Вдвоем мы навалили доски на телегу. Груз тяжелый, кобыленка недовольно заржала.

— Теперь к жестянщикам, — велел я.

Жестяной ряд располагался в дальнем углу рынка, под обветшавшим навесом. Здесь стояли лотки с блестящими листами жести, медными тазами, железными ведрами. Все это громыхало, звенело на ветру.

Торговец жестью оказался армянином, смуглый, с черными усами и хитрыми глазами. Увидев меня, расплылся в улыбке:

— Добро пожаловать, господин офицер! Аракел Степанян к вашим услугам. Чем могу помочь?

— Нужна жесть листовая. Пять пудов. Качественная, без дыр и ржавчины.

Армянин всплеснул руками:

— У Аракела только лучший товар! Смотрите сами!

Он начал доставать листы жести, демонстрируя их на просвет. Я осматривал внимательно, некоторые листы оказались с пробоинами, другие погнутые, третьи покрыты ржавыми пятнами.

— Это брак, — констатировал я, откладывая негодное. — Давай нормальную.

— Господин офицер очень придирчивый, — вздохнул Аракел. — Но хорошо, хорошо, покажу лучшее.

Он полез в дальний угол лавки, выволок связку новых листов. Эти и впрямь оказались годными, ровные, блестящие, без повреждений.

— Вот это другое дело, — кивнул я. — Сколько?

— Пуд шесть рублей.

Я расхохотался:

— Степанян, ты за дурака меня держишь? Жесть стоит четыре рубля за пуд, и это с наценкой.

— Ай-яй-яй, господин офицер! — замахал руками армянин. — Это до войны четыре стоила! Теперь все дорого! Привоз трудный, пошлины…

— Четыре рубля пятьдесят копеек, — отрезал я. — Последнее слово. Или ищу другого продавца.

Степанян театрально застонал, схватился за голову, но согласился:

— Ладно, ладно. По ветру пойду, но что делать. Берите.

Я отобрал пять пудов жести, двадцать листов стандартного размера. Отсчитал двадцать два рубля пятьдесят копеек.

Оставалось купить гвозди, скобы, паклю, краску. На это ушел еще час и девять рублей. К полудню все необходимое погружено на телегу, она осела под тяжестью.

— Ну что, поехали обратно? — спросил Степан Кузьмич, протирая вспотевший лоб рукавом.

— Поехали. Только осторожно, чтобы не растрясти груз.

Мы тронулись в обратный путь. Лошадь медленно, с трудом тащила телегу. Колеса скрипели, доски позвякивали.

По дороге я подсчитывал расходы. Сорок рублей на доски. Двадцать два пятьдесят на жесть. Девять на прочее. Итого семьдесят один рубль пятьдесят копеек. Осталось три рубля пятьдесят, на непредвиденные расходы.

Из казенных тридцати пяти вышло тридцать шесть пятьдесят перерасхода. Пришлось добавить из офицерских взносов. Ничего, потом отчитаюсь перед Мещерским, потрачено куда и предназначено.

Главное я уложился в бюджет. И материал качественный.

Мы въехали во двор госпиталя около второго часа пополудни. Я соскочил с телеги, огляделся. Нужно разгружать, складировать, готовиться к началу работ.

— Эй, санитары! — крикнул я. — Помогайте разгружать!

Появились трое дюжих молодцов. Мы принялись стаскивать доски, складывать жесть, разбирать остальной материал.

Струве вышел из здания, подошел, оглядел закупленное:

— Неплохо, Александр Дмитриевич. Качество, похоже, приличное.

— Проверял каждую доску, — ответил я, вытирая руки о платок. — Завтра начнем. Первая палата самая сложная. Туда поставлю лучших работников.

— А люди готовы?

— Беляев обещал предоставить двадцать человек. Разделю на три бригады, две по шесть человек на первую и пятую палаты, одна восемь человек на остальные.

Струве кивнул:

— Толково. Я прослежу, чтобы больных не тревожили лишний раз.

Мы постояли молча, глядя на груду материалов.

— А что если начать сейчас? — спросил доктор. — Рабочие уже собрались.

А почему бы нет. Я кивнул.

— Пойду к ним.

Беляев обещал предоставить двадцать человек. Посмотрим, что он нашел.

У ворот госпиталя уже толпились люди. Я насчитал человек двадцать пять, может, тридцать. Солдаты из числа выздоравливающих, плотники из хозяйственной команды, несколько жестянщиков. Морозов стоял в центре, что-то объяснял, размахивая руками.

— Доброе утро, Василий Кузьмич, — окликнул я его.

Фельдфебель обернулся, козырнул:

— Здравия желаю, ваше благородие! Людей собрал. Двадцать восемь человек, все крепкие, работящие.

Я оглядел собравшихся. Знакомые лица. Егор, Семен, Иван. Остальных вижу впервые, но все выглядят бодро, глаза заинтересованные. Хорошо.

— Братцы, — обратился я ко всем, — работа предстоит тяжелая. Четыре дня, чтобы восстановить систему вентиляции в пяти палатах. Будем работать круглосуточно, посменно. За работу дополнительный паек, освобождение от нарядов, а самым старательным благодарность от полковника Энгельгардта.

Солдаты переглянулись. Кто-то кивнул, кто-то усмехнулся. Дополнительный паек весомый аргумент.

— Делимся на три бригады, — продолжил я. — Первая, восемь человек, работает в первой палате. Это самый сложный участок, там все снесено полностью. Вторая бригада, шесть человек, в пятой палате, тоже с нуля. Третья бригада, шесть человек, во второй и четвертой палатах, где нужно восстановить частично разобранную систему. Остальные подсобные рабочие, таскают материал, помогают где нужно.

Морозов кивнул:

— Разумно, ваше благородие. Первую бригаду я возглавлю, коли позволите. Егор пусть во вторую идет, он парень толковый. А третью… — он оглядел людей, — Петр Гаврилов возглавит, он плотник опытный.

— Согласен. Семен и Иван — в первую бригаду, со мной. Остальных распределите сами.

Через полчаса все разошлись по палатам. Я повел свою бригаду в первую, самую большую, самую проблемную.

Палата встретила нас гулкой пустотой. Больных перевели накануне, койки стояли голые, белье свернуто. Под потолком зияли дыры от снятых воздуховодов. Печь в углу холодная, вокруг груда мусора, оставшегося после демонтажа.

— Ну что, братцы, — произнес я, снимая сюртук и оставаясь в рубахе, — за работу. Морозов, ты главный. Распределяй обязанности.

Фельдфебель огладил усы, оглядел палату:

— Семен, ты займешься воздуховодами. Короба делать по чертежу, как в прошлый раз. Иван, тебе печку готовить и отверстия в стенах долбить. Федор и Григорий, вы подсобные, таскайте доски, подавайте инструмент. Трофим и Николай, вы жестянщики, будете обшивать короба жестью. Степан, ты под потолком работать будешь, балки размечать.

— А я? — спросил я.

Морозов посмотрел на меня с легкой усмешкой:

— А вы, ваше благородие, коли не боитесь руки запачкать, помогайте Семену. Короба собирать дело тонкое, лишние руки не помешают.

Я кивнул, засучил рукава. Работа закипела.

Семен уже разложил доски, начал размечать карандашом. Я присел рядом, взял рубанок.

Столяр развернул перед рабочими чертеж, тот самый, что мы делали для третьей палаты. Воздуховод прямоугольного сечения, четыре аршина длиной, аршин в ширину, полтора в высоту. Стенки из досок, стыки усилены планками, внутри гладко выструганы, чтобы воздух шел без завихрений.

— Главное, — объяснял Семен, — стыки делать плотные. Ни щелочки, иначе воздух уйдет, тяги не будет.

Мы принялись за работу. Я держал доски, Семен подгонял, прибивал. Работали слаженно, без лишних движений. Через час первый короб готов.

— Хорошо получилось, — одобрил Морозов, осматривая. — Щелей нет, углы ровные. Давайте дальше, нам таких восемь штук нужно.

Иван тем временем орудовал в углу, где стояла печь. Богатырь долбил зубилом отверстие в стене. Медленно, методично, каждый удар точный. Кирпичи крошились, пыль летела, но Иван не торопился.

— Ваня, живее! — крикнул Морозов. — До обеда надо управиться!

— Дядя Вася, тут кладка крепкая, — хрипло отозвался кузнец, не прекращая работы. — Спешить нельзя, стену обрушу.

Степан, молодой парень лет двадцати с небольшим, ловко лазил под потолком, размечая места крепления вытяжных каналов. Саперная сноровка, он безошибочно находил прочные балки, отмечал углем.