Ты же необычайно чутка, огромна! Пиши — что хочешь, как хочешь, только пиши. Я не постигаю, как я, идиот, мог написать, что надо беречь Дари от… тебя! Ты ее всю пронизала, наполнила во мне! Оля, ты увидишь, _к_а_к_ это выйдет! Я дам ей столько любви, столько от тебя..! Как ты ее _с_о_з_д_а_е_ш_ь_ во мне! Целую твои ножки, голенькие, пальчики, коленочки… всю тебя. Все в тебе! _В_с_е! Пойми, как ты мне необходима… Оля, дай мне себя, во сне, — я не могу тебя достать… а так хочу..! — Изюм дай маме: Поцелуй ее и Сережу, за меня: я вас всех троих люблю, моих родных, моих близких. Через тебя. Какая умная твоя мамочка! Я ей напишу, — какая мудрая, какая чуткая. Она меня ни в чем не упрекнула! Я _н_е_ виноват, Олек… в твоих мучениях. Я косвенно, м. б., виноват, только. Оля, я пошлю тебе автографы. Знаешь, что я написал на книге «Мери»: «Это будет твоя любимая лошадка, Оля. Не ты ли это?» Неужели ты не получила «Старый Валаам»? Ответь же. Я пошлю, через Берлин. Он должен тебя так успокоить! Там много — «моего». Я пошлю тебе «Ландыш» Герлен, ждет, опасаюсь часто напоминать таможне. Ответь же: хочешь «Жасмин»? Я всю тебя задушил бы… духами! всю тебя осыпал бы дарами, малыми такими… Олёк… но мне так хочется тебя ласкать, радовать немножко! Твои глазки светлыми видеть, — Оля, цени каждый миг дней — все, все цени, всему радуйся: дождю, холоду, ветру, — но береги себя! — заре, звездам, запахам фермы, меканью телят, звону молочной струйки, травкам первым, первым примулам на солнце, месяцу ясному, холодному… ласке мамы, — пусть она гладит твою головку… братику радуйся, целуй его… — будто меня целуешь… — огню ночному, рано утром, — свечке нашей, давней, о, как я рад был ей, когда был маленьким! — дровам горящим, печке теплой, хлебу… тарелке супа, «хлебу насущному»! — голоду и сытости, кровке твоей, в руках, по жилкам, сердечку, которое и для меня стучит… — ну, всему, что Божье, ведь! Как это все хорошо в псалмах… — о хвалении Бога, я чуть дал в «Свете Разума»! Как я теперь все это чувствую! Я хочу все это дать в «Путях»! Они — твои, Оля! Все — твои. Ее — и — твои. Ты _е_е_ заместила, ты — _о_н_а_ — в твоем лике, мне посланном, — ты — и любовь, и страсть, и мука моя… только ты, вся — ты, все — ты. Оля, будем верить, молиться… ждать. Оля, я знаю, как тяжело тебе, как ты меня ждешь, — м. б. _в_ы_д_у_м_а_в, — а, все равно, ты моего сердца ждешь… услышать. Я поклоняюсь тебе, всему — в тебе: твоей красоте, прелести неизъяснимой, линиям тела твоего, изгибам, _ж_и_з_н_и_ в тебе! любви твоей. Олик мой, Ольгуна, Ольгушонок… — как ты мне близка, как драгоценна! как незаменима, как вся любима, вся, вся, до… последней черточки, до ноготка на пальчике, до… не знаю! Я дышу твоим локончиком, воображаю всю, всю — тону в тебе, сгораю, исхожу всей силой любви-страсти! Оля, я хочу тебя! О, какая это мука… не найти тебя! Ну, во сне явись, отдайся мне, я бережно — нежно-нежно коснусь тебя, всю обниму глазами… мою последнюю, мою первую, такую. Я не знал женщин, кроме Оли, — детской Оли… — она меня любила, детского. А ты — ты бы по-другому еще любила, знаю. Какие чудные твои письма! Сколько в них страсти, любви, прелести души, сердца… они наполнены _т_о_б_о_й, единственной, трепетной такой, такой живой, такой тревожной, рвущейся..! Я целую эти строчки, я вдыхаю их… — твой аромат, Оля, твою душу, твое все. О, как люблю тебя, люба моя! Оля, поздравляю тебя, м. б. в Рождество получишь. Свет Разума в тебе сияющий _в_и_ж_у. Будь здорова! Люби меня — ну, поцелуй, приласкай, губки дай… девочка моя! Ты и дочурка, и сестричка, и _ж_е_н_щ_и_н_а. Ты — _в_с_е_ для меня — столько счастья дала мне — любовью! Будь радостна. Замираю в тебе, весь твой Ваня. Напишу на письма.
108
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
28. ХII. 41
1 ч. 30 дня
Голубка моя Оля, хочу, чтобы это письмо получила ты ко дню Рождества Христова, и была светла, радостно-тиха, вся — свет! С Праздником, нежная моя, единственная моя, необычайная, о, какая дивная из женщин, — не знаю, не знал такой. Будь здорова, сильна, радостна, Христова дочка! Я счастлив: последнее письмо твое, от 19, — совершенно исключительное. Как ты расцвела, созрела, углублена, — ты, кажется, не сознаешь (не хочешь сознать?) этого, — тем ценней. Твоя очарованность «отражением Богоматери», — как же ты ее уяснила мне! Как ты прониклась тайной «вечно-женственного»! И как ты нашла слова — выразить это твое очаровательное постижение! Твое толкование «чудеснейшего» в Любви… — что тебя привлекает… — как мне понятно стало, сколько в тебе самой от этого «чудеснейшего», вот _т_о, что казнит меня сладко за мой идиотизм злой, когда я, не помня души своей, весь внешний и _о_п_у_с_т_о_ш_е_н_н_ы_й, _м_о_г_ —! — обронить злое-глупое, пропустив безотчетно в письмо, что надо «беречь» от тебя Дари! Да ты сама должна беречь Дари от меня, чтобы я ее не испортил! Ты же — вся — опровержение моего идиотизма! Да, да, гениальная девочка моя… — вот именно вечно-женственное-то и есть _о_т_с_в_е_т_ непостижимой прелести Прелестной из Прелестных, — «чистейший прелести чистейший образец», — вечно-творящая святая Сила (Воля?) — «сила» — не подходит тут, но не умею заменить! — прекрасное Начало (Неупиваемое Зачатие) всему творимому, непостижимо-влекущее всех и вся, — все освящающее, все-радующее, таинственный катализатор —! — (неудачно, не умею!) — «тайна тайн», противостоящая инертному, мертвящему, темному. Источник Жизни — синоним «вечно женственному», вечно-рождающему, зовущему к движению, жизни, радости, свету, — ВСЕ — в противоположение — НИЧТО. Это — Родник Жизни, первооснова Красоты, Добра, Истины… — Идеал всех идеалов, Совершенство всех совершенств, — без чего — небытие, недвижность. «Вечно-женственным» в Нем Самом — Бог сотворил мир. Глубочайшая из тайн. И стремленье к этому «вечно-женственному» — всеобще. Дон-Жуанизм — маленькое, но он — тяга, искание этой Тайны! У женщины оно — земное проявление ее сущности, и ты наделена им в необычайной щедрости. Вот почему, бессознательно, называл я тебя «Bсe-Женщиной». Ты — именно — дочка Богоматери, ты Ее, из Храма вышла… — и вознесла в себе, творила непостижимо, возрастая, Ее отражение, _ж_и_в_о_е! Гениально дано тобой разграничение между «бульварным» и «высоким искусством»! А твои слова, взятые тобой в «квадрат линий» (очертила!) «Я люблю „его“, потому что „он“ зажегся — или я чувствую в нем эту восприимчивость, возможность ее, — _в_е_ч_н_ы_м_ _с_в_е_т_о_м, данным „ей“» — подчеркнула! Ею. «Можно понять?» — спрашивала ты. — О, да, я _в_с_е_ понял в этом недоговоренном, потому что договаривать нельзя, тут о _т_а_к_о_м, что и выражать-то словами невозможно, ты-то _з_н_а_е_ш_ь, ибо — гениальна ты! Радость моя, в каком восторге я от тебя! Как ты глубока, чутка, всегранна, исполин мой нежный! Мне стыдно за свою глупость, — я порой бываю ужасно туп! — Верно, верно, — сказала ты, — что среди женщин мало истинных художниц: они не могут так отделиться от себя и почувствовать — огромным воображением — «вечно-женственное», — они слишком мелкострастны для этого! А ты мо-жешь, ты — гениальная, ты — с потрясающим воображением и чуткостью безмерной… — как ты просветлена! А ты знаешь ли, кому этим обязана? Bo-Имя Господа, ты обязана папочке твоему! Я хочу верить-знать, что он был _в_е_с_ь_ в очаровании Матерью Света, он — «бедный Рыцарь» Единственной, — он — Ее служитель. Как хотел бы я услышать его служенье ЕЙ! — как, должно быть проникался он Ее очарованием светлым, чистейшим, в Празднования Ей! Он дал тебе жизнь и с ней — Свет Ее, Ее постижение, Ее очарование. Оля, чистая, чистейшая, — я упиваюсь твоим сердцем, твоим умом, твоим безграничным дарованьем. До чего же я счастлив! _Т_а_к_у_ю_ _н_а_й_т_и… и быть _т_а_к_о_ю_ любимым — Господня Милость! Полюбить _т_а_к_у_ю_ — разве это трудно? Это — _з_а_к_о_н, это «быть любимым» — увенчание всей жизни, всех обид и страданий утоление, возмещение! — Ах, Ольга, — вот они, мои крики, — «кто ты? откуда ты?!» Это же инстинкт вел — открыть, и как давно?!