Твой всегда Ваня. Неизменный.

[На полях: ] А тебя украшу розами. Ах, если бы Сережа — забыл ему сказать — привез тебе жасмин! Я просил — пионы.

Оля, я не догадался, что тебе подумалось… Ты вскрикнула: «ой, что подумалось..!» (что не спишь без снов).

Спи калачиком, как киска. Круто. _В_и_ж_у_ тебя! и целую.

Ольгушка, пиши «Лик»¹⁵, — да, просто, как бы _м_н_е.

Не смутись: «Пути» будут завершены — я могу скоро написать, созрело.

Олька, если ты не начнешь писать, я не буду тебе писать. Я тоже — и упрямый!

Оля!.. Я хочу писать «Пути»… но… все мне мешает и — тревога — когда же? когда? Но я овладею собой. Увижу тебя и — во-имя твое буду.

Олька, спи утром, не жди почты: она все равно придет!

Как хорошо, что ты видишь рождающееся, новое: от котят до… жеребят! Я бы написал… о, напишу, что Дари видела и _к_а_к_ принимала.

Какая крупная твоя гортензия!¹⁶ Я ее надушил и поцеловал в сердечко.

2

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

4. VI.42 5 вечера

Дорогая моя Ольгуна, пишу наскоро, очень сегодня замотался, с 8 утра и до 4 ч. был в хлопотах, — и в связи с моим чтением, и по поводу моей деловой поездки. А сегодня жарища еще… хоть я и люблю жариться, но лишь при полной беззаботности-неспешке. Эх, хорошо в такую пору в березовой роще — лежать и слушать усыпляющее жужжанье пчел, дремотное бульканье в овражке… — вспоминаю, как в Крыму, бывало, баюкали арЫки!.. Что за воздух в такую пору, в полдень, когда накрепко припекает, и в этом густом припеке — такие пряники, такие струйки, каких и сам твой любимец «Герлен» не выдумает! Ах, Ольгуночка моя далекая, — и какая же близкая-близкая! — вспомнил сейчас эту чудесно-пряную затинь березовых наших рощ в жару… — и глаза сладко щурятся от истомы, и лень мне думать, и чувствовать даже лень. Помешали, непрестанные посетители сегодня… — только отмахиваюсь. Как мне порой мешают!.. И часто — из пустого в порожнее. До завтра.

5. VI 1 ч. дня Вечером вчера зашла Марина Квартирова с каким-то провожатым¹⁷, — поразился я, до чего она изменилась, исхудала! Лечится здесь от болезни в кишечнике, и врачи не могут определить, ощупью идут. Советовал ей обратиться к нашим врачам, указал на Серова-интуитивиста¹⁸. Хочет попробовать. Говорил ей о том из нашего, что не поддается решению рассудком, на чем сбивается большинство, — как вести себя перед лицом событий. Для меня в этом нет преткновений: для меня — _п_е_р_в_е_й_ш_е_е_ — борьба с воплотившимся в большевизме _з_л_о_м, борьба _в_н_е_ всяких исторических, географических и — вообще всех «относительных», _з_е_м_н_ы_х_ соображений: мы — и это не впервые в жизни земли, — лицом к лицу с вневременным, а извечным, — в необъяснимой для нашего рассудка _т_я_ж_б_е_ (т_а_к_ мы, м. б. судим — т_я_ж_б_е!) — перенесенной из «оттуда» — в земную ограниченность. Подобное проявление «вечного-потустороннего» — да зрят земнородные! — было две тысячи лет тому¹⁹, и лишь избранные это постигали _т_о_г_д_а. (Ныне постигают это верующие.) Творящееся ныне для большинства так же темно, и потому много душевной и умственной смуты и разброда. Мир ныне — в «р_о_к_о_в_ы_х_ _м_и_н_у_т_а_х»²⁰, а зрители и участники действа меряют на свой аршин привычный. Отсюда невероятный хаос непонимания и ошибок, — у всех. Говорю о включенных в «надмирный поединок». Думается мне, что _в_с_е_ дано Волею — для испытания, для как бы нового чекана более совершенной земной Души, для углубленнейшего постижения Божественного Плана, — это этап в эволюции мира и драгоценнейшего в мире — _ч_е_л_о_в_е_к_а_ — Господнего дитяти: приблизься же к познанию твоей сущности! Так чувствуется мне. А почему и зачем, — конечная-то _ц_е_л_ь! — это невнятно мне, — это еще не открывшаяся божественная тайна. Одно несомненно: — это — для блага, для наполнения человеческо-божественной сущности в нас… — это продолжение тайны Вифлеема и Голгофы. Это новый шаг — к сближению тварного с Творцом. И потому мы все должны быть готовы к возможному новому _О_т_к_р_о_в_е_н_и_ю. Не о «последних временах» говорю я, а лишь о новом этапе в жизни мира, — о «самораскрывании Бога и его Воли»²¹. Посему и должны как бы со светильниками бодрствовать²², а не смотреть через муть близоруких глаз, через ребячью «хронику событий». Тут «божественная трагедия»²³ — для новой выучки нас, маленьких, а мы все еще продолжаем смотреть, как на бесследно проходящий очередной «водевиль» с историко-социальным содержанием. Нет, тут содержание глубочайшего масштаба, тут космическое касается нашего микрокосма, вечное — временности нашей. Если бы жив был Достоевский, Тютчев, Пушкин..! Они нашли бы форму — выразить ныне совершающееся глубинно и… упростить для нашего мелкодушия. Да, _э_т_о_ может быть внятым только в формах высокого искусства: в образах, — не в словах-понятиях. Я чувствую это чем-то, что за пределами моих пяти чувств. А найду ли способ постичь и _в_н_я_т_ь… — не знаю. Но я так остро и так — пока — невыражаемо — воспринимаю!

Счего^[3] (наречие!) я так расписался?.. Очевидно, стого^[4], что это во мне бродит, это меня томит, искушает… Ну, оставлю. К «часу сему» перейду лучше.

Твое сообщение о родственнике-инженере²⁴, который хотел бы приобрести частично мои литературные права, — права распорядиться моими произведениями, в пределах уступки их возможному издателю будущего русского семейного журнала, — по типу былой «Нивы», — «для приложения к журналу», а не в полную собственность, меня очень заинтересовало. Обсудить условия и, при благоприятных результатах, заключить нотариальную сделку, я готов и постараюсь приехать в Арнхем. Тогда и с тобой встречусь, и мы о многом поговорим, Олюшенька. Обсуди с инженером подробней, выясни степень серьезности его предложения. Если у тебя не возникает сомнений в его доброй воле, тогда мне стоит приезжать, — ты же знаешь, как теперь затруднительны поездки. Но в таком случае мне необходимо представить строго мотивированные соображения при ходатайстве о разрешении поездки в Голландию. Я должен получить предложение об уступке — частичной — моих литературных прав от самого лица, желающего их приобрести, — конечно, лучше на немецком языке, — для представления при просьбе. Мне сказали в эмигрантском комитете, что предпримут шаги в помощь мне, дадут ход моей просьбе, — словом, будут содействовать. Что из этого выйдет, — не знаю. В нынешних условиях моих я, конечно, охотно пойду навстречу предложению, тем более, что мои авторские права при мне и остаются, а приложение моих книг к журналу лишь поспособствует — как это уже не раз оправдывалось, — более широкому ходу книг в отдельных изданиях. Вот видишь, как удачно складывается, — т. е., вернее, может сложиться: и с тобой встречусь, хотя бы в Арнхеме. Не представляю себе только, сколько я мог бы получить и в какой валюте. Очевидно — в гульденах? Конечно, эта нотариальная сделка должна получить, для своей юридической силы, какие-то одобрения со стороны экономического контроля… но это, конечно, выяснится на месте. Итак, буду ждать письменного предложения предполагаемого покупателя, а там увидим. Подобное предложение — только на _в_с_е_ права! — мне уже делалось, года полтора тому, но тогда я отказался обсудить условия, испуганный мыслью — продать в полную собственность мое заветное!.. — это же — совсем осиротить себя. Этого я не мог.

Сегодня очень жарко, а мне сейчас надо к доктору, — впрыскивание ляристина! потом на чай, по приглашению, а в 7 — панихида, 9 день по дорогому кн. А. Н. Волконскому. Слава Богу, болей у меня нет.

4-ый день нет писем от тебя, мне грустно, но я не пеняю, — очевидно, ты ездила на Троицу, а там гости… — ты без гостей, ведь, не можешь, опять вертишься с хозяйством… Я не стану платить той же монетой, — я пишу тебе почти каждый день, хотя меня и очень донимают болтовней… и тревогами. Не знаю, — удастся ли закабалить себя в писание «Путей», как было с 1-ой частью²⁵, когда я начал печатать, не написав и трех глав: вопрос в том, будет ли в Париже издаваться газета²⁶. Это должно решиться на днях.