Я включила электрический чайник, достала яйца, хлеб, помидоры и сырную нарезку. Всё вокруг было немного несовершенным — потёртый подоконник, неидеально ровная столешница, баночка с мёдом, из-под крышки которой торчала ложка.

Но в этой обжитой, живой кухне было удивительно спокойно. Я налила себе кружку чая, оперлась бедром о край стола и на секунду просто остановилась, глядя в окно. За стеклом начинался новый день — медленный, залитый светом, с ленивыми редкими облаками, плывущими в почти чистом небе. Где-то вдалеке залаяла собака, над деревьями пролетели две птицы.

А я просто стояла, грея руки о кружку и не торопясь никуда.

Удивительно, но за такой короткий промежуток времени это место успело стать для меня почти родным. Тепло поселилось не только в воздухе — оно зашло куда-то глубже, внутрь меня самой. И мне хотелось только одного: чтобы эти выходные не заканчивались.

Чтобы ещё чуть-чуть — ещё немного — мы могли побыть здесь вместе. Не спеша. Не убегая.

Я проснулся один. На пару секунд даже подумал, что всё это мне, возможно, приснилось — Аня, диван, плед, жар ее тела в моих руках. Но взгляд упал на подушку, а точнее — на бежевую резинку-пружинку для волос, которую она вечно носит на запястье, словно подростковый браслет. Ну всё, доказательство налицо. Не привиделось.

Вчера, когда Аня вырубилась, я отнёс её наверх, укрыл как следует, а сам вооружился ноутбуком и ежедневником. Классика жанра. Взялся разгребать счета от типографии и смотреть, что там по авансам и договорённостям. Потому что, хоть ты и сбежал на дачу, юрист внутри тебя не даст спокойно жить, пока не проверит все цифры.

Честно? Я весь день чувствовал себя как школьник, прогулявший уроки. Без дел, без звонков, без дедлайнов. И впервые за долгое время позволил себе просто не работать. Просто выдохнуть. Для человека, который живёт по принципу «работа вместо терапии», это почти подвиг. Но знаете что? Я ни капли не жалею. Особенно в такой компании.

Хотя кто бы мог подумать, что моё великое бунтарство против трудовой этики случится в виде жарки сосисок на мангале и секса с восхитительной женщиной.

Но к финалу дня чувство ответственности победило и вот я здесь. Надел очки, потому что от экрана в вечернее время быстро начинали уставать глаза и погрузился в мир цифр.

Диман, как водится, появился словно призрак из коридора и едва не отправил меня прямиком к кардиологу.

— Что, бессонница, Казанова? — подал он голос у самого уха.

Я дёрнулся так резко, что едва не врезал ему локтем в челюсть. Чуть ближе бы стоял — и получил бы весьма неприятный удар.

— Твою мать, Дим, — выдохнул я, возвращая сердце на место. — Хочешь, чтобы я тут помер в тапках?

— Да ладно тебе, не будь старым брюзгой. Я думал, ты тут на расслабоне сидишь, чай с мёдом попиваешь после сам знаешь чего.

Я промолчал. Вернулся к экрану. Дал понять, что провокации не поддамся.

— Ну и где же твоя спящая красавица? — не унимался он.

— На втором этаже. Спит. Как и нормальные люди в почти два часа ночи.

— То есть либо ты её так «по-взрослому утомил», либо ей стало настолько скучно, что она сбежала под предлогом сна. Я правильно понимаю?

— Ты же понимаешь, что это та самая тема, в которую я точно не планирую с тобой обсуждать?

— Ага. Но всё равно приятно было попытаться. — Он уселся напротив, по-хозяйски расположился за столом и с наглой ухмылкой оглядел меня. — Слушай, Лёш, а ты не поверишь, но тебе что б там ни было точно пошло на пользу. Выглядишь явно посвежевшим.

— Просто нормально поспал и поел впервые за пару недель, вот и весь секрет.

— Ага. Наелся сосисками, мясом и сексом. Грех жаловаться. Диета мечты.

Я фыркнул. Ну не поспоришь же.

Меня Димкин стиль общения — эта смесь наглости, шутовства и мальчишеской непосредственности — одновременно раздражал и неизменно забавлял. И, раз уж он начал этот балаган, я решил сыграть с ним в ту же игру. Только по своим правилам.

Я приподнял бровь и взглянул на него поверх очков, которые всё ещё висели на носу.

— А как там твоя дама сердца? Или уже печени? Почек? — усмехнулся я. — Напомни, чем она теперь владеет, господин спасатель?

Диман моментально напрягся, как будто я дернул за провод, ведущий к его чувству самосохранения.

— Ну чего ты прицепился, — проворчал он, скрестив руки на груди и театрально откидываясь на спинку стула. — Приврал слегка, с кем не бывает.

— Со мной, например, — кивнул я с самым серьёзным лицом.

Он зыркнул на меня, фыркнул и махнул рукой:

— Да ладно тебе, главное, что жив-здоров. Хотя… — он задумчиво потёр подбородок. — Учитывая выражение лица Оли в начале встречи я начал опасаться получить парочку легких телесных.

— Слушай, только не чуди, ладно? — я покачал головой. — У нас тут дача, не поле боя. Без подвигов. Ни спасений, ни пожаров, окей?

— Обещаю быть лапочкой, — с самым невинным видом сказал Дима, прижимая кулак к сердцу.

И вот уже утро. Поспав часов пять я, к своему удивлению, чувствовал себя вполне бодро. И теперь стоял, облокотившись на дверной косяк кухни, наблюдая за картиной, от которой в груди разливалось какое-то тёплое, довольное чувство — вроде бы простое утро, а будто кадр из фильма, который точно захочется пересматривать.

Аня, в коротких шортах и светлом фартуке, который когда-то купила на дачу мама (по наивной надежде, что она тут вообще когда-нибудь будет готовить), что-то бодро мешала в миске, пританцовывая в такт музыке в наушниках. Волосы она не убрала, и её кудри мягко подпрыгивали, когда она двигалась. Солнечный свет из окна падал так удачно, что казалось — у неё вокруг головы ореол, как у какой-то чертовски красивой богини.

Я стоял, засунув руки в карманы, и чувствовал, как с каждой секундой накатывает странное, но отчётливое чувство — будто бы весь этот утренний уют, запах ванили и кофе, песни птиц на улице и она, пританцовывающая у плиты, были «моими». Не в смысле собственности. В смысле родными.

Я даже не заметил, как губы сами собой сложились в самодовольно-умиротворённую ухмылку.

Вот она, оказывается, как выглядит счастливая бытовая сцена для мужчины тридцати с лишним. Без яхт, без пафоса. Просто голые женские ноги в шортах, фартук из Икеи, и лучи солнца на завитках волос. И ты — как тот самый дракон, что и вправду уже украл принцессу. И теперь точно не собирается никому её возвращать.

Я, не раздумывая, шагнул к Ане. Мягко, без предупреждения, обнял со спины, скользнув ладонями по её талии под фартук и остановившись на животе. Она вздрогнула от неожиданности и обернулась через плечо, широко улыбаясь.

— Ты напугал меня, — сказала она, смеясь и вытаскивая один наушник из уха. — Я думала, ты ещё спишь.

Музыка, которая до этого звучала только ей, теперь заиграла из динамика её телефона, стоявшего на столешнице. Мелодия была лёгкая, немного джазовая, с мягким вокалом и ритмом, от которого почему-то сразу захотелось обнять покрепче и остаться в этом утре навсегда.

Я коснулся губами её виска.

— Я не мог не проснуться от аромата счастья.

— Счастье пахнет яичницей?

— Счастье пахнет тобой в этом фартуке, — прошептал я и чуть покачал нас в такт музыке. — Танцуешь на кухне, варишь кофе, идеально.