Обе оппозиции – и вышедшая из прежних классов и рожденная в самом коммунизме – реально были не в состоянии разработать программу борьбы, найти для нее формы. Представители первой тянули вспять, а второй – соперничали с режимом в бесцельной и бессмысленной революционности и догматическом мудрствовании. Условия для новых путей еще не вызрели.

Наряду с этим народ нащупывал такие пути инстинктом, давая отпор на каждом шагу, по поводу каждой "мелочи". Это сопротивление сегодня – крупнейшая и самая конкретная угроза коммунистическим режимам. Коммунистические олигархи не знают больше, что думает и чувствует их народ. Окруженные океаном мрачного и глубокого негодования, они уже не столь уверенны и беззаботны, как прежде.

Если истории неведома иная система, способная, подобно коммунистической диктатуре, в такой мере нейтрализовать своих противников, то не знает она и порядков, когда-либо вызывавших столь глубокое и широкое неприятие. Похоже, чем закрепощенное сознание и ограниченнее возможности организованных действий, тем с большей силой нарастает глухой мрачный ропот низов.

Коммунистический тоталитаризм ведет к тотальному негодованию, в котором сгорают все нюансы чувств, остаются голое отчаяние и ненависть.

Стихийное сопротивление, ежечасный, воспаляемый "мелочами" протест миллионов – это форма отпора, которую коммунистам не удалось задушить. Даже годы советско-германской войны дали тому грозное подтверждение. Есть основания считать, что, когда немцы вторглись в СССР, и у русских воля к сопротивлению не отличалась особой непоколебимостью. Но Гитлер быстро продемонстрировал свои цели: уничтожить Российское государство и превратить славян в безликих рабов своего "герренфолька". Тогда из народных глубин выплеснулась традиционная и неугасимая любовь к Родине. В течение всей войны Сталин ни разу не упомянул ни советскую власть, ни свой социализм, только – Родину. А за нее стоило умереть даже вопреки сталинскому социализму.

Национальный вопрос в том виде, естественно, каким он был до их прихода к власти, то есть с преобладанием конфликта между национальными буржуазиями, коммунисты сняли с повестки дня так же, как многие другие проблемы, унаследованные от смещенных порядков и не поддавшиеся при них разрешению.

Но до конца решить национальный вопрос коммунистические режимы оказались неспособны. Он возник вновь – в ином, еще более остром, чем прежде, виде.

Национальный гегемонизм в СССР проявляется через наиболее мощные отряды бюрократии, через представителей того народа, который в основном олицетворяет собой режим. С другой стороны, в Югославии основа стычек – трения между бюрократией различной национальной принадлежности. Но ни в первом ни во втором случае речь на деле не идет о национальных конфликтах в прежнем их понимании. Коммунисты по своей сути не националисты, национализм для них – прием, как и всякий другой, с помощью которого они добиваются укрепления своего могущества. При нужде они на время способны стать даже крайними шовинистами. Сталин, грузин по национальности, когда интерес (и пропаганда тоже) требовали, оборачивался в "сверхрусского". Сам Хрущев в числе прочих сталинских "ошибок" признал и страшную истину об истреблении целых народов. Сталин "со товарищи" играли бы на национальных предрассудках крупнейшей нации – русских, будь те даже готтентотами. Следуя собственной выгоде, коммунистические вожди всегда прибегают к чему-то подобному. Включая проповедь равноправия бюрократии разных наций, что, по их мнению, в главных чертах совпадает с требованием национального равноправия.

В основе трений между коммунистическими национальными бюрократиями нет ни национальных чувств, ни национальных интересов. Что-то и от этого присутствует, но первопричина в другом: примарно верховенство власти в своей зоне, на пространстве, которым управляешь. Шум вокруг репутации и процветания "родной" республики недалеко ушел от стремления упрочить собственное всевластие. То же с территориальным делением, когда административные образования по "языковому" признаку не уступают в значимости национальным коммунистическим государственным единицам. Коммунистические бюрократы – это в равной степени "заступники" своих наций – республик – и рьяные локал-патриоты, ревниво охраняющие "покой" административных зон, которыми они управляют и в основу выделения которых совсем не обязательно положена языковая либо национальная однородность населения. В руководстве некоторых чисто административных единиц Югославии (областные комитеты) "шовинизма" бывало подчас значительно больше, нежели в кругах республиканской власти.

У одних и тех же коммунистов можно обнаружить как близорукий бюрократический шовинизм, так и национальное ренегатство. Все зависит от обстоятельств и потребностей.

Язык, на котором коммунисты изъясняются, трудно назвать языком их народа. Слова те же, но выражения, понятия, внутренний смысл – все отдельное, специфически коммунистическое.

Будучи сторонниками автаркии по отношению к другим системам и локалистами в собственном доме, коммунисты, если того потребуют их интересы, немедленно превращаются в самых непоколебимых интернационалистов.

Некогда столь самобытные, в облике, истории и надеждах своих неповторимые, теперь нации, раздавленные тяжелой пятой всемогущих, всезнающих и, по сути, наднациональных олигархов, – неподвижны, бесцветны, апатичны. Коммунистам не удалось вдохнуть в них бодрость, повести к обновлению, И в этом смысле они не решили национальный вопрос. Кому известны сегодня имена украинских писателей или политиков? Что произошло с нацией, равной по величине французской и бывшей когда-то наиболее передовой в России? Такое впечатление, что лишь аморфная, всякой оформленности лишенная людская масса существует во власти столь же безликой машины угнетения.

Но это не так.

Подобно личности, подобно различным общественным классам и идеям, нации, уберегая от уничтожения свою самобытность, – живут, движутся, противостоят деспотии. Да, сознание и дух их подавлены. Но не сломлены. Покоренные, они не покорились. Не один прежний – буржуазный – национализм наполняет сегодня их протест, но и непреходящее стремление остаться собой и самостоятельным вольным развитием содействовать все нарастающей тенденции объединения человечества в бессмертном его бытии.

1 Ленин В. И. Соч. Изд. 3-е. Т. 29. С. 425.

При коммунистическом режиме развитие экономики – это не только основа, но и отражение пути самого режима от революционной диктатуры к реакционной деспотии. Такое развитие, исполненное борьбы и противоречий, показывает одновременно, как необходимое на первых порах вмешательство государства в экономику постепенно оборачивается политикой, замешенной непосредственно на субъективной заинтересованности правящей бюрократии. Сначала государство захватывает все средства: необходимы вложения в быструю индустриализацию; в итоге дальнейшее экономическое развитие управляется главным образом интересами правящего класса.

В сущности, так поступают все собственники, ими всегда руководит личный интерес. Однако новый класс отличается от прочих собственников тем, что сосредоточивает в своих руках практически все национальные богатства, а к экономической своей мощи идет сознательнее и организованнее. Сознательная организованность, осуществляемая через политические, хозяйственные и другие организации, характерна и для других классов. Но из-за многочисленности класса собственников в предыдущих, докоммунистических экономических формациях и существования там различных противоборствующих форм собственности экономика все же развивалась преимущественно спонтанно – если иметь в виду, конечно, условия нормальные, мирные.