Дело осталось за малым – тыква и простыня. Впрочем, вместо тыквы можно было использовать горшок. То, что пугать они собирались именно стражников, делало приключение еще более захватывающим. Когда-то стражу набирали из городских, но вскоре убедились, что это не очень хорошо, когда за соблюдение закона отвечают соседи тех, кто его нарушает, и теперь в стражники брали деревенских – чаще всего безземельных младших сыновей в семье. Вечное противостояние деревенских и городских приводило, конечно, к излишним стычкам, и стражников в городе сильно недолюбливали, но зато и поблажек стража никому не делала.
Ребятам мысль понравилась, и Сухан притащил простыню из дома, но попросил ничего на ней не рисовать: мать сразу бы это заметила. Гнилую тыкву нашли на помойке – воняла она преотвратно. Прежде чем идти к сторожевой башне, испробовать шутку решили в кабаке: свои, по крайней мере, бить не будут, если и поймают.
Они едва дождались темноты, стараясь не попадаться никому на глаза, но когда настал решительный миг и все трое, высоко подняв палку с «привидением» над головой, начали подкрадываться к окнам кабака, оглушительный визг испортил все представление. Визжали девки, которых угораздило войти в ворота именно в эту минуту! Девок было две, и орали они как резаные, схватившись друг за дружку, вместо того чтобы быстро убегать.
– Ну чё орете! – Есеня опустил простыню. – Это я, Балуй.
– Да перестаньте, наконец! – Сухан зажал уши. – Сил же нет.
Девчонки покричали еще немного, но так и не сдвинулись с места.
– Успокойтесь! – Звяга намотал простыню на руку, чтобы она не развевалась на ветру. – Это всего лишь простыня!
– Есеня? – робко спросила девочка, и только тогда он узнал сестренку – в темноте не так просто было ее разглядеть, а визжат они все одинаково.
– Опять ты? – расхохотался он. – Батя прислал?
Он подошел поближе – точно, и аппетитная Чаруша тоже притащилась с ней. Наверное, опять ужинала у них дома.
– Нет. Есеня, меня мама прислала. Тебя стражники ищут.
– О то великая печаль! – хмыкнул Есеня.
– Нет, дурак! Мама велела уходить из города. Она и денег тебе дала на дорогу, велела идти к ее сестре, на хутор. Помнишь, мы там были маленькими?
– Помню. Только не пойду. Чего я не видел на этом хуторе?
– Ты не понимаешь. Они говорили с отцом, а мама подслушала у двери и меня послала. Меня выпускать не хотели, но мама их уговорила, сказала, что мне Чарушу проводить надо домой, что уже темнеет и потом поздно будет.
– И что она подслушала?
– Она мне не успела сказать, но что-то очень страшное. Говорят, что у тебя какая-то вещь спрятана. Есеня, уходи, пожалуйста. Когда все утихнет, мы тебя на хуторе найдем.
– Да не пойду я на этот хутор!
– Слушай, ты что, что-то украл? – сестренка прижала руки к губам.
– Нет! – рявкнул Есеня. – Я ничего такого не делал! Так батьке и передай, поняла? Ничего я не воровал!
Он успел забыть про медальон – ему было не до того. А вот стража, видно, не забыла. Наверное, кто-то все же видел, как благородный отдал медальон ему, и теперь вспомнил об этом. Может, отдать его – и дело с концом? Ну нет, раз он такой ценный, что стражники за ним уже неделю бегают, значит, стоит попытать счастья.
– Есеня, ну пожалуйста, – сестренка заплакала, – я очень тебя прошу. Вот, денег возьми.
Он машинально подставил ладонь – Цвета высыпала на нее пять серебреников. Ничего себе! Какой хутор! Да тут так можно развернуться!
– Ладно. Из города уйду, но на хутор – ни за что. В лесу поживу, тут, недалеко.
– А где же ты спать будешь? – спросила молчавшая до этого Чаруша.
– В лесу и буду. В первый раз, что ли? – спать Есеня пока не хотел, и его этот вопрос не сильно заботил.
– А есть? В лесу еды не продают…
– Найду что-нибудь. Звяга принесет.
– Не дело это. В лесу тебя найдут, – вздохнула Цвета.
– Не найдут. Если ты не расскажешь. А матери скажи, что я на хутор пошел, ладно?
– Ладно, – подумав, согласилась сестренка. – Только прямо сейчас уходи. Они тебя здесь в первую очередь начнут искать.
– Хорошо, хорошо, уговорила, – хмыкнул Есеня. Ему вовсе не было страшно, ему даже нравилось это приключение – пожить в лесу он всегда мечтал. Впрочем, встречи со стражниками Есеня тоже не боялся – он вовсе не собирался рассказывать им про медальон, хоть на куски его режь! Он окончательно решил, что оставит медальон себе: такие вещи на дороге не валяются.
– Ну иди! – Цвета потащила его за рукав. – Иди же скорей!
– Уже иду! – Есеня подмигнул Чаруше, которая стояла и комкала передник: у нее на глазах тоже были слезы, как и у Цветы. Он развернулся к ребятам, скорчил торжественную мину и помахал им рукой: – Прощайте! Неизвестно, что меня ждет. Буду я у старого дуба, так что завтра еды приносите – я уже сейчас есть хочу, а завтра и вовсе помереть могу от голода.
– Простыню возьми, – щедро предложил Сухан, и Есеня не стал отказываться.
Он высыпал серебреники в руку Сухану, хлопнул Звягу по плечу, вышел со двора и направился к городской стене – выходов хватало, даже если ворота были заперты. Не успел он пройти и десятка шагов, как услышал цокот копыт: а сестренка оказалась права, во двор кабака въезжали стражники с факелами. Если они увидят Цвету, то догадаются, зачем она здесь была! Есеня остановился и подкрался поближе к воротам. Нет, сестренка успела уйти. Он выдохнул с облегчением и, не особо таясь, направился своей дорогой.
Вдруг сзади него раздались торопливые шаги и шумное дыхание: Есеня остановился и прижался к забору. Интересно, кто это? Если стражник, то почему без огня? Он присмотрелся, замерев неподвижно, и фигура в белом платье остановилась прямо перед ним, растерянно оглядываясь по сторонам, – Чаруша!
– Эй, – шепотом позвал Есеня, и она подпрыгнула от неожиданности.
– Ой… Это ты, Есеня?
– Ага, – ответил он и шагнул в просвет улицы. – А зачем ты меня догоняешь?
– Я… послушай… Ты только не смейся. Возьми меня с собой, – прошептала она и опустила голову.
– Чего? – Есеня заорал в полный голос.
– Возьми, ты не пожалеешь. Я тебе еду стану готовить. И вообще…
– Иди домой! – рявкнул он. – Только тебя мне не хватало. Тоже мне…
Она всхлипнула, подняла на него печальные глаза, покорно развернулась и пошла назад. Плечи ее дрожали, и это было заметно даже в темноте.
– Эй. Не реви, – сказал он ей вслед, и она сразу же остановилась и оглянулась. – Я не со зла. Просто девчонкам в лесу делать нечего. Что про тебя подумают, если ты дома ночевать не будешь?
– Да мне все равно, что обо мне подумают! – со слезами выкрикнула она и побежала прочь.
Почему-то это ему понравилось. То, что ей все равно.
К старому дубу он не пошел. Во-первых, старый дуб стоял близко к краю леса, и это несколько снижало остроту ощущений: Есене хотелось в чащобу, где не ступала нога человека. Во-вторых, слишком близко к медальону: если стражники его найдут, то могут и медальон поискать в окрестностях. А в-третьих… в-третьих – чересчур много людей знает, где он собрался ночевать.
Есеня шел по лесу долго, изредка посматривая на звезды – ясной ночью он бы не заблудился: звезды он изучил хорошо и мог по ним безошибочно определить время. Наконец чащоба вокруг него стала такой непролазной, что он остановился у маленького пруда с черной водой. Ему хотелось пить, поэтому место он нашел подходящим. Комары, вившиеся вокруг головы на ходу, набросились на него целой тучей, стоило только перестать двигаться. Об этом Есеня не подумал: в городе комаров не было вообще, а на краю леса они не проявляли такой злости. Он сорвал ветку и, отмахиваясь от назойливых тварей, начал осматриваться по сторонам. Спать все еще не хотелось, сидеть было невозможно, а босые ноги, исколотые и избитые о лесные дорожки, ныли и требовали отдыха.
Через час непрерывной работы веткой Есеня понял, что жизнь в лесу – это увлекательно, но, пожалуй, чересчур, и отправился искать место посуше. Но, куда бы он ни шел, комаров не убывало. В конце концов, он догадался залезть на дерево и посмотреть, нет ли поблизости какого-нибудь лесистого холма, где этих тварей, наверное, будет поменьше. Холм он увидел так далеко на горизонте, что отчаялся добрать до него к утру. Но на дереве, как ни странно, комаров было немного, и Есеня понял, что́ может его спасти. Елка, которую он выбрал, явно не подходила для отдыха: слишком шершавая и колючая, да и ветви ее клонились вниз, сидеть на них было неудобно. Он осмотрелся еще раз и увидел неподалеку подходящую сосну – она стояла на краю поляны и разрослась в ее сторону густыми и длинными ветвями.
