И радость сейчас же потонула в скорби.

 -- Раньше я не могла, -- сказала она.

 -- Почему?

 Она быстро встала с колен.

 -- Но сегодня, -- крикнула она, -- я у ней выпытала все! Она ведь безумная... Она все сказала!

 И она сжала руки в кулаки, и глаза у неё загорелись злобой.

 -- Собака! -- произнесла она.

 И вдруг у неё выступили слезы и голос стал тихий.

 Она проговорила:

 -- Теперь уж ничего нет.

 И прислонилась к притолке, хватаясь за притолку сзади обеими руками, чтобы не упасть.

 Марина подступила к ней и сказала:

 -- Он тебе изменил?

 Она кивнула головой и с глухим стоном поднесла ко лбу руку.

 -- Ничего, ничего нет, -- прошептала она опять чуть слышно.

 -- А это давно?

 Она отрицательно закачала головой из стороны в сторону и молчала. Ей не давали говорить слёзы, смочившие все её лицо.

 Переждав минуту, она сказала:

 -- Её уж нет...

 -- Кого?

 -- Этой девки.

 Опять полились у неё слезы.

 -- Её совсем нет, -- сказала она.

 -- Значит, ты... Как совсем нет?

 -- Ага, ого, -- заговорила она, кивая головой, -- я ее зарезала...

 Марина злобно сказала:

 -- И поделом.

 И приказала, чтобы подали воды.

 -- Выпей, -- сказала она женщине, сама, подавая ей ковш.

 Она стала пить воду, взяв ковш в обе руки, жадно глотая воду и всхлипывая.

 В соседних комнатах послышался шум, стук тяжелых сапог; хлопали двери.

 Вошел татарин, бледный и испуганный.

 Он остановился на пороге и блуждал глазами по комнате, ища Марину.

 Она стала перед ним и приложила руку к сердцу.

 Глядя на него, она тоже побледнела.

 -- Ну, что еще? -- сказала она.

 В глазах у татарина был ужас. Он не мог заговорить сразу. Потом справился с собой и сказал:

 -- Убили...

 И еще шире разлилось выражение ужаса в его лице.

 Марина топнула ногой и крикнула:

 -- Кого? Говори!

 -- Царя! -- ответил татарин.

 Он еле держался на ногах.

 И вдруг он упал на колени, будто ноги у него подкосились сами собой.

 -- Не губи! -- произнес он.

 Обеими руками он схватился за голову, закрыв лоб и глаза. И весь он вздрагивал, приподняв плечи и вобрав в них голову.

 -- Кто? -- крикнула она хрипло.

 Он ответил, не отнимая рук от глаз и не поднимая головы:

 -- Урус.

 Царик в этот день поехал с Урусом на охоту.

 Там Урус и застрелил его как-будто бы нечаянно из пистолета.

 Урус показывал ему свой новый пистолет, а царик, в это время уже достаточно напившийся, стал уверять, что он и со своим братом сделал бы то же самое, что сделал с Урусом родственником, если бы он вздумал распространять крамольные слухи.

 Тут и грянул этот выстрел, сразивший царика насмерть.

* * *

Светила опять луна, как в ту ночь...

Марина, простоволосая, в одном белье, выбежала с факелом на улицу и стала кричать...

 В Калуге во всех церквях гудел набат.

 Светила опять луна, как в ту ночь, когда молчановские казаки искали квартиру для своего пана.

 Отовсюду выбегали вооруженные люди.

 Сначала пронесся слух, что убита царица.

 Но Марина, простоволосая, в одном белье, выбежала с факелом на улицу и начала кричать, что убили её мужа, и просила мести. Так как убийцей мужа она называла Уруса, то казаки бросились на татар. Все они почти были перебиты, и в ту же ночь Марина ускакала из Калуги верхом на лошади, в сопровождении всего нескольких казаков.

 Дрались с татарами и молчановские запорожцы. Но Молчанова не было между ними. Он тоже, вместе с другими московскими дворянами, принимал участие в охоте, устроенной цариком в этот роковой для него день... Как только он узнал, что царик убит, он вскочил на коня и погнал его в Калугу.

 Он предвидел, что должно произойти в городе, как только там станет известно, что царик убит.

 И убит татарином.

 В Калугу он въехал почти в одно время с ловчими и поскакал по пустым улицам к себе чтобы вооружиться и собрать своих запорожцев.

 На крыльце его встретил Азейка.

 Он дожидался, пока Молчанов слез с лошади, и только тогда сказал:

 -- Стерва твоя-то ее убила.

 Молчанов вздрогнул и спросил глухо:

 -- Кого?

 -- Дочку-то, -- ответил он.

 Молчанов вошел в дом. Он не долго там оставался.

 Когда он вышел оттуда, он нагнулся к уху Азейки (Азейка сидел на ступеньках крыльца) и прошептал:

 -- Прощай, Азейка!..

 Азейке показалось, будто он хотел его поцеловать, но

 почему-то этого не сделал.

 Потом Молчанов вскочил на коня и крикнул в воротах: "А этой собаке я отомщу же!" И во всю прыть поскакал к городским воротам.

 Он уехал из Калуги, и никто не знал куда он уехал.

---------------------------------------------------------------

 Источник текста: Тушинские волки: Ист. роман / И. Любич-Кошуров; С ил. худож. П. Афанасьева. -- Москва: Заря, 1913. - 116 с.