. Г. Распутин согласился стать членом жюри "Театра малых форм" и честно исполнял свои обязанности, посещая почти все конкурсные спектакли. Лишь в день закрытия Форума попросил пощады и разрешения не приходить на церемонию по состоянию здоровья. Как я ни уговаривал - он не был в силах появиться в зале. А жаль! едь, по сути, вся пирамида V МТФ и пафос церемонии закрытия были устремлены к самой главной награде - "Золотому итязю" - . Г. Распутину за сбережение традиций русского слова и души. Решения двух жюри были приняты без разногласий. Как всегда замечательно, с полной отдачей и сердечно вела работу жюри "малых форм" Ада Николаевна Роговцева. Общение с этой удивительной женщиной доставляет и мне, и всем окружающим большую радость.

После закрытия Форума я умчался в Сергиев Посад - залечивать раны и приходить в себя.

К марту-месяцу вновь подошли к привычному состоянию нулевого бюджета. Подали в Агентство заявку на поддержку. лучшем случае они выделят четверть необходимых средств. А где искать остальное? Проведение Форума в Москве - всегда стресс. Обратился к мэру Москвы с предложением о совместном проведении Форума - чиновники отписали, что в их бюджете на этот год данная программа не была предусмотрена, и они могут поддержать лишь информационно. А тут ещё подоспело уведомление о моём увольнении с поста директора кинотеатра "Эльбрус". И здесь меня обыграли. ынули из жизни 8 лет надежды на укоренение "Золотого итязя" в Москве.

А как обнадёживающе и красиво всё начиналось: 2000 год, Кремлёвский Дворец, торжественная церемония открытия Кинофорума. Шесть тысяч зрителей овацией встретили речь тогдашнего вице-мэра Москвы . П. Шанцева об особой значимости культурной миссии Кинофорума "Золотой итязь" для России и для столицы, в которой в скором времени город обещает предоставить нам один из кинотеатров. Спустя 8 лет чиновники оставляют "Золотой итязь" с носом…

ЕРОЙ И ПРАДОЙ, СИЛОЙ И КРИДОЙ

Александр Родионов. Князь-раб. ИД "Сова", Новосибирск, 2007.

Нет, кажется, сегодня жанра популярнее, чем жизнеописание. Даже и в библиотеку можно не заглядывать, а зайти в один ближайший книжный магазин - тут они на тебя и навалятся. И не в привычной даже и для того и рождённой серии ЖЗЛ, а вольной ватагой, честолюбивой когортой, модным парадом. Роскошно изданные, соревновательно щегольские, аристократически строгие наполеоны и Ганнибалы, Клеопатры и царицы савские, талейраны и Макиавелли, Сталины и гитлеры. Казалось, после такого опыта осмысления мы проснёмся умным, осмотрительным и дальновидным народом, и мир, освобождённый от всех заблуждений, явит Богу образцы любви и мудрости. А послушаешь утреннюю сводку новостей - нет, что-то незаметно, чтобы история чему-то училась, заглядывая в лаборатории прошедшего.

Может быть, потому, что новым властителям некогда читать о властителях старых, а может быть, и потому, что книжные полководцы, императоры и гении - всё-таки только книжные, скроенные часто по мерке своих авторов, и больше проходят по области мифологии, чем по реальной жизни. Сами их рекламно дорогие обложки выдают "товар", порою оскорбляющий, а то и сводящий на нет тяжкий уединённый труд добросовестного автора, который (дитя малое!) радуется броской красоте платья своей книги, не догадываясь, что читатель уже заранее спровоцирован на "торговое" чтение. А товар он и есть товар. Его так и принимают, вычитывая в интеллектуальных "святцах" анекдот, занимательный сюжет, предмет для умной беседы, повод к удовлетворённому чувству равенства герою, а то и превосходства над ним.

Первым в родной истории падает Пётр еликий. от уж с кем поборолась русская литература, ужасаясь, восхищаясь, осмеивая, проклиная. Так он, "толпой любимцев окружённый", и идёт с пушкинской "Полтавы" с рифмой "ужасен-прекрасен", пока не оказывается окончательным антихристом для старообрядцев и великолепной гравюрой и "медным всадником" для официального знамени.

Но всё это "окончательно" только до нового поворота истории, а как у неё спина переломится, так опять надо оглядываться на Петровы дни, которые более всех сложили мятущийся, вольный и ломаный, терпеливый и неуступчивый русский характер - слишком во многих огнях и водах калил его Пётр. Сколько ни гляди, всё будет мало. Каждый новый документ и каждый новый поворот царствования откроют новую бездну.

Это замечательно подтвердил новый большой (едва поместившийся в два тома) роман Александра Родионова "Князь-раб". Родионов - писатель алтайский, сибирский, "в первом воплощении" геолог. Это и определило его интерес к петровской эпохе, к дням едва складывающейся Сибири, ещё не знающей границ, - подвижной, текучей, своей для китайцев, калмыков, джунгаров, русских. ольной, "ничьей", неисчерпаемо-богатой.

Страстная борьба России за недра, за необходимые казне серебро и золото, за позарез нужные медные и железные руды, за новые рынки явлена в романе Родионова во всём размахе. Купеческие караваны, царские экспедиции, жестокое коварство мелких князей, лукавая восточная "дипломатия", предательство и святость, всеобщее воровство и жажда познания. сё как там, в Петербурге, в Европе, где хоть платье поопрятнее и парики покудрявее и дипломатия потоньше, но коли приглядеться (а писатель приглядывается), то и там ещё ни границ, ни пределов, и всё тоже ещё кипит и движется. И где честь-то хороша, да неприбыльна. Где Пётр гнёт своё, Англия своё, Швеция своё, да и мелкие княжества - своё, а возьмёт больше тот, кто смел и увёртлив, у кого побольше золота и пушек, кто злее и жёстче.

Но Пётр-то в романе хоть и повсеместен и хоть пронизывает всякую судьбу, и за всяким домом глядит, и хоть сам проживает тут часы полтавской славы и прутского поражения, Гангутской виктории и рассчитанного европейского унижения, хоть при нас пытает и убивает сына, а всё-таки и не вовсе главный герой. А главный-то Матвей Петрович Гагарин - тобольский губернатор, глава "всея Сибири", знавший в книге дорогие часы всесилия, заносившийся выше небес, а кончивший на "глаголе", на привычной осьмнадцатому веку виселице, когда "вспороли всеобщее оцепенение барабаны и палач набросил на голову князя мешок". После страшных пыток, которые тут обсказаны во всех подробностях и про которые и читать страшно, а уж терпеть как - никакого воображения не хватит. А он вот - казнокрад, вор и честолюбец - выдержал. И в главном, признания чего домогались и Пётр, и палачи (собирался ли князь отложиться от России?), так и под страшными пытками не признался. И потому что, в отличие от Петра, Рюрикович, о чём и кричит Петру с дыбы в лицо, и потому, что, как мы уже сами догадываемся, несмотря на все обвинения, действительно не хотел отложиться. Ибо русский во всём. И гордостью русской и строил Сибирь.

этом чудо и победа Родионова, что он всё огромное население книги писал во всей русской широте, которая даже и Достоевского смущала, так что он хотел "сузить" русского человека. А Родионов вот не сужает - уж какой есть, такой есть!.. И украдёт, и покается, и во все тяжкие пустится, а завтра последнее отдаст. И сжульничает, пока лихо не придёт, а в страшный час встанет свято и победит.

Наверное, это вышло так убедительно оттого, что автор побыл и царём, и ханом, князем и нищим, рудознатцем и архиереем. Целое человечество переносил в себе за десять лет, пока писал книгу. И не сочинённых людей, а вполне реальных - Петра и Карла, Гагарина и Демидова, Шафирова и Меньшикова, всех купцов и воевод каждого со своим именем, таможенников и оружейников, плотников и палачей, кто строил Русь и Сибирь правдой, а больше кривдой. Люди они всякие, и "всячину" эту, чтобы быть убедительным, надо было в себе поискать и под сердцем поносить. А уж те десять лет, которые мы прожили, пока он книгу писал и тоже ведь не в чужой земле жил, а с нами невесёлые эти годы делил, по оттенкам высоты и низости иному столетию под стать.

Да и документов Родионов за эти годы столько и таких прочитал, что немудрено было узнать, как просторен русский человек, особенно в сибирской воле и дали. Да и время-то какое пишет! Жизнь каждый день в обнимку со смертью ходит. Гибель глядит с хозяйской ухваткой, кого как прибрать: не стрела вражья возьмёт, так тяжесть походов, не голод, так плен. И ты сам в чтении никак не можешь чьей-то стороны взять, потому что все они живые.