Вот это поворот. Я всегда думал, что все суеверия летят к чёрту, когда твой ребёнок заболевает. А тут родня ухватилась за соломинку в виде старой знахарки. Странная логика. Надо вообще участкового вызвать и ребёнка насильно в больницу отвезти. А затем вообще отнять мальчика у этих психов. Лучше в детдоме, чем с мракобесами.

— Может, мне посмотреть? — предложил я, чувствуя, что организм восстановился.

Матрёна отрицательно качнула головой:

— Нет, Алёша. Нельзя тебе открыто соваться к ребёнку. Эти не подпустят. Даже когда я рядом, они с него глаз не сводят. Таких дремучих просто так не обманешь. Чуют чужих, как звери.

Она была права. Я и сам сначала оторопел от подозрительного взгляда деда Луки. Незнакомец для них — потенциальный враг. А раскрываться опасно. Но и смотреть, как ребёнок угасает, нельзя. Это противоречит не только медицинской этике, но и обычной человечности.

Тем временем знахарка продолжила:

— Хоть в колхозе работают, но не любят города и чужих сторонятся. Им проще ко мне, пусть и к ведьме, чем в казённый дом к докторам.

— Жаль, что сюда даже скорую из города вызывать нереально. По такой дороге ночью не проедут. Может, Панфилова вызовем? Заберём ребёнка и сами в больницу рванём?

— Так скорая сюда и днём не на каждый вызов поедет. Видел же, какая дорога? Кому надо, сами на автобусе или машинах до городской поликлиники добираются. А участкового вызывать бесполезно. Пробовали уже воздействовать, только хуже стало. Не стоит представителя власти звать. У них на него аллергия.

— И что же делать? — перебираю всевозможные варианты.

— Можно сходить за Степаном. А потом попробовать уговаривать этих, чтоб на его грузовике в райцентр отправились. Они к нему хорошо относятся. Но если прямо сказать, точно не согласятся. Видел же Луку с папашей ребятёнка? Могут и драться полезть. Упёртые, как ослы! — вырвалось у неё в сердцах.

— Может, всё-таки я помогу? Дашь мне какой-нибудь свой отвар и прикажешь помочь напоить. Авось прокатит.

— Алёшка, это дитё малое. Здесь ошибиться нельзя. Да и неправильно это, если ты вылечишь.

Я был ошарашен.

— Это ещё почему?

— Если извернёмся и с твоей помощью вылечим, то все в округе мигом узнают. И сразу уверуют в силы старой бабки. Ко мне вместо поликлиники начнут толпами детей и всяких взрослых увечных возить. Не только из нашего села, но и со всех окрестных деревень. А я считай, третий десяток с этим борюсь. Многим отказываю. Приучаю сразу в город ехать или в фельдшерский пункт.

После небольшой паузы знахарка продолжила:

— Ведь я не могу, как ты, поднять человека. Да и ты, Алёшка, не сможешь всем помочь, действуя из-за моего плеча. Поэтому и говорю, выбирай пациентов с умом. А с этим пацанёнком… Надобно сделать так, чтобы он не помер из-за глупости родителей.

Внезапно тишину нарушил рокот мотора, раздавшийся с улицы. «Волга», определил я сразу. Неужели снова тётка Аглая пожаловала? С этими думами я приоткрыл ворота, выглянув наружу. Из остановившейся рядом с телегой серой машины вышел мужчина. Я сразу узнал пасечника Давыдова, благо позволил свет фонаря, стоявшего внизу.

Гость весь из себя модный, будто вокруг не деревня. В джинсах и рыжем кожаном пиджаке он выглядел здесь инородным телом. По моим представлениям, так должен одеваться успешный советский цеховик или директор какого-нибудь Райпотребсоюза. Шмотки-то фирменные.

Матрёна тоже выглянула, и на её лице появилось удивление.

— Иван, чего тебе? — спросила она, когда пасечник поднялся по взгорку.

— Телега брата Матвея стоит, — мужчина кивнул в сторону спуска. Голос у него был хрипловатый и властный. — Мне в селе сказали, что племянника к тебе повезли. Вот и я приехал. Может, помощь, какая нужна?

Вот оно что. Выходит, дед Лука — его батя? Как-то не сочетается модный и явно зажиточный пасечник со староверами.

— Во двор не заходи, — тихо, но настойчиво произнесла Матрёна. — А то Лука тебя увидит и клюкой огреет. Ты же его знаешь.

Иван усмехнулся, приветливо мне кивнул и сделал пару шагов назад. Бабка вышла на улицу, прикрыв калитку. Из-за забора донеслись приглушённые голоса, но вполне разборчивые.

— Матрёна, я не позволю тебе экспериментировать над племянником, — без предисловий заявил гость. — Сворачивай свои заговоры. Надо заставить этих мракобесов отвезти пацана в город. На машине через час будем в больничке. А там я договорюсь, чтобы племяша без проволочек приняли.

— Силой их туда потащишь? — парировала старуха. — Лука с Матвеем тебе голову проломят.

— Это да, — согласился Давыдов.

— Одно могу обещать, племянник твой сегодня точно не помрёт. Но насчёт города ты прав. Если на сутки задержим, то осложнений мальчик нахватает на всю жизнь. Жаль, что Луку не переубедить.

— Знаю. Оттого сам и не лезу. Меня после отлучения от рода точно не послушает. А вот тебя должен. Может, попробуешь? Не хочу рисковать жизнью единственного племянника. А я тебя не обижу. Вот здесь за лечение и за всё остальное. Понадобится больше, только скажи.

— Иван, убери деньги, — голос бабки сразу похолодел. — Я ещё ничего не сделала. И авансов не беру. Если выгорит, потом рассчитаешься. И ещё одно: машину свою из-под горки отгони. А то, не ровен час, отец с братом тебя увидят.

Раздались шаги, створка ворот скрипнула. Матрёна подошла ко мне. На её лице впервые за этот вечер промелькнула тревога.

— Лёшка, что делать будем? — прошептала она. — Я ведь правда боюсь за жизнь пацана. А вдруг без твоего вмешательства помрёт?

— Есть одна идея, — начинаю делиться своим планом.

Матрёна слушала, не перебивая. Она качала головой, хмурилась, но в конце концов кивнула:

— Ладно, рискнём. А иначе я с ума сойду, если пацан умрёт.

Распахнув баню, она включила свет.

— Санька! Выходи, засоня. Дело есть.

Через минуту на пороге появился заспанный Рыжий, потирающий глаза. Мы с Матрёной переглянулись. Авантюра началась.

Я уже примелькался. Поэтому, когда в полчетвёртого принёс очередную охапку дров, не заметил прежней настороженности со стороны староверов. К тому же силы начали покидать измученных бессонницей взрослых. Мать пацана, разморённая печным жаром, заснула сидя, опустив голову на стол. Дед Лука сидел у порога, прислонившись спиной к прохладной каменной стене и закрыв глаза. Бодрствовал только Матвей. Он занял табурет у изголовья сына. Его мощная спина была сгорблена, а уставший взгляд — прикован к лицу ребёнка.

— Держите, — тихо сказал я, протягивая ему ковшик с холодной водой.

Матвей молча взял ковш и благодарно кивнул.

— Спит? — спросил я, делая вид, что присматриваюсь к мальчику.

— Спит, но в жар бросает… — хрипло ответил отец. — Бредит. То маму зовёт, то чего-то пугается.

— Матвей, тебе бы свежим воздухом подышать, — осторожно предложил я. — Хоть пять минут. Если хочешь, я присмотрю.

В глазах Матвея читалась борьба. Однако желание подышать воздухом и размять ноги победило.

— Я на минутку, — он тяжело поднялся на ноги. — До туалета схожу и сразу обратно.

Отец ещё минуту стоял в нерешительности, наблюдая за лицом сына, а потом вышел, прикрыв за собой дверь. В комнату ворвался поток свежего воздуха, но сразу иссяк. Я остался один в полумраке, освещённом лишь тусклым светом двух свечек. Сердце бешено колотилось, отдавая гулким стуком в висках. План, казавшийся таким логичным, сейчас таким не выглядел. «Главное — сделать, как договорились», — проговорил я про себя, словно мантру.

Склонившись над пацаном, я положил руку ему на лоб. Кожа оказалась обжигающе горячей, дыхание хриплым и прерывистым. Отогнав посторонние мысли, я потянулся к дару. Тело мальчика сразу стало полупрозрачным.

Как только увидел лёгкие, сразу понял, что версия с двусторонним воспалением верна. Сосредоточившись на самых острых очагах воспаления, я начал выгонять заразу из тела. Манипулируя энергией, мне удалось заставить тело бороться, мобилизуя скрытые резервы. Таким образом получилось дать иммунной системе пинок, которого ей так не хватало.