– Всего один этот день?

– Всего один. Хороший он или плохой для того, чтобы я занялся кое-каким бизнесом.

– Мне надо составить диаграмму, и тогда я смогу сделать прогноз. Прямо сейчас у меня не получится.

Он сказал:

– Я понимаю. Я знаю одну девушку, которая гадает по звездам. Сколько вам потребуется времени?

– Четыре или пять дней. Вам придется прийти еще раз.

– Ничего. Я могу выбраться в город, нет проблем.

– Я беру пятьдесят долларов за диаграмму. Но как только она будет готова, – быстро добавила она, – каждое гадание с этого момента будет стоить вам всего десять долларов, то есть, если вам понадобятся дополнительные предсказания.

– Может быть, – ответил он. – Сумма меня устраивает. Пятьдесят баксов.

Бен подумал, что мужчина нервничает, и он решил, что это как-то связано с его рукой, потому что он должен испытывать неловкость и думать, что люди всегда смотрят на нее. Бену было знакомо это чувство. В первый год после операции он носил очки, но они привлекали намного больше внимания, чем искусственный глаз. Ему стало интересно, что такого важного должно произойти второго октября. Он многое узнавал, болтаясь у Эмили, наблюдая за ее работой. Люди хотели, чтобы кто-нибудь говорил им, что делать и когда. Они с радостью раскошеливались на десять или двадцать долларов, только чтобы услышать это. Эмили как-то сказала, что ее клиенты похожи на овец, которым очень нужен пастух. Она постоянно стремилась вбить в него одну мысль: верь в себя.

– Пятьдесят за диаграмму, десять за предсказание, – внесла окончательную ясность Эмили, всегда остававшаяся деловой женщиной.

– Нормально.

– Хорошо. Мне нужны дата вашего рождения, время и место…

– Время дня? – перебил он ее.

– Это важно, да.

– Я не знаю, в какое время дня я родился. Кто это знает?

– А вы не могли бы спросить об этом свою мать?

– Нет! – резко ответил он. Кажется, он стал еще крупнее. – У меня никого нет.

Бен почувствовал, как по коже у него пробежал холодок. Слова вихрем пронеслись в голове. Так мог бы сказать он, не будь у него Эмили. Никого. У них было кое-что общее помимо физических недостатков.

– У меня есть свидетельство о рождении, – сказал мужчина. – Там есть это?

– Очень вероятно.

– Тогда я привезу его вам. Нет проблем. Мне вам позвонить или как?

– Как вам будет угодно.

Внезапно придя в раздражение, он сказал:

– Разве такой человек, как вы, не должен знать подобные вещи?

– Вы полагаете, я ничего о вас не знаю? – спросила она.

Он прищурился, с подозрением глядя на нее, совсем как Джек, когда напивался и пытался сфокусировать зрение.

– Вы – военный, – сообщила она ему. Мужчина выглядел потрясенным. Бен преисполнился гордости. – Военно-воздушные силы. Вы живете один. Вы бережно относитесь к другим, принадлежите к тому типу людей, которые всегда готовы протянуть руку помощи нуждающимся. С деньгами у вас сейчас напряженка, но все образуется. На горизонте видна сделка…

Глаза у него стали, как блюдца, хотя он и пытался скрыть свое удивление. Он резко потер руки – «плавник» не участвовал в этом движении, словно у него не сгибались костяшки пальцев. Он взглянул на Эмили и сказал:

– Отлично, я впечатлен. Ну, и что? – Он выждал еще мгновение и спросил: – Откуда вы это узнали?

– Это все мой дар, – ответила она.

Гордость переполняла Бена, согревая его. Он хорошо поработал с этим грузовичком. Эмили нуждалась в нем. Они были командой.

В отделе по расследованию убийств занимались жертвами.

Образ жизни жертвы зачастую больше говорил о ее смерти, чем то, как именно эта смерть произошла.

У Болдта была назначена встреча с матерью и сестрой Дороти Энрайт. Это было интервью, которое он с радостью переложил бы на плечи другого детектива, но он не стал этого делать. Он хотел знать, как жила погибшая женщина, хотел узнать о ее друзьях и врагах. Что-то в прошлом Дороти Энрайт наверняка стало причиной ее безвременной гибели. Скорее всего, ее ограбили, или поймали на каком-либо действии, или же она полюбила не того человека. В этом и заключалась работа Болдта – его долг – идентифицировать этого человека, предъявить его суду и при этом собрать достаточное количество улик, чтобы добиться осуждения. Заместитель прокурора на меньшее не согласится.

Лу Болдт тоже не согласится на меньшее. С того момента, как Дикси подтвердил наличие костей на пожарище – то есть тела, – основным стремлением Болдта стало совершить правосудие, вынудить убийцу Энрайт капитулировать и возместить обществу ее незаслуженную и страшную смерть.

Пожарный инспектор Сидни Фидлер появился в клетушке Болдта как раз вовремя, чтобы сержант отложил выезд на беседу с родственниками Энрайт. Болдт готов был поблагодарить его за это.

Фидлер был пугающе худ и не по годам лыс. Предметы его туалета не сочетались друг с другом, и он вечно выглядел полусонным, хотя у этого человека был самый острый ум из всех, с кем Болдту довелось работать за долгие годы. Очень плохо, что Фидлер был только временно прикреплен к полицейскому управлению Сиэтла для проведения расследования, а не являлся постоянным сотрудником отдела по расследованию убийств. Говоря о способностях, следовало подчеркнуть, что у Болдта было мало таких, как Сидни Фидлер. Закоренелый холостяк, он выглядел и действовал так, словно ему было шестьдесят. На самом деле ему едва перевалило за тридцать.

– Я подумал, что мне стоит перевести для вас отчет лаборатории на нормальный язык, сержант. – Несмотря на свою хилость, у Сидни был глубокий, сочный голос. Он посмотрел Болдту прямо в глаза. – И просветить вас в отношении некоторых подробностей. – Он не стал ждать, пока Болдт ответит, а уверенно продолжал дальше, протянув Болдту отчет. – Это предварительный отчет в форме служебной записки, чтобы дать нам представление о том, что мы получим. – Болдт поудобнее уселся на стуле. Подобные записки были любезностью, которую оказывала им криминалистическая лаборатория штата Вашингтон, и обычно они выдавались только при расследовании дел, где информация была горячей, чтобы предотвратить ее утечку. Эти служебные записки давали детективам фору при начале расследования, информируя о сделанных открытиях и находках, и сведения о них почти никогда не попадали в прессу. Но само существование служебной записки подсказало Болдту, что выводы, сделанные в лаборатории, оказались достаточно важными, чтобы ожидать утечки. Не слишком хорошие новости.

– Конечно, – откликнулся Болдт.

– Мы с Баганом поболтали с парочкой парней из специального подразделения…

– Гарман был там? – перебил его Болдт.

– Собственно говоря, был. Вы знаете его?

– Не очень хорошо, – сказал Болдт. – Продолжайте.

– Эти ребята начальника пятой пожарной команды на несколько лет старше, но зато и умнее. В городе пять тысяч пожарников, приписанных к сорока двум полицейским участкам. И всего семь помощников инспектора, занимающихся делами о поджогах, верно? Общий стаж работы этих людей насчитывает примерно пару сотен лет. Я говорю это для вашего сведения, сержант. Простите меня, если я рассказываю вам то, что вы уже знаете.

– Нет, нет, – поправил его Болдт. – Я ценю это. Продолжайте. – Он с нетерпением ожидал результатов лабораторных исследований. Предисловие Фидлера заставило его теряться в догадках.

– Пожарный инспектор обычно старается найти место зарождения пожара, надеясь обнаружить образцы катализаторов для химического анализа. Как вам известно, пожар в доме Энрайт в этом смысле «неправильный», потому что очаг его возникновения был практически полностью уничтожен. Может, этот отчет объясняет все, а может, и нет – ребята из специального подразделения думают, что нет. Дело в том, сержант, что эксперты из лаборатории не смогли найти следов углеводорода. Это главное. В вашей сфере деятельности это примерно то же самое, как если бы вы нашли утопленника, в легких которого отсутствует вода. Откровенно говоря, все очень странно.