко, это был реально очень крутой чел. Прям человек‑гора.

– Для тебя, – процедил он, – есть только один очень крутой чел. Это я.

– Ладно, – кивнул я. – Только вот нахера ты перед ним засветился? Зачем?

– Ты кого учишь, тля малолетняя⁈ Я делаю, что мне надо, а не то, что говорят такие сопляки, как ты. Запомни. В этом городе может быть только один очень крутой чувак, и все остальные крутые чуваки должны это признать.

– Послушай, – покачал я головой. – Ты чё, на танке к нему хочешь подъехать и расстрелять этот Белый дом? Или десант забросить и вырезать всю его армию? Или ты хочешь его нагнуть, грабануть и поставить на колени? Ну, образно говоря. Перед ним замгубернатора на цырлах пляшет.

– Чего я хочу? – прошипел он, и взгляд у него стал точно таким же, как тогда, в клубе, яростным и опасным. – Я хочу, чтобы ты делал, что я скажу. Вот чего я хочу. И ты будешь. Ясно тебе?

– Но я от сотрудничества и не отказываюсь, – пожал я плечами.

– А ты и не можешь ни отказаться, ни согласиться, потому что решение принимаешь не ты. Ты понял меня, щенок? Рассказывай про наличные. Ну? По каким дням, в каком количестве?

– Пока мне рассказать нечего, я сам ещё ничего не знаю.

– Ты чё, сука, жопой крутишь, а?

– Послушай, это же не так просто. Тут целая операция рисуется. Нужно хорошенько разобраться. Это не так, что пришёл, спросил в финансовом отделе отчёт, и тебе его предоставили. Разведка времени потребует. Нужно с людьми сходиться и так далее.

– Так ты, если с боссом крутым лично знаком, давай, чё ты, воспользуйся, покажи нам, что можешь.

– Зашибись, – кивнул я. – Знаком с боссом. Он меня проверяет, смотрит, можно ли мне деликатные поручения давать, а тут ты, я извиняюсь, на лыжах. Здравствуйте, девочки. И теперь совсем не факт, что он меня подпустит к секретам своей конторы.

– А он чё, каждого курьера проверяет? – ощерился Сашко.

– Не каждого, в том‑то и дело, а только тех, кому хочет давать важные задания. В том числе, возможно, перевозку наличных.

– Ну, разбирайся, внедряйся, быстрее значит, чё? Я сколько ждать буду? Короче, мне нужен план и как можно скорее.

– Какой план? – удивился я.

– Любой! Главное, чтобы железный. План здания, план платежей, план налёта. Мне нужно всё, ясно тебе? И не забывай, так или иначе, яму тебе рыть придётся, если хоть слово поперёк скажешь. Ты меня понял?

– Я вообще‑то, – покачал я головой, – привык к партнёрским отношениям. Если нет партнёрских отношений, то нахер мне убиваться?

– А если не будешь убиваться, – усмехнулся он, – найдётся кто‑то другой, кто решит тебе помочь. Убийца, в натуре. Не догоняешь?

– Я‑то догоняю. И тебя сразу понял.

– Чё ты понял?

– Ну, что ты серьёзный человек. Но мне надо, чтобы и ты понял меня. Если хочешь результат, прислушивайся к тому, что я говорю. И не надо на меня наезжать, как на Жана. Я не он. Я – это я. Мы либо сотрудничаем, либо решай свои проблемы сам. А я найду партнёров в другом месте. При всём уважении…

– Чё ты сказал⁈ – взревел он.

Я эту фразу специально ему подкинул. Знал, что его рубанёт, но ничего, пусть с этой мыслью свыкнется. Проорётся, а потом… всё равно сделает, как скажу я. Я кивнул, открыл дверь и вышел из машины, и он тут же свалил.

А я забрался в свой «Ларгус», но уезжать не торопился. Включил двигатель. Дворники заскрипели, разбрасывая со стекла мокрый тяжёлый снег. Через пару минут в машине стало тепло. Я сидел и ждал.

Ждать пришлось около получаса, а потом я снова увидел Нюткина. Он выскочил нахохленный, как будто его там отчихвостили и расписали под хохлому. Не глядя по сторонам, он сбежал с крылечка и бросился к своему Г‑классу.

Я вышел из машины и подошёл.

– Давид Михайлович.

Он вздрогнул, резко обернулся.

– Чего? – недовольно бросил он.

– На пару слов, – без тени улыбки сказал я.

– Некогда, я опаздываю, – недовольно ответил он, открыл дверь и взял щётку для снега.

– А я вас не задержу. Пока стекло будете чистить, скажу, всё что хотел сказать.

– Что ты мне хотел сказать? – раздражённо и высокомерно отрезал он и уставился на меня, как умеют делать только выдающиеся адвокаты. Как на вошь или на червя.

– Хочу попросить вас об одолжении.

– Каком ещё одолжении? – с лёгкой брезгливостью произнёс он.

– Очень небольшом одолжении. Практически ничтожном. Скажите, пожалуйста, исполняющему обязанности министра образования нашей области, чтобы он забыл мою фамилию и больше не пытался выкинуть меня из школы.

– Что‑о‑о? – вздёрнул растрёпанные брови Нюткин. – Этот, как тебя…

– Краснов, – усмехнулся я.

– Ты чё, Краснов, белены объелся? Какому министру? Какого образования? У тебя мания величия?

– Или Варваре, если вам так будет удобнее. Скажите ей, чтобы дала команду своему преемнику.

– Ты не охренел, мальчик⁈

– И я тогда, может быть, тоже сделаю вам одолжение, Давид Михайлович. Гораздо большее, просто огромное одолжение.