— Что за дерьмо тут творится? Они тут совсем охренели всех собак на парня вешать?

У него и так в голове один туман, а тут еще вопросов добавилось. Что это за наезды? Когда и кого он не слушался? Кого оскорблял? О какой, к черту, расхлябанности шла речь? И в качестве вишенки на торте — какое-то еще военное училище?

— Это бред какой-то!

Казалось бы, Марк едва-едва все более или менее разложил по полочкам: он баронет и при этом сирота при живом отце, ботаник с едва заметным магическим даром, за что регулярно отхватывал от сверстников в гимназии. А теперь все опять «накрылось медным тазом», и снова придется домысливаться, что тут происходит.

— Черт, у меня сейчас голова от всего этого лопнет!

Парень растерянно огляделся, толком не понимая, чего сейчас делать, за что хвататься.

— Так, так, дружище, для начала давай успокоимся…

Встряхнувшись, Марк особым образом задышал, делая вдохи и выдохи по рваному счету. Как у опытного циркача и фокусника у него были свои секреты, как быстро прийти в себя и побороть стресс. При желании мог и сердечный ритм замедлить до такой степени, что его с легкостью примут за труп.

— Хорошо, уже лучше… — улыбнулся он, с удовлетворением отмечая, что старые психотехники и здесь сработали, как нужно. Сердце уже не выпрыгивало из груди, в висках не стучало, а мысли в голове перестали «бегать», как обезумевшее стадо. — Сейчас все решим.

И правда, стало гораздо лучше. Ответов, конечно, не прибавилось, но голова точно перестала трещать, как накрывающийся трансформатор.

— Не будем спешить и метаться, сейчас это просто опасно. Пойдем по порядку, шаг за шагом, — начал рассуждать Марк, пытаясь решать, что ему делать в первую очередь. — Во-первых, нужно прибраться, а то в самом деле не комната, а самый настоящий свинарник. А во-вторых, мне срочно нужен кто-то, кто в курсе всей домашней кухни…

Сказано — сделано. Работать руками ему было не привыкать. Ведь, работа хорошего фокусника, а уж тем более циркового артиста, это не штаны в офисе протирать и стучать пальцами по кнопкам клавиатуры. Это очень тяжелый, изнуряющий, труд, требующий от тебя максимального сосредоточения физических и психических сил. Словом, «вылизать» комнату до блеска — для него было это раз плюнуть.

— … Он сказал: «Поехали», и махнул рукой, — сами собой в голове всплыли знаменитые слова и парень начал убираться. — Поехали.

Прошло не более часа, и комната приобрела совсем другой вид. Склянки, банки, какие-то марли — то есть все медицинское — спряталось в небольшой ящик, примостившийся у стены. На письменном столе выросла аккуратная стопка учебников, рядом точно такая же стопка, но чуть меньше, из тетрадей. Письменные приборы — ручки, остро заточенные карандаши –спрятались в деревянном пенале, где уже лежали ластики. Преобразился массивный книжный шкаф, книги в котором выровнялись строго по размерам их корешков. Прямо мечта перфекциониста.

— А теперь вспомним службу…

Оставалась кровать с мятой горой из одеяла, пары подушек и скомканной простыни, к которым Марк решительно и приступил. Старые армейские привычки, вбитые едва не в подкорку, в очередной раз не подвели. Уже через пять минут постель было не узнать. Темное покрывало, только что валявшееся в углу комнаты, сейчас было заправлено по струнке. В изголовье кровати параллельно друг другу стояли подушки, которые он прежде тщательно взбил, чтобы придать им воздушный вид.

— Кажется, там что-то говорили про костюм.

Его взгляд остановился на массивном шкафе, стоявшем в самом углу. Если где-то и была его одежда, то только там. Он схватился за витые бронзовые ручки и резко дернул ручки на себя.

— А вот и мой гардероб… Хм, вроде бы ничего, нормально.

Признаться, Марк побаивался, что местная одежда окажется, мягко говоря, странной и неудобной. Сразу же вспоминались яркие петушиной расцветки камзолы и жилетки европейских аристократов в средневековой Европе, обтягивающие ноги лосины с откровенно торчащим гульфиком. К счастью, его опасения не оправдались. Висевшие на вешалках костюмы консервативно, немного старомодно, но в тоже время стильно.

— Судя по солнцу, время идет к полудню, а заодно и к обеду, а значит, можно одеть что-то такое…

Марк прямо нутром чувствовал, что после всего случившего он должен выглядеть безукоризненно. Даже малейшего повода для осуждения нельзя было давать.

— Это как на шоу, где первый выход не просто важен, а неимоверно важен.

Он в задумчивости перебирал вешалки с одеждой, прикидывал цветовую гамму, оценивал качество материала. Учитывая опыт его участия в развлекательных шоу самого высокого уровня, Марк мог бы дать фору любому костюмеру, как в родном мире, так и в этом. Насобачился за столько лет.

— Это не официальный прием, не траурное мероприятия, а значит, никаких темных цветов. Но и попугайничать тоже не будем, — с этими словами парень решительно сдвинул в сторону вешалку с пиджаком бардового цвета. Туда же отправился блейзер ярко синего цвета. — Хм, а вот уже лучше. Неброское, спокойное, без ярких акцентов — самое то для обеда дома со своими родственниками.

Дом барона Воронцова

Баронесса, едва сдерживая улыбку, кинула быстрый взгляд на часы. Старинные, подарок роду Воронцовых еще отца нынешнего императора, они вот-вот должны были пробить полдень: большая фигурная стрелка остановилась на двенадцати, а длинная, минутная, стрелка застыла на одиннадцати. За столом уже сидели она, барон и их первенец, не было лишь пасынка. Похоже, этот несносный поганец опять от обиды забился в свой угол и не желал никого видеть. Тем хуже для него.

— Александр, Марк запаздывает. Ты сегодня не слишком был строг с ним? — стерев с лица улыбку, она повернулась к мужу. В голос добавила обеспокоенности, что далось ей не очень просто. — Может помягче нужно было? Он ведь еще ребенок.

При этом смотрела так, что прослезиться можно.

— Дорогая, ты слишком добра к нему, — сквозь зубы пробурчал барон. Недовольство из него аж сочилось. — Он уже не ребенок! Я в его возрасте уже командовал отделением кадетов в училище, был первым во всех дисциплинах. И мне никто не подтирал сопли всякий раз, когда что-то случалось.

— Я схожу и поговорю с ним…

Женщина начала было подниматься, но тут же была остановлена повелительным взмахом руки.

— Не нужно за ним бегать. Сегодня я ему все высказал по поводу его поведения. И если до него не дошло, то пусть пеняет на себя, — мужчина коснулся колокольчика, чтобы начали подавать первое блюда. — Время — полдень, а, значит…

Баронесса скромно кивнула. Мол, ей очень жалко пасынка, но она подчиняется. Внутри ощущала полное удовлетворение от происходящего. Ведь, ее мечта — избавление от ненавистного пасынка — стала еще ближе. Было видно, что супруг уже разочаровался в своем старшем сыне и уже почти махнул на него рукой. Чувствовалось, что еще немного и его терпение окончательно лопнет.

Сегодня, когда барон отчитывал сына, она стояла за дверью, и слышала каждое его слово. Баронесса очень тогда жалела, что не могла в этот момент видеть лицо пасынка. Наверняка это было чудесное зрелище — его жалобный, полный слез, взгляд, надутые щеки, и растекающаяся по лицу бледность.

От этих мыслей она раскраснелась,

— Дорогая, ты покраснела? Тебе нехорошо? — тут же обратил внимание на ее красноту супруг.

— Ничего, сейчас пройдет. Я просто немного разволновалась.

Старинный часы начали отбивать полдень, давай сигнал слугам к началу. Кухарка, зная любовь барона к строгой дисциплине и невероятной пунктуальности, взялась за половник, чтобы налить суп.

Часы ударили последний раз, и дверь резко распахнулась, пропуская в столовую того, кого уже никто не ждал.

— Прошу меня извинить! — на пороге стоял Марк собственной персоной.

Все четверо — барон и баронесса, их младший сын и кухарка — с нескрываемым удивлением уставились на парня, который вел себя совершенно не так, как всегда. Обычно тот вел себя как загнанный волчонок: тихо появлялся в столовой, за столом ни на кого не смотрел, если у него что-то спрашивали, отвечал едва слышно и односложно, недолго ковырялся в еде, и также тихо уходил.