— Вынужден был скрывать! Людю столь благородной крови не пристало работать на плантации.
— Как интересно! — ехидно восхитился Гюнтер. — На плантации благородство работать не позволяет, а суп трелговый жрать не препятствует.
— Не тебе, ученик, судить о порядке вещей!
— Возможно, досточтимый. Но как бы то ни было, а любой мало-мальски сообразительный адвокат истолкует сокрытие даарновского звания как отказ от дворянства. Вряд ли почтенный Диего Алондро к этому стремится. К тому же если и не судью, то владельца плантации обязательно заинтересует, откуда у такой мелочи как участковый хранитель взялись деньги на личную стражу. Финансовая проверка, а вслед за ней и каторжный срок за воровство Диего обеспечен. Так что вам не о чем беспокоиться, досточтимый. Диего сам приложит все усилия, чтобы дело не то что до суда, а даже до полицейского участка не дошло.
— Ну допустим, что так, — процедил Кийриас. — Однако превосходное место наблюдателя потеряно.
— Колю не трудно заменить любым другим братом. Ведь Диего нужен новый старшина. Главное, предложить ему достойную кандидатуру до того, как это сделают оперативники других братств.
— Без тебя бы не догадались! — зло выкрикнул Кийриас. — Своей дурацкой выходкой вы поставили под угрозу всё наше дело! Самое благородное, которое только может быть в Иалумете!
— Если ради торжества благородного дела нужно смиряться с подлостью, то дело станет подлым вдвойне.
— Что?! — хрипло выдавил Кийриас. — Да как ты смеешь…
— Если не убирать вокруг себя грязь, сам станешь грязью.
— Да ты… Тебе… — Кийриас не нашёлся, что ответить, замолчал.
Николай позлорадствовал: ловко братишка заткнул рот этому зануде! Хорошо быть образованным. «Надо, чтобы Гюнт обязательно доучился, — отметил себе Николай. — Этот год пропал, а в новом он должен вернуться в университет».
Кийриас метнул на Николая мрачный подозрительный взгляд. После встречи с рыцарем ученик стал неподконтролен. Прежде Николай смотрел на учителя как на икону, беспрекословно и ревностно выполнял любой приказ. Теперь же дерзит, своевольничает. И Гюнтер этот ещё… Вот навязали головную боль! И почему только Великие Отцы так вцепились в орденского приблуду?
— Вы поставили под угрозу всё наше дело, — повторил Кийриас вслух. — Вину надо искупить.
Гюнтер побледнел, в глазах метнулся испуг, а губы жалко дрогнули. Но голос прозвучал твёрдо:
— Назначайте воздаяние, досточтимый.
Кийриас гневно вздыбил хвост. Опять «досточтимый» вместо «учитель» или «дядя».
Николай истолковал его гнев по-своему, метнулся к Гюнтеру, прикрывая младшего брата от удара, — хвост науриса бьёт крепче хлыста. А если раскрытые шипы добавятся, то одним таким ударом изувечить можно.
Кийриас зашипел возмущённо. «Да кем он меня считает, какой тварью?!» Николай с недоверчивой настороженностью смотрел на учителя. Преодолеть недоверие будет нелегко. Если вообще получится. «А может, и пытаться уже не стоит? Поздно? Учителем меня Николай не считает… Но братом во Цветущем Лотосе он остаётся и приказы старших выполнять обязан!» Кийриас бросил Николаю под ноги видеопланшетку.
— Открой первый файл.
Николай подчинился.
— Это же инвалид, — удивлённо сказал Гюнтер, увидев фотографию. — Пресвятой Лаоран, ну и рожа!
— Такой шрам не может быть случайностью, — сдавленно прошептал Николай. — Тот, кто его наносил, понимал что делает. Такую красоту изуродовать… Не понимаю…
Гюнтер осторожно, словно боясь причинить увечнику боль, прикоснулся к фотографии.
— Скорее всего, это ожоги от царговой кислоты. Их действительно наносили специально… — Гюнтер поёжился и сказал с кривой усмешкой: — У того, кто это сделал, отличные способности к рисованию: здесь каждый шрамчик предназначен для того, чтобы превратить лицо в дьявольскую маску. И такая идеально ровная линия раздела… Как по линейке.
— Может, и по линейке, — зло процедил Николай. — С говнюка, которой способен вытворить эдакую мерзость, станется и линеечку с собой прихватить, и кронциркуль для пущей точности.
Гюнтер невольно прижался к старшему брату.
— Рядом с нашим посёлком есть одна очень старая церковь… — сказал Николай. — Там на стенах фрески с ангелами и чертями.
— Да-да, — кивнул Гюнтер. — Я тоже такие фрески видел. Только ни один живописец не соединял ангела и дьявола в одном лице. И тем более никто и никогда не делал такого с живым людем.
— Гюнт, ведь шрамы от царговой кислоты — это навсегда?
— Навсегда. Если был хоть самый крохотный ожог, то в дальнейшем становится невозможной никакая пластика, даже для других шрамов, обыкновенных, потому что организм будет отторгать любую новую кожу — и донорскую, и протезную, и даже клонированную от собственной.
— Органы таким людям тоже нельзя пересаживать?
— Нельзя, — ответил Гюнтер. — Будет отторжение. Поэтому изуродованную руку ему никогда не поменять на здоровую. Если только эту восстановить…
— Учитель, — Николай посмотрел на Кийриаса, — кто сделал с ним такое? И за что?
— Это было недавно, — добавил Гюнтер. — Шрамы свежие.
Кийриас досадливо дёрнул хвостом.
— Всего лишь последствия недопустимой для гирреанского плебея дерзости. Не обращайте внимания на мелочи. Есть вещи поважнее шрамов.
— Так он из Гирреана? — растерянно переспросил Николай. — Еретик?
— Сын еретички. А может, и сам еретик. Неважно. Я же сказал не обращать внимания на мелочи!
Гюнтер ответил хмурым взглядом. Паршивцу опять что-то не нравилось в словах учителя.
— Вы не сказали, на что следует обращать внимание, досточтимый.
Кийриас забрал у Николая планшетку, бросил на подоконник и приказал:
— Вы оба немедленно вылетаете в Гирреан. — Кийриас положил рядом с видеопланшеткой билеты и банковскую карточку на предъявителя. — Не позднее тридцатого октября вы должны доставить в Каннаулит голову этого урода. Доверенный брат будет ждать вас в клубе «Оцелот». Голову отдадите ему.
— Как — голову? — не понял Гюнтер.
— Только не говори, что в ордене не проходил посвящения кровью!
Гюнтер опустил взгляд.
— Смертное посвящение у нас было, — сказал он очень тихо. — Ровно через месяц после адептсткой присяги. Все нелегальные организации норовят повязать новичков кровью. — Гюнтер поднял глаза и вперил требовательный взгляд в лицо Кийриаса. — Но, приказывая неофиту убить врага, орден всегда объяснял причины! Так за что я должен убить и без того несчастного калеку, досточтимый?
— Он опасен братству Цветущего Лотоса.
— Чем опасен, досточтимый? Братство в праве отдать мне любой приказ, но и я в праве знать, что приказ праведен. Убивая по воле Цветущего Лотоса, я должен быть уверен, что не пролью невинной крови!
Хвост Кийриаса свился в трусливую спираль.
— Напрямую этот людь ничего плохого братству не сделал, — пробормотал Кийриас. — Но по случайности — очень злой случайности — ему досталось нечто такое, что делает его смертельно опасным для Цветущего Лотоса. А при определённых обстоятельствах и для всей Бенолии. По собственной воле парень ничего плохого никому не желает, но судьба его сложилась так, что он вредоносен просто в силу своего существования, и потому должен быть уничтожен. Ничьей вины в этом нет — ни вашей с Николаем, ни моей, ни нашего братства. Виновно только злосчастье судьбы. Но ведь она крайне редко бывает к кому-то доброй… — Кийриас отвёл взгляд в сторону, смотреть на учеников было стыдно. — Я не могу объяснить подробнее, это всё, что мне самому позволено знать. Но приказ правилен, в этом я уверен!
— Однако выполнить его мы должны в наказание, — понял Николай. Гюнтер молчал.
Кийриас стегнул хвостом по стене.
— Вы оба влезли в то, что вас не касалось! Подвергли риску дела братства! К тому же посмели перечить тому, кто намного выше вас по рождению! — Кийриас шагнул к Гюнтеру. — Ученик мой и племянник по Цветущему Лотосу, разве белосветцы не наказали бы тебя за вмешательство в посторонние дела, тем более, если из-за этого пострадали бы интересы ордена?