И он, недолго думая, перекидывает меня через плечо, как мешок с картошкой и куда-то несет.

Мои ноги болтаются в воздухе, юбка неприлично задирается, а в голове только одна мысль: "Вот это влипла!"

– Эй! Вы что творите?! Поставьте меня немедленно! – воплю, пытаясь ударить его по широченной спине. Но все мои попытки тщетны – он даже не вздрогнул.

– Тихо, малиновая воровка! – со шлепком опускает свою здоровенную ручищу мне на задницу. – Сейчас придем в дом, и я тебе устрою воспитательную работу. Ремня у меня получишь! Будешь знать, как по чужим огородам лазить и обзываться на старших!

Ремня?! Да я последний раз ремень видела лет десять назад! Когда еще папка живой был. А сейчас мне двадцать два. Взрослый человек. Какой, к черту, ремень?

– Да я больше не буду! Честно-честно! – кричу, но он, кажется, даже не слышит. – Я думала, что здесь никто не живет.

Он несет меня к дому, и я понимаю, что эта ночь обещает быть… незабываемой.

В светлых сенях мужик ставит меня на пол и, приглядевшись как следует, вдруг огорошивает:

– Купальщица! Вот так встреча! Это ведь ты шарахнула меня по башке, – с досадой потирает голову, на которой виднеется внушительная шишка.

– Вы сумасшедший? Я Вас впервые вижу, мужчина! Отстаньте!

– Сейчас ты у меня за все ответишь! – цедит угрожающе и снимает с пояса ремень.

– Вы не посмеете! – визжу.

– Еще как посмею. Ты меня обокрала, при чем дважды, и ударила по голове. Как думаешь, какой срок тебе светит? Подсказка: приличный.

– Постойте, я всего лишь хотела поесть малины. Какая еще двойная кража?

– Выбирай, русалка, либо воспитываю тебя я. Либо ты садишься в тюрьму, и тебя воспитают зэчки, – нехорошо усмехаясь, он поигрывает ремнем.

– Тюрьма?! Да я от одной мысли об этом в обморок сейчас упаду!

– Значит, мое воспитание.

– Нет! Меня ни разу не били ремнем. Вообще никогда!

Он смотрит на меня, прищурившись, и я стараюсь выглядеть максимально невинной. В конце концов, разве может такая милая и безобидная девушка, как я, быть преступницей? Еще какую-то вторую кражу приплел, придурок!

– Ну, значит, будет первый раз, – парирует мужик. – Зато запомнишь на всю жизнь.

Отступаю, как загнанный зверек, чувствуя, как коленки предательски дрожат. Тюрьма – это, конечно, страшно, но ремень… это же унизительно! И больно! И вообще, я слишком хороша для подобных воспитательных мер.

– Может, есть какой-то другой способ? – робко предлагаю, надеясь на его снисходительность.

– Например? – его взгляд плотски застывает на моем декольте, и я инстинктивно прикрываю его рукой.

– Эм… например, могу выполоть вам весь огород… Или покрасить забор! Или… испечь пирог! С малиной, – шумно сглатываю.

Мужчина задумчиво чешет подбородок, разглядывая меня. Кажется, он что-то обдумывает.

– Ладно, уговорила, – отвечает он и, к моему облегчению, откладывает ремень в сторону. – Пирог – это неплохо. Но одного пирога мало. За свои преступления будешь работать на меня! До конца лета. Поняла? – добавляет он сурово.

Майор

Гамадрилом меня назвала бешеная девчонка. Вместо того, чтобы реально всыпать ей по первое число, я повелся на ее сиськи и заставил работать на меня. Кем, бл?

Бабушкин огород давно зарос сорняками, и я и не собираюсь его возделывать. Есть дела поважнее, чем круглыми сутками торчать среди помидоров и огурцов и растрачивать свою энергию на борьбу с колорадскими жуками.

Приготовить еду я и сам могу.

Не пирог с малиной, конечно. Но окрошку и суп – легко! А в качестве второго блюда и консервы сгодятся. Бабуля была хозяйственной, там полный подвал банок-склянок. Как буду уезжать – всё заберу, ребятам из отдела раздам домашние закрутки.

Так что не надо было соглашаться и отпускать мерзавку. Я этих драчливых феминисток на дух не переношу. Надо было проучить, как следует! Задрать юбку и по заднице настучать.

Как мент, я ненавижу и презираю воров.

Сегодня ты украла горсть ягод, завтра – кошелек, а послезавтра – Родину продашь.

Ну ничего, я ей покажу небо в звездах. Найду, где бы она ни пряталась. И заставлю работать на меня по-настоящему. Будет у меня полы мыть, картошку чистить и носки мои стирать. А если еще раз гамадрилом назовет, то я за себя не ручаюсь! Придумаю такие кары, что она у меня попляшет!

Выхожу во двор и вижу возле яблони… местного бомжа. Я смотрю, бабкин двор – место для паломничества сельчан. По очереди ходят сюда с целью урвать фруктов, чтоб на рынке потом продать. А это еще приперся с бутылкой и рюмкой! Закусить решил яблочком, не отходя от кассы.

– Упс, – увидев меня, алкаш поднимается с лавки на нетвердых ногах. – А вы кто?

– А ты кто?

– Я? Да я тут… это… яблочки дегустирую! – алкаш заплетающимся языком тычет грязным пальцем в надкусанное яблоко. – Икспертная оценка, такскать. А ты, товарищ, видать, новый тут? Одежка какая-то… непривычная для наших мест, – косится на мою футболку цвета хаки.

– Майор Громов. И я здесь, чтобы убедиться, что никакие "иксперты" без определенного места жительства не дегустируют чужие яблочки без спроса! А ты, я вижу, еще и с дегустационным набором прибыл! Рюмочка, бутылочка… Все по красоте, я смотрю!

– Майор? Ого, да ладно! – алкаш пытается изобразить нечто, напоминающее уважительный поклон, но чуть не упал. – А я Гриша… Не бомж, а амбассадор Баленсиаги, – тянет мне ладонь, но я ее игнорирую. Пусть сначала помоет ее.

– Какой еще валенсиаги? Ты валенком-то не прикидывайся, ага?

– А яблочки у вас, товарищ майор, … ну просто песня! Хоть сейчас на "Мишлен"! – запихивает в карман пиджака фрукты, думая, что я не вижу.

– Откуда ты слов таких нахватался, болезный? – сощуриваюсь, осматривая алкаша с головы до пят. – Амбассадор, Мишлен? Еще скажи в вашей глуши ресторан открыли.

– Васька меня научила. Она все-все-все знает про жизнь городских. А я люблю послушать разное.

– Васька? Она?

– Ага, соседка ваша. С в-выдающимися параметрами, – рисует в воздухе женский силуэт.

– Васька значит, – недобро сощуриваюсь, вспоминая воровку с большими сиськами. – Буду знать.

– Ну ладно, я тады пошел. Будьте здоровы, – этот амбассадор валенок пятится к дыре в заборе. – Приятно было познакомиться, товарисч майор. Надеюсь, больше никогда не встретимся, – буркает себе под нос, но я все всё слышу.

Надо залатать дырку. Хватит тут всякой шушере шастать по моему участку! Бабуля слишком доброй была, привечала здесь всякий сброд. Но я быстро отучу их сюда заглядывать.

Ладно, дыру заделаю позже. А сейчас к Ваське. Пусть начинает работу, лентяйка!

******

Стою возле зеркала, готовясь зарыдать от несправедливости.

Кто ж знал, что это платье мечты, купленное по акции у заезжего торговца на свадьбу подруги, окажется таким коварным?

Еще пять минут назад я крутилась перед зеркалом, любуясь собой. А сейчас безуспешно пытаюсь стащить с себя наряд.

«Да в нем, – заливался соловьем продавец, – любая сельчанка в царевну-лебедь превратится!»

Ну вот и превратилась… в дуру, застрявшую в собственном наряде!

Туда – как по маслу, а обратно ни в какую! Дергаю, тяну… Застряла, как морковка в сухой земле. Хотя морковка тонкая, а я – толстая.

Чувствую, пот уже ручьем, прическа растрепалась, а платье все так же сидит на мне, как влитое.

И тут, как назло, стук в дверь. Сердце в пятки уходит. Кто там? Надеюсь, не тетушка Аглая с упреками, что я опять без дела сижу.

– Василиса! – слышу голос своего нового противного соседа, – Ты где там запропастилась? Дрыхнешь, что ли? Работенка сама себя не сделает!

О не-ет, нет! Только не сейчас! Пожалуйста…

– Не входите!! – ору, истерично дергая платье и застревая в нем еще сильнее.

Черт, у меня открыт низ и полностью видны трусы. И я не могу предстать перед злым соседом в таком виде. А он, судя по шороху, уже вломился в дом.