И как ни грустно, что его детям не быть уже на земле, не продолжить отца и дела его жизни, но так это и должно, наверное, быть. Человек, которому предназначено охранять границу, ни при каких обстоятельствах не может отступить от высших принципов, на которых покоятся главные устои бытия. Это тот случай, когда принципы важнее всего, даже и самой жизни.

На земле много почетных занятий, за которые воздают всякие почести и помнят в веках. Но все же для настоящего мужа нет ничего достойнее и выше, был убежден Дин Хун, чем охрана заповеданных разумом и сердцем границ. едь это самое древнее дело, которое и поныне остается главным на земле. Ибо все держится на границах, на надежности их и незыблемости. Иначе все смешается: добро со злом, честь с бесчестьем, родина с чужбиной, предательство с верностью.

ыбор и предопределенность реального и воображаемого

Каждый, пришедший в этот незыблемо стоящий, но до крайности непонятный и запутанный мир, в конце концов понимает безысходную неиспове-димость пути своего земного бытия.

се с самого начала запутано уже тем, что замешано на великом множестве случайностей. Чему и каким быть, а может, и не быть - решает ничтожный порой случай, камешек, попавший под ногу, соринка, угодившая в глаз… И человек из всего этого сложнейшего лабиринта, огромного числа возможностей пытается выйти путем выбора: налево или направо, правдой или ложью, интуицией или расчетом…

ыбор с первого осознания самого себя до последних дней. И этим ежеминутным выбором человек составляет, формирует свою судьбу, прокладывает пути вперед…

Казалось бы, сам хозяин своей судьбы…

Это, с одной стороны.

Но, с другой стороны, все это не более чем иллюзия, которая сопровождает человека всю жизнь. Большого ума не надо, чтобы обнаружить задним числом, что весь спектр кажущегося выбора заранее предопределен. И корни этой предопределенности уходят во тьму прошлого, существовавшую до твоего рождения…

Кем предопределен? от и вопрос-то… И каждый, кто берется проследить эти корни, вовлекается в ту беспросветную тьму предположений и догадок, из которой выход только назад - в реальность.

Человек не может не думать, в том числе и над этим тоже. Но пограничник, в отличие от других, не имеет права ни на миг полностью уйти в свои думы, как это постоянно случалось с Ли Эром… Какими бы высокими ни были раздумья, нельзя таким образом покидать земной пост, оставлять реальность без надзора.

Когда Ли Эр уходил в лабиринты своих мыслей, он переставал видеть, слышать… Да, оставалась его пустая человеческая оболочка, безучастно ко всему происходящему смотревшая в сторону границы, и только. Безучастная ко всему миру, так вернее было бы сказать.

Никто не знает, как там на Небесах, но на земле все должно быть в меру… се должно произойти в свое время и по предначертанию ысшей оли, которая нисходит с Неба. том-то и дело, что корни всех явлений, событий и судеб - Там, и нечего искать их здесь, во тьме случайностей. Зачем, спрашивается, мудрить, запутывать себя усложнением простых, очевидных или упрощением сложных вещей? се это лукавство или самообольщение возгордившегося человеческого разума, не более того.

И Дин Хун думать, конечно, думал над этим, совсем не равнодушен был к предопределенью, выстраивавшему его жизнь, да и располагали к этому долгие и монотонные часы бдения в сторожевом секрете или на наблюдательной вышке; но случись малейший звук, малейшее передвижение на границе, он тут же настораживался, моментально возвращался к действительности, готовый к любым ее неожиданностям… То есть умел как бы разделяться, раздваиваться в двух равноценных мирах - мыслительном и реальном, пребывая одновременно и в том, и в другом… Даже когда спал крепким сном, то и тогда мог мгновенно проснуться при первом же подозрительном звуке. Это было в нем с юности, сразу, а потом лишь закрепилось выучкой старого служаки.

Сложность, запутанность, невыразимость, неопределенность, изначальная многозначность, как густая трава, прячут в себе всякую, подчас и ядовитую тварь, которая там, в этой непроходимой чаще, находит себе спасение. Или место для засады. Этой твари Истина и Путь не нужны, они только временно прячутся там, в словесных зарослях…

И эти развесистые словеса нередко служат не только прикрытием для слабости, но и неплохим инструментом всяческих манипуляций, и многие беды человечества зарождаются там, зреют и исходят оттуда.

На них зиждется множество не только искренних заблуждений, но и заведомо ложных иллюзий, неисполнимых надежд, обманных путей и провокаций, злоумышленных планов расчетливых прохиндеев, которые сознательно паразитируют на этом. Они преднамеренно запутают сложностью, доведут все до абсурда. Чтобы затем, пользуясь чужой беспомощностью, стать поводырем слепцов, предварительно убедив их, что они наконец-то выведут всех на путь истинный. Надежда заблудившегося - золотое дно для прохиндея.

И первое время Дин Хун со всей свойственной ему тогда юношеской прямолинейностью подозревал в этом и Ли Эра тоже.

Но кто бы мог представить, что пройдет всего несколько десятков лет, и бывший маленький тщедушный пограничник Ли Эр прославится как выдающийся философ, изречения которого будут на устах почти всей просвещенной молодежи, и что присвоят ему звучное имя Лао Цзы - Старый Учитель.

Ростом он оставался невысок, был сухопар и чуть сутуловат. Еще мальчиком был странен тем, что имел волосы с проседью, которые со временем и вовсе поседели. Поэтому к сорока годам он стал выглядеть как настоящий старик.

Конечно, и Ли Эр тоже, как никто, умел запутывать. Уж чего-чего, а усложнить простейшие вещи, ввести в сомнение, следом в тупик, а затем подвести к своему заготовленному заранее решению, он был мастер. И Дин Хун со своей прямотой очень часто в их спорах попадал впросак, сам удивляясь своей несообразительности.

ечная раздвоенность… неопределенность… многозначность. Что ни спроси у него, головастого, ничего он точно не знает, ни в чем не может определиться. вечном сомнении сам, он и тебя в свое сомнение втянет, так что разуверишься в истинности простейших вещей. Но когда замучаешься, не найдя выход, то он укажет тебе аж три выхода, но при этом не скажет, какой именно лучше. Предоставит на твой выбор, и ты еще пуще запутаешься.

Да, Ли Эр был никудышным пограничником, поэтому за все, что бы он ни делал, постоянно получал нарекания командиров. Особенно доставалось ему из-за его нескладной выправки, неуклюжести, движения его при команде всегда запаздывали. И речь его была нечеткой, он не мог коротко и точно выразить увиденное, доложить обстановку. сегда подмечал и выпячивал второстепенные вещи, опуская по рассеянности главные.

И если бы не дружба с образцовым пограничником Дин Хун ом, который, несмотря на всякие личные разногласия, всегда и во всем без малейшего сомнения выгораживал и защищал друга, ему пришлось бы на заставе совсем туго.

Но, тем не менее, в какую бы безнадежную ситуацию он ни попадал, Ли Эр на все умел смотреть сверху, каким-то будто бы сторонним взором, и не горячился, как другие, не увлекался, всегда был спокоен, отстранен и холодноват.

И это часто оказывалось выгодной позицией, особенно в споре. ладеть своими эмоциями может далеко не каждый. Ли Эр никогда не гнался за случайной мыслью или сверкнувшей вдруг идеей, предпочитая заранее обдуманное, и потому всегда крепко держал нить разговора, его главное направление.

Он умел вовремя остановиться, сделать многозначительную паузу - и выдать вдруг самый неожиданный, но на удивленье остроумный вывод. Этим он поражал самых отъявленных противников-спорщиков.

Поэтому скоро он снискал к себе особое, на невольном уважении замешанное, отношение как среди сверстников, так и у командиров, и не зря ему дали прозвище "мудрый мальчик".

Об истине и заблуждениях

Больше всего, кстати, Ли Эр не любил армию. Эта нелюбовь часто прорывалась в его изречения и стихи, которые содержали самые неожиданные порой и резкие выпады против нее. А поскольку в критические моменты вражеского нашествия жизнь пограничников, да и всей страны, напрямую зависела от состояния и содержания войск в ближнем тылу, то Дин Хун то и дело уличал его в непоследовательности и предвзятости, цитируя его же стихи: