Анакрит, должно быть, в своём кабинете, работает по своему обычному расписанию. Приходит, работает, строит планы, ликует, уходит в ванну и ужинает.

В восьмом часу я отправился туда, где никогда раньше не бывал, хотя и слышал о нём ещё с тех времён, когда мы с Анакритом вместе работали над переписью. Он сказал мне тогда, что это его любимое место, и я сохранил эту информацию в пустой клетке мозга, чтобы когда-нибудь пригодиться. Это была дорогая частная баня в южной части Цирка, на короткой солнечной улочке рядом с Храмом Солнца и Луны.

Меня никто не знал. Гардеробщик подтвердил, что Анакрит там. Я сказал, что я инвестиционный консультант, который не при исполнении, и шпион согласился встретиться со мной по поводу…

Куплю фабрику по производству ошейников для собак в Вифинии. Безумие всегда окупается. Меня сразу же приняли.

Мой объект в тот момент не парился в парной; он ушёл и уединился в зашторенной комнате, ощущая – хотя и не получая удовольствия – внимание целой команды специалистов по личной гигиене. Я мог бы подождать, пока он появится, но не ждать было гораздо веселее.

У них была система безопасности, призванная отпугнуть любопытных: они просто приказывали всем, кто невнимательно замечал крики, отвалить. Вышибалой был пухлый карлик в короткой обтягивающей белой тунике, по совместительству маникюрщица.

Она предложила мне услугу по обработке кутикулы за полцены, но я без сожаления отказалась.

«Нет времени, дорогая. Я просто разрываюсь от желания увидеть здесь своего дорогого старого друга.

— Не волнуйся, он всегда разрешает мне приходить и смотреть. У нас нет секретов!

Ну, до сегодняшнего дня у него был этот.

Я отшвырнул в сторону провисший кусок изъеденной молью фиолетовой ткани, которая создавала для клиентов иллюзию уединения. Я бы не поставил себя в такое положение без дубовой двери, пятицилиндровых замков, вооруженной охраны и служебной собаки.

Там было несколько кушеток, одна из которых была занята. Я его нашёл, и он, должно быть, проклинает меня. Ну, он бы так и сделал, если бы не стиснул зубы от мучительных страданий.

Четверо или пятеро практиков, сосредоточенно хмурясь, обрабатывали выбранные части тела шпиона. В этот момент он лежал на животе, раздвинув ноги и повернув стопы ко мне. Я всегда понимал, что он, должно быть, депилировал руки и ноги. Теперь я знал, что под туникой он хвастался отвратительными штучками.

Когда я ворвался, на нём не было ни одного. Он был совершенно голый, если не считать лёгкого слоя высококачественного миндального масла.

Специалисты по удалению волос срезали шерсть с его туловища и лишили волос шерсти на ягодицах.

Теперь они подвергали его самой болезненной части своих дорогостоящих обязанностей. Анакрит купил всё. Специалисты давали ему то, что в дурных кругах называют «спиной, мешком и трещиной». По крайней мере, так мне говорили. Меня бы никогда не застали за этим.

Он, вероятно, умирал, желая, чтобы агония прекратилась, но когда я вошёл в комнату, те, кто ухаживал за ним, не остановились. Вероятно, им было приказано продолжать

будет продолжаться до тех пор, пока клиент сможет это выдержать.

«Это Фалько. Нет, не двигайся ни на дюйм!» — весело пропел я. «Это слишком хорошо, чтобы пропустить! Я потратил много часов, придумывая изощрённые способы тебя помучить —

«Но, Тиберий Клавдий Анакрит, я никогда не думал о том, чтобы на твои обнажённые гениталии вылили горячую смолу!»

Тот, кто додумался до этого и убедил его это сделать, заслуживал быть награжденным лучезарной диадемой.

Анакрит тихонько вскрикнул от стыда. Я заверил его, что он может не торопиться, тщательно отшлифовать кожу горячей смолой, выдернув пинцетом каждый непослушный волосок. Я сказал, что не могу смотреть на это, но подожду его снаружи, наслаждаясь глазированным медовым пряником от одного из разносчиков еды из бани. «Мне нужно срочно вас увидеть. Если вы всё ещё занимаетесь делом Модеста, то это касается Нобилиса».

Вскоре он выскочил оттуда, сделав вид, что ничего не произошло.

Возможно, смущение затуманило его рассудок в этот момент.

Я держал в руках пачку медовых лепёшек, которые, как я решил, должны были успокоить. Я сообщил, что Нобилис избежал плена в Лациуме (именно поэтому я попросил Сильвия отложить свой доклад). По моим словам, Нобилис вернулся в Рим, где его заметили зоркие вигилы.

Петроний Лонг знал, где он находится, и охранял это место; поскольку это было дело шпиона, я пришёл за ним. «Он прячется. Место выглядит мрачно, но мы с Петронием с тобой. Нет времени ждать подкрепления; у него есть сотня путей отступления».

Анакрит спросил: «Откуда мне знать, что ты не лжешь, Фалько?»

«Нет», — коротко ответил я. — Этот старый двойной блеф, который никогда не подводит, если противник самонадеян. Поверить мне было смелым решением.

Он согласился прийти. Охраны с ним в банях не было, так что остались мы с ним. Я сказал, что Петро велел нам поторопиться, потому что он один на страже.

Итак, мы быстро прошли по Риму, совсем недалеко. Мы шли бок о бок, и Анакрит старался забыть, что его половые органы болят (но идти

с большим трудом (я был рад это видеть), я позволил себе провести сравнения.

Хотя моя собственная семья была развалюхой и беспомощной, для Анакрита дидии, должно быть, были в тысячу раз лучше и счастливее его: тёплые, энергичные, жизнерадостные и, несмотря на своё безумие, заботящиеся друг о друге. Я начинал понимать, почему Елена всегда считала, что Анакрит жаждет быть мной – жаждет, но при этом так ревновал, что готов был уничтожить всё, что у меня было.

Это было критически важно для его понимания: контраст между моей авентинской семьёй и его родственниками, живущими на болотах. Его окружение в итоге стало отчуждённым и ужасным, все мелкие преступники, некоторые корыстные. Мои, возможно, выглядели безнадёжными и раздражающими, но у большинства из них были добрые сердца. Очевидно, это была заслуга мамы. Её жизнь была борьбой, но она всегда проявляла неустанный интерес к своему потомству; слишком много, как нам казалось, хотя это и давало результаты. Анакрит, рождённый в беде и оторванный от корней, в итоге стал аморальным и одиноким. Мне дали цепкую мораль, и я мог понять большинство людей. Он легко мог бы пойти по пути своих братьев-убийц – возможно, так и случилось. Я бы никогда не смог. Один из нас неизбежно был злодеем, другой, возможно, героем.

Мы с Петронием выбрали место, переплетение улочек рядом с Форумом. Как раз подошло время для перестройки каким-нибудь щедрым императором.

Возможно, так и будет к тому времени, когда мы станем совсем стариками.

Мы встретили Петрония Лонга в конце узкого переулка под названием Нап-лейн. Он нес оборудование, тщательно упакованное. Меня поразило, что этот переулок – городской аналог того оврага близ Анция. Мы оба уже знали его, но он был шириной с голую повозку; груженая телега могла потерять свой груз, ударившись о стены. По обе стороны возвышались крутые, заколоченные фасады заброшенных зданий. Из-за них улица, забитая засохшей грязью и усеянная мусором, которым летают мухи, была почти темной, что невозможно было смотреть вниз. Отсутствующие предприниматели владели или арендовали здесь обветшалые склады, которые либо пустовали, либо были наполовину заполнены краденым добром. Иногда в этих оцепленных, гниющих помещениях укрывались подозрительные беглецы; большинство были слишком напуганы и предпочитали голодать и быть ограбленными в тени мостов, где кто-то мог хотя бы найти их трупы.

Везде было тихо. В Риме наступило время ужина. Стоял прекрасный день в начале сентября, между календами и нонами, ещё во время школьных каникул; не праздник; перед Римскими играми; не чёрный день в календаре. На самом деле, ничего примечательного в этом дне не было.