В Верхотомске в это время уже наступало утро, так что я хотел спать. Я разделся и забрался под одеяло. Постель была очень приятной, от белья шёл тонкий, нежный аромат. Матрас оказался упругим, одеяло лёгким и тёплым. Я повернулся на бок спиной к двери и закрыл глаза. И сразу начал проваливаться в сон.

Но заснуть не успел, потому что услышал звук открывающегося замка. «Вжик» тихонько прожужжал он, раздался щелчок, и дверь открылась. Послышались осторожные женские шаги.

– Серёжа, – раздался голос Ангелины, довольно резкий и пьяный.

– Да, Ангел, – спокойно ответил я, не поворачиваясь.

– Жениться, значит, желаешь? – спросила она.

– Точно. Не хочу учиться, а хочу жениться.

– Ну‑ка подвинься, – бросила она, села на кровать, откинула одеяло и забралась ко мне. Прижалась всем телом. Она была одета как на ужине – в куртке и брюках. Только вот туфли где‑то потеряла.

– Женилка‑то у тебя выросла? – с презрением прошептала она.

– Кажется, вопрос провокационный, – усмехнулся я.

Она ничего не ответила, и я почувствовал, как её рука, скользнув под одеялом по моем, легла мне на живот и начала медленно шарить поблизости. И тут, как по мановению волшебной палочки, загремели шаги, раздался грохот и в комнату ворвалось несколько человек.

– Неблагодарный урод! Скажи спасибо, что тебя в живых оставили! Хватайте его и – к деду!

Это был Нащокин. Я не сопротивлялся. Одеяло было сорвано, и меня схватили сильные мужские руки. Вырвали из постели и поволокли по коридору, прям‑таки в одних трусах.

А за окнами всё ещё веселились самые выносливые.

Вот это жизнь, неслось оттуда. Живи не тужи. Жалко, что не каждый вечер…

Я снова оказался в комнате с тремя диванами и огромным телевизором. Здесь уже находился Ширяй. Теперь он был облачен в шёлковый халат, под которым виднелись рубашка и брюки. Аристократ как есть аристократ, голубая кровь.

Меня затащили и поставили перед ним, а он прошел от окна, развалился на диване и уставился не на меня, а на Нащокина, на моего потенциального тестя. Рядом встала Ангелина. По ее лицу ничего нельзя было прочесть. Она была злой и кроме злости ничего больше не выражала. Сочетание показалось мне необычным. Очень милое и доброе лицо со злющими глазами и плотно сжатыми губами.

– Всё ровно так, – практически прокричал депутат Нащокин и показал на меня пальцем, – всё ровно так, как и предполагал Никита! Этот наглец и безродный мужлан затащил мою дочь в постель.

Смотрите‑ка, и этот царских кровей, не то что я, безродный мужлан. Ширяй тяжело посмотрел на меня, перевел взгляд на Ангелину, а потом на Нащокина.

– То есть он разделся, а потом выскочил к бассейну или в коридор, схватил Ангелину и притащил к себе в номер? – прищурившись спросил дедуля.

– Я не знаю куда он там вытаскивал, – истерическим голосом воскликнул Нащокин. – Но она была у него в постели, и когда его вытащили, у него член стоял.

– Ну про член мне не рассказывай, пожалуйста, – рыкнул Ширяй. – Я в этих делах разбираться не собираюсь. С членами ты уж сам как‑нибудь, хорошо?

Он покачал головой и повернулся ко мне.

– Ну что, торчащий член, как ты объяснишь сию в высшей степени щекотливую ситуацию?

– Так если дело к свадьбе, Глеб Витальевич, – усмехнулся я. – О каких условностях может быть речь? Двадцать первый век на дворе как‑никак. А мы любим друг друга. Да, малыш?

Я повернулся к Ангелине и улыбнулся ей. Стоял я спокойно, не смущаясь своей наготы. Собственно, чего смущаться. Как известно, стыдно кому видно. Да, трусы, конечно, были не от Гуччи, зато без дыр, и на том спасибо.

– Да пошел ты! – воскликнула Ангелина. – Вот во что ваши забавы выливаются! Посмотрите сами. А я предупреждала, что так и будет!

Она прикрикнула, капризно топнула ножкой и, резко повернувшись, пошла к выходу из комнаты.

– Разбирайтесь сами, – бросила она на ходу.

– Стой, стой, тебя ещё никто не отпускал! – прикрикнул Ширяй ей вслед.

– Что? – возмущённо воскликнула она, но остановилась.

– Вернись, – приказал старик. – Встань рядом со своим суженным, со своим избранником.

– Это ваш избранник, а не мой, – ответила она.

– Серьёзно? – усмехнулся Ширяй. – Но не я, не я к нему в постель прыгал. И даже не твой папаша.

– Дедушка!!! – с негодованием воскликнула Ангелина. – По‑твоему, это я? Это я сама?

– Не знаю, – пожал он плечами. – Ты мне расскажи.

– Отец уже всё рассказал, – буркнула она.

– А как ты, отец, так быстро узнал, что твоя дочь попалась в сети этого полового агрессора? – повернулся Ширяй к Нащокину.

– Как я узнал? – переспросил Нащокин. – Так мне охрана доложила…

– А что тебе доложила охрана? – прищурился старик. – Ладно, не рассказывай. Всё с вами ясно.

Он повернулся к Ангелине.

– А ты, внучка, будешь свой нрав показывать мужу, если найдётся такой, а не деду. Ясно? Дедушка старенький. Он такое на своём веку повидал, что тебе и за десять жизней не увидеть. И он вас всех насквозь видит.

Ширяй перевёл взгляд на меня.

– А ты, червяк, – кивнул он мне, – не наглей. А то я с тобой быстро разберусь. Наглец мне не нужен. Но то, что на неё не стал валить, молодец. Хвалю.

– Что? – воскликнул Нащокин. – Вы хотите сказать, что это она сама, что ли?

– Пусть сама скажет, – кивнул Ширяй. – Я создал эту семью, и я стою во главе этой семьи. И пока это так, я не потерплю, чтобы малолетняя дура выкидывала фортели только потому, что не может понять всей стратегии нашего клана. Делай, что говорят старшие, и точка.

– Дедушка… – начала было Ангелина.

– Что, дедушка? – оборвал её Ширяй. – Ты для чего мастер‑ключ у Ларисы попросила? Для того чтобы тебя изнасиловать попытались, когда ты будешь мимо чужой двери проходить? Я не посмотрю, что у тебя день рождения, а положу поперёк лавки и высеку ремнём, если одних слов недостаточно.

Он обвёл всех злым, тяжёлым взглядом и сейчас в нём проявился тот самый Ширяй, которого я помнил.

– Что вы здесь устроили? – продолжил он, повышая голос. – Балаган! Приперли ко мне этого баклана полуголого, тыкают мне в рожу членом. Совсем, что ли, с ума сошли? Рехнулись?

Он нахмурился.

– Запомните все, как я сказал, так и будет, пока я живой. А как помру, даже не знаю, что с вами станет.

Он выждал несколько секунд, пытаясь успокоиться.

– Ты, Женя, не очень‑то подходишь на роль главы семьи, – продолжил Ширяй. – И ты, Ангелина, как я вижу, на папочку своего стремишься быть похожей. Всё, идите с глаз. А ты, наглец, задержись на минуточку.

А вас, Штирлиц, я попрошу остаться…

– Вот что я тебе скажу, парень, – заговорил Ширяй, когда мы остались одни. – Быть умным и шустрым это хорошо, но всё нужно в меру. И смехуёчки твои не по делу, и ирония, бесшабашность молодецкая, это ты блядушкам малолетним демонстрируй. Понял меня?

– В принципе да, Глеб Витальевич, – кивнул я. – Юмор просите попридержать.

– Я не прошу, а повелеваю, – отрезал старик. – И не юмор, а прыть неуёмную. А то смотри, как бы выше самого себя не прыгнул. Такое редко происходит, но заканчивается болезненно. Ты понял меня, джентльмен с торчащим членом?

– Ну как не понять, – пожал я плечами. – Всё кристально ясно.

– А то, что на Ангелину всё валить не стал, молодец, уважаю, – кивнул Ширяй.

Смотри‑ка, уважает. Можно подумать, что он хоть когда‑нибудь придерживался каких‑то принципов. Главный принцип – это выгода во всём, не исключая и отношений внутри семьи.

– Ещё тебе скажу, на чужой каравай рот не разевай, – продолжил он. – По тебе решения у меня пока нет. Слишком дерзкий ты. Боюсь, дай тебе палец, попытаешься всю руку откусить. А это мне нахер не надо. С другой стороны…

Он задумался, нахмурился и, забывшись, по‑старчески пожевал губы.

– А что ты мне скажешь про сынка Никитиного?