С удовольствием обнаружив, что зонтики готовы, и взмахнув ими несколько раз, чтобы проверить вес, я приказала продавцу (после того, как он вылез из-под прилавка) отправить их на дахабию. Нефрет отказалась от зонтика; признавая его всестороннюю полезность, она предпочитала носить с собой нож. Мы выбрали новый из хорошей шеффилдской стали и, завершив оставшиеся покупки, направились в музей.
В прошлом году коллекции древностей были перенесены из старого дворца в Гизе[45] в новое здание в районе Исмаилийе. Это было красивое строение из жёлтой лепнины в греко-римском стиле с крыльцом, обрамлённым колоннами; пустое пространство перед зданием когда-нибудь станет садом. А пока что его украшали несколько тонких пальм и большой мраморный саркофаг — не древняя реликвия, а современный памятник, в котором покоились останки Огюста Мариетта[46], почитаемого основателя Service des Antiquites.
Мальчики ждали нас рядом с бронзовой статуей Мариетта. Давид снял шляпу; Рамзес поднял руку ко лбу и с удивлением обнаружил, что у него шляпы нет. Когда мы выходили из дахабии, она была на месте. Я не стала интересоваться её судьбой. Шляпы и Рамзес несовместимы. Я пришла к выводу, что это наследственная черта.
– Где отец? – спросила я.
– Ушёл по каким-то делам, – ответил Рамзес. – Поскольку он решил не предоставлять сведения о своём пункте назначения или своих намерениях, я не стал спрашивать. Он сказал, что встретит нас здесь в оговорённый час.
Мне было приятно это слышать. Эмерсон постоянно выходит из себя, когда посещает музей, и мне необходимо находиться рядом, чтобы он не ворвался в кабинет директора и не принялся его оскорблять.
– Вы выразили своё почтение месье Масперо? – полюбопытствовала я.
– Его не было в конторе, – ответил Рамзес. – Мы разговаривали с герром Бругшем[47]. Я… э-э... случайно упомянул ему, что отец скоро приедет.
Эмерсон не ладит со многими египтологами, но у него был ряд особых проклятий, предназначенных для Эмиля Бругша, помощника Масперо, которого он считал некомпетентным и бесчестным.
– А, – кивнула я. – Значит, Бругш тоже позаботится о том, чтобы не оказаться в конторе. Отлично сработано, Рамзес.
– Отлично сработано? – воскликнула Нефрет. – Если и Бругш, и Масперо ушли, как мне получить разрешение увидеть мою мумию? Чёрт тебя подери, Рамзес, ты обещал…
– Я спрашивал, – перебил Рамзес. – К сожалению, мумии, о которой идёт речь, не оказалось на положенном месте.
– Как это? – настала моя очередь возмущаться. – Наша мумия? Что она, заблудилась?
– Бругш заверил меня, что она не утеряна, а только… временно отсутствует. Они продолжают перемещать предметы из старого музея. Он уверен, что мумию найдут.
– Найдут, как же. Эмерсон абсолютно прав, критикуя методы Масперо; теперь, когда новый музей построен, такой небрежности нет оправдания. Но я вижу Эмерсона на горизонте; ради всего святого, ни слова об этом, не то он взорвётся.
Обменявшись любезными приветствиями, мы вошли в музей и поднялись по красивой лестнице в Galerie d'Honneur[48] на первом этаже, где на видном месте были выставлены материалы из гробницы Тетишери. Масперо оказался достаточно любезен, чтобы признать их одним из сокровищ музея, хотя в их число не входили мумия и гробы королевы. Что с ними стало, никто не знал, даже мы сами; но погребального инвентаря королевы оставалось достаточно, чтобы создать захватывающую дух экспозицию – ушебти[49] и статуи, инкрустированные сундуки и алебастровые кувшины, трон-стул, полностью покрытый сусальным золотом с чеканными изящными узорами, и piece de resistance[50] – колесница. Когда мы нашли её в королевской гробнице, она была разбита на части, но все обломки оказались на месте, включая колёса со спицами. Деревянный корпус, покрытый гипсом и льном, был украшен резьбой и позолочен, и нам пришлось проделать чертовски сложную работу по стабилизации хрупких материалов, чтобы они не испортились ещё больше, чем ранее. Эмерсон лично руководил доставкой колесницы в Каир и видел, как её заново собрали, установив в большой стеклянной витрине. Каждый раз, когда мы посещали музей, он ходил вокруг витрины, исследуя каждый дюйм драгоценной вещи, чтобы убедиться, что осколки больше не отваливаются.
К сожалению, надежды, как и обычно, не сбылись. Это расстроило Эмерсона, и он начал ворчать обо всём, что только ему приходило в голову.
– Масперо должен был держать всё вместе, чёрт возьми. Драгоценности...
– Находится, как положено, в Комнате драгоценностей, – ответила я. – Там, где их легче защитить.
– Ну-ну, – пробормотал Рамзес. Он изучал замки на деревянных витринах с таким интересом, что мне стало неловко. Но нет, уверяла я себя. Рамзес стал старше и ответственнее, и даже в детские годы он не пытался ограбить Каирский музей. Во всяком случае, без уважительной причины.
Затем мы отправились в Комнату драгоценностей, где Рамзес прикипел к витринам с сокровищем Дахшура, как его называли путеводители, – драгоценностям принцесс Двенадцатой династии, обнаруженным в 1894 и 1895 годах. Ярлыки на этих витринах приписывали находку месье де Моргану[51], в то время – директору Ведомства древностей. Я сомневалась в достоверности этой атрибуции, как и Рамзес, судя по его выражению лица. Поскольку он публично ни разу не признался, что нашёл драгоценности ещё до де Моргана – что было бы равносильно признанию виновности в незаконных раскопках – я никогда не задавала неудобных вопросов[52].
Нефрет и Эмерсон стояли перед ящиком с кушитскими[53] королевскими скипетрами. И здесь пояснительная табличка отклонялась от истины. Скипетры, великолепные образцы, были найдены профессором и миссис Рэдклифф Эмерсон в отдалённом вади[54] недалеко от Долины Царей; но мы нашли их в этом месте, потому что сами туда поместили. Нефрет привезла их с собой из Затерянного оазиса, и, поскольку само существование этого места никогда не должно быть раскрыто, нам пришлось прибегнуть к мистификации, чтобы сделать эти скипетры доступными для учёных мира[55].
Бедекер[56] дал сокровищу Дахшура две звезды. Ювелирные изделия Тетишери ждали нового издания этой удивительной книги для оценки, но я не сомневалась, что они будут оценены по крайней мере так же высоко. В парюре[57] королевы было несколько массивных золотых браслетов, даже более тонкой работы, чем те, которые принадлежали её дочери королеве Ааххотеп[58] и хранились в соседней витрине. Моими любимыми украшениями были расшитые бисером воротники и браслеты, нити сердолика и бирюзы, лазурита и золота. Когда я впервые увидела их, они представляли собой беспорядочную кучу, выпавшую из разрушившегося деревянного ящика и лежавшую на полу погребальной камеры.
Стоя рядом со мной, Давид изучал их с такими же гордостью и интересом. Благодаря нашим совместным усилиям изысканные артефакты сохранились в нынешнем виде. Мы часами изучали узоры на уцелевших фрагментах и собирали сотни крошечных бусинок в надлежащем порядке. У меня был значительный опыт работы, но, полагаю, мне не удалось бы так хорошо справиться без Давида. Его обучал один из лучших фальсификаторов Луксора, и у мальчика был глаз художника.
