— Не смей! Сгоришь! — закричала я и со всех ног бросилась к ушастому смертнику.

Зьярх осталась где-то позади. Я отметила это краем глаза и сразу о ней позабыла. Все мои мысли занимал слепой придурок, задумавший побег.

— Там огонь! Огонь! Ты что, не видишь? — орала я, задыхаясь от взятой скорости.

Разумеется, не видел, но не мог не чувствовать жар костра и его укусы, когда с упорством безумца совал пальцы в преграду из пламени.

И на что только надеялся? Неужели наощупь искал в этой огненной стене брешь?

Колдовать я начала набегу и потратила добрую половину оставшейся во мне маны, чтобы скорее потушить костер и спасти проклятого идиота.

Там, где пылал огонь, на земле осталась черная выжженая окружность. Ощутив, что препятствия больше нет, пленник перешагнул полосу свежего пепла и попал прямо мне в руки.

В бешенстве я схватила его за плечи и зашипела, словно настоящая кобра:

— Ты что не понял, здесь был огонь!

На сером лице эльфа читались паника и отчаяние.

— Я понял.

— Тогда зачем пытался сбежать?

— Я не пытался сбежать, а хотел тебя остановить. Не смей лишать меня истинности. Это мое законное право. Я долго ждал и заслужил.

Опять он нес какую-то белиберду. Еще и тараторил так невнятно и сбивчиво, проглатывая звуки и окончания слов, что я ничегошеньки не понимала.

— Что происходит? — раздался за спиной спокойный голос шаманки.

Я услышала ее приближающиеся шаги по сухому песку и почувствовала, как мышцы пленника под моими пальцами напряглись.

— Я не дам лишить себя истинности, — заявил мужчина, решительно выпятив подбородок.

— Что он сказал? — спросила шаманка, встав рядом со мной. Эльфийский она не знала, всеобщим не владела тоже. Пришлось говорить с ней на орчанском.

— Сказал, что… — я всмотрелась в лицо пленника. Мутная пелена на его глазах истончилась, и теперь сквозь нее угадывались неестественно широкие зрачки и желтая радужка. — Он не хочет пить антидот. Ему нравится быть под воздействием любовного зелья.

— Извращенец, — сплюнула на землю шаманка.

— О чем вы говорите? Переведи мне! — потребовал дроу.

Ага, щаз. Буду еще утруждать себя!

Я подтолкнула свою ушастую проблему к палатке, досадуя на то, что заметно истощила внутренний магический резерв.

Втроем мы залезли под крышу моего походного жилища и устроились на шкурах, потому что сидеть было не так тесно, как стоять.

— Почему он не хочет помощи? — спросила я на родном языке. — Почему отказывается от антидота?

— Может, у него беда с этим делом? — кивнула на пах пленника шаманка. — Может, дружок у него в штанах всегда вялый, а тут встал, стоит крепко, не падает. Он и обрадовался.

Я покосилась на эльфа с долей брезгливости. Быть ущербным ниже пояса для мужчины — большой позор.

— О чем вы говорите? — не унимался пленник. Теперь он перешел на всеобщий, видимо, надеясь, что его поймет и просветит неизвестная орчанка, раз уж я упрямо отмалчиваюсь.

— Дай-ка нож, Ньол — попросила Зьярх.

Я не стала задавать лишних вопросов и протянула ей один из своих легких метательных клинков.

Сухие костлявые пальцы шаманки кольцом сомкнулись на запястье эльфа. Тот вздрогнул и попытался выдернуть свою руку из ее хватки, но я рявкнула:

— Сиди тихо!

Сидеть тихо пленник не собирался. Послушным зайкой он явно не был и таки отобрал у Зьярх свою серую конечность, правда, после секундной заминки. Этой заминки хватило, чтобы старая орчанка успела полоснуть ножом по его запястью.

— Что вы задумали? — вскочил на ноги дроу. — Я запрещаю вам трогать мою истинность! Не смейте! Это дар Великой Паучихи! Даже если этот дар — проклятие, он мой.

— Какой дерганный, — покачала головой Зьярх и слизала кровь с лезвия.

Несколько раз причмокнув губами, она вынесла вердикт:

— Нет в его крови никакого любовного зелья. Чистый он.

— Что она говорит? — повторял этот серый попугай.

Удивительно, но, несмотря на явную нервозность своего хозяина, дружок в штанах и не думал опадать. Ничто на него не действовало — ни время, ни сильные эмоции. Поразительная стойкость.

— Если это не любовное зелье, почему тогда… — взглядом я показала на бугор в паху пленника.

Шаманка пожала плечами и хохотнула:

— Приглянулась ты ему сильно.

Я скривилась.

— О чем вы говорите? — все сильнее нервничал дроу.

— Или его возбуждает плен, — предположила Зьярх. — Слышала, что темные эльфы любят боль. Намеренно ищут женщин, которые будут их бить и унижать.

— Вот извращенцы!

— Ага.

— Какие-то эти эльфы больные.

— Точно.

— Говорите на всеобщем! — со злостью процедил пленник. Он стоял у выхода из палатки и вертел головой, ориентируясь на звуки наших голосов.

— Причем и светлые, и темные, — заметила я, и шаманка согласна закивала.

Ходили слухи, что целомудрие светлых эльфов граничит с абсурдом. Что они даже голые кисти рук никому не показывают, считая это страшным развратом. А у темных другая крайность — у них, как выяснилось, стоит на плетку и цепи. Фу. Мне резко расхотелось оставаться с этим ненормальным наедине в тесной палатке.

— О! — моя собеседница вскинула вверх указательный палец, как если бы внезапно кое-что вспомнила. — Есть еще одно объяснение его странностям. Я слышала, что у каждого темного эльфа есть пара, ниспосланная ему богами. Избранница. Женщина, которую они выбирают себе раз и на всю жизнь, чтобы она била их и унижала.

Била и унижала? Да у этих серых ребят с головой явные нелады! А еще про нас, орков, что-то говорят. Тем временем наши семьи, в отличие от их, нормальные. Наши жены детишек рожают, а не плетками машут.

— У них к этим женщинам… ну, которые избранницы… мощнейшая тяга, зов плоти. Они называют это… — Зьярх напряглась и выдавила из себя на ломаном эльфийском: — Ирвствинность.

Где-то я уже слышала это слово. А не его ли мой пленник сегодня повторял раз за разом?

Где-то я уже слышала это слово. А не его ли мой пленник сегодня повторял раз за разом?

Точно! Именно это он и кричал, только не ирвствинность, а истинность.

«Не смей лишать меня истинности».

Неужели…

В горле пересохло.

— Между темным эльфом и его избранницей возникает божественная связь, — продолжала шаманка, медленно сводя вместе поднятые и раскрытые ладони. — Они — две половинки, — она сомкнула зеленые пальцы в замок, на примере своих рук показывая, как двое, мужчина и женщина, становятся единым целым.

С каждым ее словом мое сердце стучало все чаще, наполняясь паникой.

О боги, пожалуйста, нет! Только этого мне, полукровке, и не хватало. Сколько сил потрачено, чтобы доказать: я своя, такая же как все, и эти многолетние труды пойдут прахом, если станет известно, что у меня некая мистическая связь с врагом! Я и без того слишком выделаюсь внешностью, а тут еще одно отличие, новое доказательство моей неполноценности как орка. У нормальных орчанок нет и не может быть никакой истинности, тем более с эльфом. Подобное не в нашей природе. Опять все будут смотреть на меня косо и говорить за спиной, что я не их племени. Ужасно!

Этот демонов дроу разрушит мою жизнь, будь он неладен!

— Не… не думаю, что…— Мой голос охрип настолько, что пришлось прокашляться. — Между мной и этим убогим точно нет никакой связи. Меня к нему совершенно не влечет. Дело в другом. Уверена, он просто больной извращенец, которого возбуждает боль.

И я с опаской покосилась на пленника, мысленно умоляя его молчать.

Но куда там! Этот засранец просто не умел вести себя тихо.

— Вы обсуждаете нашу ист?.. — ляпнул он.

В тот же миг я оказалась на ногах и зажала его паскудный рот ладонью. Даже не зная эльфийского, Зьярх могла понять, что он говорит про истинность. Ведь слово «истинность» ей известно. Услышав его, она тут же убедится в своих подозрениях и вряд ли станет держать язык за зубами. Слухи разлетятся по лагерю со скоростью ветра.