— А теперь, млекопитающие, потрудитесь объяснить, как вы здесь оказались вдвоем по одному пропуску.
Дмитрий легонько поклонился стражнице:
— Пропуск мой, бона. Выписан боном Бруксмелхисторинпиктом для разрешенного свидания с техник-сестрой Алмис.
Самки атсанов во всем походили на самцов, кроме размера: размерами они походили скорее на алмастов. Стражница, толстенная громадина, увенчанная пучком жесткой ботвы, плавно присела. Это означало довольную улыбку: Дмитрий, назвав Брюкву по полному имени, показал чудеса учтивости. Кун же, не успевший толком прийти в себя, снова вяло махнул кулаком.
— Возьми, — стражница протянула Дмитрию пропуск, одновременно хлопнув тяжелой ладонью Куна по макушке, — а это кто?
— Жардинер Кун, бона.
— Вы шли вдвоем — и не смогли отбиться от толпы болванов? Ввалились сюда, девочкам пришлось стрелять… — Стражница сделала попытку подпрыгнуть, но была для этого слишком тяжела, и лишь резко дернулась всей тушей. «Девочки», две стражницы таких же размеров, вооруженные самострелами, тоже одновременно дернулись.
— Ни в коем случае, бона. Я, признаться, был сильно удивлен, застав его в столовой.
— И что же он там делал, если не шел сюда?
Дмитрий наивно пожал плечами:
— Пил хренофарию с рабочими, говорил с ними о чем-то. Я прошел к двери, тут все и началось… Ну, ты же меня помнишь, бона, ко мне уже давно никто не лезет. А тут… И жардинер оказался рядом. Я знаешь, что подумал…
— Не желаю знать, лаборант. Иди куда шел, а мы с девочками разберемся, какого Ру-Бьека этот жардинер-хердинер…
И, коротко буркнув что-то «девочкам» на своем языке, стражница поволокла Куна в караульную нишу.
— Прости, бона…
— Чего еще? — Недовольно обернулась стражница.
— Слово и дело. Вообще-то, этот жардинер меня ударил.
— Серьезно?
— Я его тоже серьезно приложил…
— Нет, — стражница чуть заметно дернулась, — я спрашиваю, ты серьезно хочешь заявить ябеду?
— Да, я хочу заявить официальную ябеду.
— Мне?
— Почему нет? Тебе. Я имею право?
— Но твой статус…
— Раб-лаборант.
— А он — жардинер. Тебе что, жить надоело? Давай, я его выпущу в столовку, тебя — к нему, и отметель его, как хочешь. Просто прибей. Я потом все на рабочих свалю…
Дмитрий покачал головой:
— Я желаю официального поединка.
— Жаль. Алмис будет по тебе горевать.
— Я — рыцарь короны, — хмуро ответил Дмитрий.
— Ты дурак. Иди. О времени поединка тебе сообщат за час до начала.
— Я знаю правила, бона. — Дмитрий отвесил еще один легкий поклон и пошел к грядкам.
Атсанская молодежь торчала стройными рядами в гидропонных ваннах. Те, кто постарше, галдели, почесывая брюшки, совсем как взрослые, а малыши молча пялили бессмысленные круглые глазенки. Пьютер Алмис стоял возле бака с минеральным раствором. Алмис как раз слезала с кадки, радостно размахивая руками. Дмитрий побежал навстречу девушке, широко улыбаясь. Обнял, поцеловал сперва в темечко, потом в лобик, потом в щечку и, не переставая улыбаться, шепнул ей на ухо:
— Упроси своих картошек, чтобы отпустили тебя в город на праздники, хорошо?
Несмотря на улыбку, голос у Дмитрия был серьезный и даже чуть-чуть зловещий. Алмис сразу все поняла, поэтому улыбнулась еще шире и шепотом ответила:
— На всю неделю не отпустят.
— На один день. Первый.
— Именно первый?
— Да, он самый веселый.
Дмитрий не стал объяснять Алмис, что поединок могут назначить на вечер первого дня Недели Приплода. До праздника у атсанов идет Неделя Ожидания, сейчас — Третий день Ожидания, никаких поединков. А с вечера первого праздничного дня атсаны начинают беситься, особенно самки: ведь для многих атсанских дам Неделя Приплода станет последней неделей в жизни, и провести ее надо так, чтобы не было мучительно стыдно на том свете.
Впрочем, эта неделя вполне могла стать последней и в жизни Дмитрия.
Общедоступная часть картотеки представляла собой бесконечную кучу полной ерунды, но Дмитрий верил в рациональность атсанов: они не собирают ничего лишнего. Сведения, хранящиеся в открытом доступе, должны казаться ерундой тому, для кого закрыты специальные пути. Но взламывать защиту Дмитрий не торопился, хотя времени уже почти не осталось: четыре дня — и начнутся праздники.
Ряды ящиков тянулись во все стороны, заполняя интерфейс пьютера. Перед носом Дмитрия висела в пустоте гладкая берестяная табличка, над которой парило блестящее стило. Взяв стило, Дмитрий написал на табличке: «Аркона». Ряды ящиков принялись смещаться в разные стороны, перемешиваясь, словно игральные карты в чьей-то невидимой руке, и вдруг замерли. Возле Дмитрия оказался ящик «Арканзас-Арктика», но к Арконе в этом ящике имел отношение лишь один мелкий текстовый файл:
«Наиболее престижная работа с точки зрения рядового арконца — техник по борьбе с насекомыми. И не зря: ведь даже самое маленькое арконское насекомое, железнодорожная тютелька, по величине и весу как раз совпадает с паровозом, но, в отличие от последнего, питается вовсе не углем…»
Дмитрий не сомневался, что найдет в открытом доступе море информации по арконским насекомым, но его интересовала другая живность. Снова перед глазами замелькали ящики. Дракон, дракон… Ага:
«ДРАКОН себе устроил пир.
Ему прекрасную принцессу
Вчера крестьяне привели.
Дракон откусывал, хрустя,
Куски дрожащей нежной плоти,
Из бочки элем запивал…
С утра гремело в головах,
Усы повисли, как мочала,
Рога саднили — и дракон,
Поднявшись в небо неуклюже,
Крылами задевая горы,
Хвостом с кустов сбивая пыль,
Поплыл куда-то…»
И все? Нет, вот еще чуть-чуть:
«ДРАКОН, бар. Расположен в северных предместьях Ермунграда. Возник во времена Тромпа одновременно с Черным Замком и транспортной компанией «Авторун». Приличные люди, независимо от своих политических и эстетических предпочтений, в это место стараются не ходить.»