Специалисты скаутского движения начали выпячивать подбородки: не советуем, мистер Корбах. Советуем сначала поговорить с нашим куратором. Он, между прочим, вас ждет. Преступные пальцы тыкали в потолок, как когда-то отцы этих пальцев тыкали в висящую над всей страной тучу Сталина.

АЯ отправился наверх. Не надо было бы ходить, да любопытство недобитое тащило: что это за «Виадук» такой, о котором столько в городе говорят? Ничего особенного там не заметил, кроме обычного хамья в дорогих костюмах, курящего по коридорам. А в городе между тем утверждали, что старая Лубянка перебралась в «Виадук» под руководством все тех же Бубкова, Буйцова, Бубнова, Бруткова и Брусчатникова: все они теперь именовались вице-президентами.

Да-да, мистер Корбах, президент вас ждет. АЯ входит в обширнейший кабинет. В дальнем углу его украшает великолепная копия скульптуры «Мыслитель». За президентским столом нечеловеческая харя, сильно постаревший спецагент Завхозов. Олег, что ли? Да нет, Орел. Орел Ильич. Странно, Саша, живем по соседству, а рюмки водки вместе не можем выпить. Давайте уж по делу, господин президент. Ну, давай по делу. Вот тут мы просматривали ваши бюджетные схемы, и накопилось немало вопросов. Пятеро мужиков, хоть и пожилые, но здоровенные как черти, подгребают поближе, располагаются вокруг гостя. Внимательно изучают каждую морщинку шутовского лица. Простите, я к вам не о наших бюджетах зашел поговорить, а о подлогах, совершенных РС, вашими подопечными. Да, собственно, и не поговорить, а просто известить, что мы их программу у нас закрыли.

Взрыв какого-то гомерического, даже как бы карнавального хохота прозвучал в ответ. Дядьки крутили головами. Ну и ну! Кто-то даже крякнул: в этом весь Саша Корбах, товарищи! Все как-то еще больше приблизились, а один, поднявшись с подоконника, встал за спиной. Пиздить, что ли, будут? АЯ прикидывал обстановку, можно ли улизнуть? Президент Завхозов ужасающе улыбнулся. Да ведь мы просто по-соседски, Александр Яковлевич. Думали, может, вам помощь нужна? У нас тут очень опытный народ к вашим услугам. Премного благодарен, но я, пожалуй, пойду. Мне тут с вашими опытными разговаривать не о чем. Новый взрыв почти благожелательного хохота. Вот вам Саша Корбах, товарищи, он весь в этом! А вы тут все, я вижу, товарищи, господа? Да-да, товарищи мы все, еще по институту. Саша, скажи, а что по-еврейски означает твоя фамилия? Холоднодомский, что ли? А правда, что у твоего кузена Стенли крыша поехала? А правда, ты с его дочкой?

Корбах встал. На прощанье, господа-товарищи, я бы вам не посоветовал тратить время на столь пристальное к нам внимание. Лучше займитесь жульем из «Русских скаутов», пусть вернут деньги подрастающему поколению. Все почему-то, включая и президента Завхозова, двинулись за ним и, обгоняя, к дверям. В дверях образовалась неуклюжая толкучка, чтобы не сказать пробка. А что же вы, Александр Яковлевич, без охраны передвигаетесь по нашей опасной демократической столице? Какое-то странное легкомыслие. Ходит какой-то тут еврей и делает вид, что не боится. А ведь демократия не стоит на месте, она развивается! В приемной президента послышалась небольшая возня, и тут же к мизансцене в дверях прибавились двое широкоплечих, черный и белый. Наши! Александр вздохнул с облегчением при виде Бена и Матта. Alex, we were weary, where were you for so long?[233] Теперь обе стороны вежливо раскланивались. Плюрализм, какого еще не видели эти стены!

Вдруг стены качнулись. Пол загудел так, будто снова танки в Москву вошли. На этот раз, однако, не сталь, а бронза пошла в ход. За спинами «виадукцев» возвысился на две головы здешний «Мыслитель». Что за шум, а драки нет, спросил он. Иди, иди, Миша, сказал ему президент и ухмыльнулся гиньольным ртом. Пока, господа соседи!

Теперь эта гиньольная рожа ухмылялась ему в нарядной толпе «Полуподполья». Салют рюмочкой. Бровка, сухонький кузнечик, взлезает на пятнистый лоб. Все путем? АЯ не отвечает на привет. Завхозов что-то цедит кому-то через плечо, явно уж что-то антисемитское.

Вдруг рядом и немного сверху прозвучал веселый ангельский голосок:

– Александр Яковлевич, а меня к вам на сегодняшний вечер прикомандировали, если не возражаете! – Дивно улыбаясь, стояла одна из давешних высоченных девиц. – Меня зовут Ласта.

– Власта? – удивился он чешскому имени.

– Нет, просто Ласта, – смеялась девушка. – Ну, как у тюленя. Вам не нравится?

– Напротив, нравится, даже слишком. Особенно производный глагол.

– Ну, вы все поняли, Александр Яковлевич. – Не без юмора в движениях она на мгновение как бы приластилась к нему, причем ее подбородок скользнул по его лысине.

– Ласта, я ведь вам не в отцы, а почти уже в дедушки гожусь.

Она горячо возразила:

– Может быть, вы как иностранец не знаете, но у Саши Корбаха в нашей стране возраста нет. Ну, идемте в шахту! Все основное там!

Покинув сверкающий зал, они стали спускаться в подземелье, похожее на съемочный павильон какого-нибудь голливудского боевика о закате цивилизации. Стены грубой кладки с торчащими балками и огромными трубами, из которых кое-где что-то сочилось. Пространство пересекали лестницы, на вид как бы полуразрушенные, на самом деле совершенно безопасные. Горы ящиков и мокрых картонных коробок усугубляли атмосферу распада. Временами, однако, вся пещера вспыхивала коловоротом разноцветных кружащихся огней.

– Проверяют свет для «Апофеоза», – пояснила Ласта.

Ноздри улавливали смесь противоречивых запахов: духов и потца, рыгаловки и хорошего кофе. Глаза привыкали. Стало видно, что повсюду стоит молодежь числом не менее двух сотен. Женские головки возвышались над бритыми башками парней. В глубине была освещена уютная пещерка бара. Луч прожектора держал в фокусе полуразвалившуюся пятитонку старых времен. В кузове с откинутыми бортами стояло четверо голых по пояс, тощих, как узники боснийских лагерей, музыкантов; группа «Ум-ум». Вдарили по струнам, мощно заголосили:

Прости, что был совсем бухой,

Киса!

Прости, что бил тебя ногой,

Киса!

Ласта сжала руки на груди: «Я просто обожаю этих мальчиков!»

В этот самый момент Саша Корбах увидел проходящую мимо какого-то гнусного кишечника труб Прекрасную Даму. В первый момент он не сообразил, кто она, хотя и подумал в самом что ни на есть бытовом ключе: годы ее не берут. В следующий момент свет ушел с того уровня пещеры, где шла эта дама, и только тогда он понял, что это Нора.

– Что с вами, Александр Яковлевич? – спросила Ласта.

Тут снова закрутился цветной коловорот, и Нора со своим бесконечно милым и умным лицом замелькала перед ним, как в мультяшке. Забыв про Ласту, он покатился со своего уровня к ней. Коловорот улегся, и в полумраке между столиков они увидели друг друга. За ее спиной стоял спутник, молодой человек с большой гривой светлых волос и в светлом пиджаке, светлый рыцарь национального движения Дима Плетояров. Еще недавно демократическая Москва о нем говорила «фашистская сволочь», а теперь снисходительно опустила эпитет: «Сволочь, конечно, но что-то в нем есть».

Стойкий феномен забывчивости выработался в постсоветской России. Уж чего только не писал вьюнош Плетояров в «Тушинском пульсе» (пульс Вора, что ли?) и в прохановском «На дне»! То нацистскую, то большевистскую ягодицы свои в форточку показывал! Все его знали – высокий, красивый, с очень красным (прямо в масть) ртом. Поговаривали, что жрет какой-то химический состав, но кто его знает, в отклонениях вроде не был замечен, если не считать публикаций, но кто их сейчас читает. Ну, на всякий случай вот одна из них, судите сами.

В третью годовщину крушения совдепа Плетояров напечатал у Проханова статью, в которой путчистов называл декабристами. Увы, сетовал он, и эти оказались далеки от народа! Позволили московской хевре, всем этим полным, половинчатым и четвертичным жидкам, перехватить инициативу. Не решились устроить наш хороший русский Тяньаньмынь. Пытался он тогда, добрый молодец, повлиять на генералов Генштаба, ведь не даром же его называли «росиньолем в.с.» после будоражащих выступлений по телевизору. Ну хорошо, увещевал он, боитесь пролить кровь, пролейте краску! Что за странные фантазии, Дмитрий, морщились генералы. А вот послушайте, ваши превосходительства! В толпу вокруг «Белого дома» засылается агентура. У каждого под курткой пузырь с театральной краской. Взвывают сирены, слышатся фиктивные взрывы, агенты вырывают затычки, кровь бьет ручьями, евреи в панике разбегаются, Ельцина можно брать голыми руками. Генералы хохотали. Странная у тебя башка, Митяй! Вот так и просрали державу!