Мы до того расхрабрились, что на последние средства, уже зная дату отъезда, рискнули съездить в турпоездку – Флоренция, Венеция, Сан-Марино. В галлерее Уфицци Лизочка долго рассматривала своими серыми, как у Оли, внимательными глазами картину Ботичелли со знакомым ей сюжетом и наконец сказала: "Да, Парис правильно дал яблоко, Афродита самая красивая". А на площади Сан-Марко, под тучами голубей, в говоре разноязыкой праздничной толпы, при звуках музыки и блеске солнца на волнах канала – я спросил Олю: "Ну, как?" – "Конечно, – сказала она, – это очень здорово, но мы здесь оказались с опозданием лет на двадцать. Мы уже слишком старые, наше время ушло".

И вот – снова аэропорт Леонардо да Винчи, и мы тратим в киосках последние уже ненужные лиры, и за стеклянной стеной виден горбатый нос огромного Боинга, который перебросит нас через пол-земного шара, и над серединой Атлантического океана маленькая Сонечка скажет: "Мне уже надоело, я хочу выйти из этого троллейбуса…"

Америка. Сан-Франциско, город изумительной красоты и обаяния. Яркое солнце, прохладный ветерок с океана. Приветливые лица, улыбки: "Добро пожаловать в США!" Непрерывная занятость первых дней, врастание в здешнюю сложнейшую бюрократическую систему, налаживание всех тех многочисленных нитей, которые мы с хрустом рвали на покинутой родине. И после первоначальной эйфории медленно вырисовывается истина: работы нет.

Гарант в Сан-Франциско нам устроили Сеня и Фаина, попавшие сюда при помощи бывшего Сениного сотрудника. Нам не оставалось ничего другого, так как моя нью-йоркская тётушка, по официальному извещению Хиаса, для гаранта не имела достаточного дохода. Мы знали, что Сан-Франциско не промышленный город, но надеялись, что какая-нибудь работа найдётся.

Но в Америке нет "какой-нибудь" работы. Это страна профессионалов. Станкостроения нет вообще во всей Калифорнии. Инженеры-механики в Сан-Франциско фактически не нужны. Среди газетных объявлений изредка мелькнёт "инженер-механик по отоплению и вентиляции", "по системам охраны среды", при этом требуется стаж работы в данной области и свободное знание каких-то абсолютно неизвестных компьютерных языков и программ. И даже чтобы копать землю, нужно иметь кучу дипломов и свидетельств. А о профессии мусорщика даже нечего мечтать.

Снятое жильё съедает все выдаваемые Хиасом деньги, основные наши вещи в Нью-Йорке. Каждый тюбик зубной пасты, рулон туалетной бумаги – проблема. Хиас помогает четыре месяца, потом, если нет работы, нужно подавать заявление на государственное пособие неимущим – ничтожную сумму плюс талоны на покупку еды…

Ни помощи, ни толкового совета ждать неоткуда. Сеня и Фаина здесь тоже недавно и тоже без работы, случайные люди отделываются общими фразами, а мой возраст вообще вызывает сочувственные улыбки – люди старше пятидесяти здесь уже не в счёт. То же дают понять в агентствах по трудоустройству.

Пытаюсь учиться работе на персональных компьютерах, что здесь необходимо, освоить компьютерное проектирование. Но бесплатные курсы – пустое занятие, а на платные нет денег, не говоря уже о том, что для меня уже и нет времени. У Жени и Иры дела не лучше, не видно никакой перспективы. Но ведь ответственность на мне, ведь это, фактически, по моему решению мы оказались здесь! Такое чувство, словно ты плаваешь в роскошном бассейне, вокруг в шезлонгах и за столиками праздничная публика, но выхода из бассейна нет, мраморные стенки гладки, до верхней кромки не достать, а сквозь хрустально прозрачную голубую воду видны на дне скорюченные тела тех, кто так и не дотянулся…

И тут я срываюсь. Опять, как в самые тяжёлые периоды моей жизни, бредовое кружение одних и тех же отчаянных мыслей, опять бессонные ночи в поту, опущенный вид и панический страх перед будущим. Моё состояние действует на остальных, которым и без того тяжело, что меня совсем приводит в отчаяние. Успокоительные медикаменты не оплачиваются медицинской страховкой и стоят по нашим масштабам бешеные деньги, я совсем разорю семью и погублю всех. Вывод один – мне надо исчезнуть. В бесплатной школе, где учатся эмигранты, есть великолепная наружная лестница на четыре высоких этажа, сверху видны бетонные плиты двора, результат гарантирован. Но это бросит пятно на всю семью, я не имею на это права. Надо одному уехать в Израиль, им здесь без обузы станет лучше, а мне там самому будет всё равно. Осторожно говорю об этом Жене, но он меня с насмешкой грубо обрывает…

В ценре города устраивается "Ярмарка рабочего спроса и предложения". Мы с Женей выряжаемся в главные костюмы с галстуками и, заготовив нужные бумаги, едем туда. Огромные залы, множество стендов и столов различных компаний, множество энергичных людей, знающих, что делать и как делать. На нас, не имеющих, куда приткнуться, не видящих ничего для себя подходящего, никто не обращает внимания.. Послонявшись, выходим на улицу, главную улицу города, сверкающую стеклом и мрамором небоскрёбов, разноцветными рекламами, витринами, машинами, с потоком туристов, вышедших на обеденный перерыв служащих, с валяющимися под стенами бездомными.

Здесь мы с Женей расходимся, я, как раненый зверь, хочу скорее забиться в нору, он решает ещё подойти в пару агентств. Мой унылый вид явно тяготит его…

И опять я стою на шумном перекрёстке, и смотрю, как уходит от меня мой сын, на его насупленные брови, на упрямо напряжённую шею с чёрными завитками волос на затылке. Он уходит один бороться за выживание в этой прекрасной и непростой стране, а я остаюсь, и единственное, чем я могу ему помочь – это освободить его от себя как от мешающей обузы. Какой уже раз я провожаю глазами уходящую от меня часть моей жизни? Уходящие рельсы в Таллине, уходящая Вита на шумной площади, удаляющаяся спина брата на длинной окраинной улице… Всё дорогое уходит, и я остаюсь один, и не в моих силах удержать это у своего сердца.

(((Человеческое отчаяние, так же, впрочем, как и человеческое самодовольство, в равной мере базируются на том, что не учитывают множества случайностей, которые, в соответствии с незыблемыми статистическими законами, приносит реальная жизнь. Через несколько дней я был принят на инженерную должность, и работаю в этой компании до сих пор. У Жени с Ирой путь оказался сложнее и тяжелее, первые годы нам нужно было помогать им материально; Женя поменял специальность и теперь пошёл далеко вперёд, найдя себя в новой совремённой области. Ира тоже работает с компьютерными базами данных. У Оли нет проблем с языком, она уже оставила работу, успевает и вести хозяйство, и смотреть телевизор, и читать, и помогать с внучками – мы живём с ними раздельно, но всегда недалеко друг от друга. Постепенно центр жизненных интересов всей семьи перемещается в сторону этих девочек, ставших стопроцентными американками, мы же, хотя, как говорится, в "житейском плане" чувствуем себя здесь дома – душой, не помня зла, навсегда останемся там, на земле рухнувшего Союза.

Я бы хотел, чтобы дети и внуки всё меньше морально нуждались в нас с Олей, чтобы наш уход был для них безболезненным. И чтобы я научился меньше переживать за каждого из них. Но чтобы, пока я ещё в состоянии воспринимать окружающее, я мог удивляться чудесам, множество которых, благодаря познанию и творчеству, нарастает всё стремительней. Земной шар увенчан лавровым венком человеческого гения. Раскрываются самые глубинные тайны природы – структура вселенной и структура генетического кода. С помощью сверхточных компьютерных измерений и выведенных в космос телескопов обнаружено существование планет возле некоторых звёзд, и даже определили, что на них есть вода, а значит, может быть и разумная жизнь. Вполне серьёзно рассматривается проект космического корабля-автомата, разгоняемого лазерным лучом до околосветовой скорости. Мир удивителен и неисчерпаем, и даже промелькнуть в его потоке – это уже не так мало.)))