Шестнадцатилетний Никита Григорьевич не ладил с родней и, следуя родительской воле, стал жить своим.жеребьем». Ему досталась давно освоенная камская вотчина с крепостью Орел. Тут Строгановы давно отстроили себе хоромы, основали в окрестностях небольшой монастырек.

Раздел ослабил финансовую мощь торгового дома Строгановых. Трудности, с которыми Аника справлялся без больших хлопот, досаждали его наследникам на каждом шагу.

Канула в Лету опричнина, и вместе с ней минуло время щедрых льгот для солепромышленников. Некогда Иван IV на 20 лет освободил от податей приуральские владения Аники Строганова. В 1579 году этот срок истек, и прибывшие в Пермские края писцы обложили строгановские деревни налогами.

Переселенцы-крестьяне, жившие в краю непроходимых, дремучих лесов, «среди древес великих и многовст-венных», не знали кручины, пока им не надо было платить государевых податей и нести повинности. Писцы положили в тягло 350 крестьян, вновь поселившихся в пермских владениях Строгановых.

Шла к концу Ливонская война. Военные расходы истощили казну, и власти вынуждены были несколько раз повышать подать. Царь велел обложить чрезвычайными военными поборами всех гостей и торговых людей Русского государства. Небольшой город Соль Вычегодская должен был заплатить в один прием почти две тысячи рублей. Основная тяжесть налога пала на Строгановых. Поборы повторялись в течение трех лет.

Государевы налоги росли, а доходы Строгановых падали, торговля приносила все меньше и меньше.

В разгар опричнины Русское государство пережило неслыханные стихийные бедствия. Урожай погиб на всей территории страны. Голодная смерть косила население повсюду. За голодом в Россию пришла чума. Наступило «великое разорение». Обезлюдели города и деревни. Некоторые местности напоминали кладбище, по которому кое-где бродили уцелевшие жители.

Соляная торговля давала Строгановым львиную долю доходов. Но продавать соль с прежними барышами становилось все труднее.

В пору расцвета на Каме дымили трубы 27 строгановских соляных варниц. В годы разорения владельцы закрыли половину.

Вскоре произошли события, которые привели к почти полной остановке соляных промыслов в Прпуралье. Строгановы беззастенчиво обирали местных манси – вогули-чей, «ясаи1ных-› людей обращали в своих холопов. Наконец терпение манси истощилось. Лето еще не кончилось, когда «чу сове кие вогул ич и», собравшись толпой, неожиданно напали на слободы Чусовскую и Сылвен-скую.

Вскоре наступила осень, принесшая Строгановым худшие испытания. Некоторые из чусовских манси уклонились от присяги и бежали за Камень к пелымским манси.

Воинственный князек Аплыгерым после совета с Кучумом отправился ратью на Пермский край.

Максим Строганов запросил помощь у двоюродного брата Никиты, сидевшего в Орле. Но Никита приказал готовить к обороне крепость и не пожелал ослабить ее гарнизон.

Тогда Максим послал в столицу двух гонцов подряд. Первый гонец известил царя о том, что пелымекий князь выжег многие его деревни, а «ныне, деи, пелымекий князь с вогуличи стоит около Чюсовского острогу». Второй гонец сообщил, что с пелымским князем приходило семьсот воинов и они выжгли все их «слободки на Койве и на 06-ве, и на Я иве, и на Чусовоп и на Сылве деревни все выжгли».

Основательно струсивший Максим Строганов и его компаньон Семен тут же уведомили столичные власти о том, что работа ыа их соляных промыслах полностью прекращена. «А вогуличи (манси),-писали они,- живут блиско их слободок, а место лешее, а люд ем их и кресть-яном из острогов выходу не дадут, и пашни тюхати и дров сечи не дают же. И приходят, деи, к им невеликие люди, украдом лошадей, коровы отганивают и людей побивают, и промысл деи у них в слободках отняли и соли варити не дают». Остановка соляных промыслов грозила Максиму Строганову банкротством.

Многократный раздел имущества торгового дома, упадок соляной торговли из-за «великого разорения», истечение срока льготы и экстренные поборы в пользу казны – все это лишило Строгановых не только прежних возможностей, но и прежней самоуверенности. Строгановы не имели сил для завоевания царства Кучума. Более того, они не могли смирить малочисленные мансийские племена Приуралья, отвергшие их власть.

Максим горько сетовал на то, что при нападении пе-лымцев многие их кабальные люди, холопы, задолжавший люд, наемные казаки разбежались куда глаза глядят из их слобод, острогов и «засад».

Максим просил Грозного дозволить ему набрать «охочих людей казаков», как он делал то прежде не раз. Но шла война, и власти напрягали все силы, чтобы отыскать ратных людей на Волге и Дону и послать их на западную границу,

В конце концов московские приказные разрешили Строгановым набрать «охочих людей» в пределах Пермской земли. Царская милость не слишком обрадовала Максима. Местное население было малочисленным, и набрать добровольцев тут не представлялось возможным.

Пока царскую грамоту вен л и и;-) столицы на Чусовуьо, произошли важные перемены. Грозный заключил мир с польским королем Стефаном Баторием.

Воспользовавшись миром, Максим Строганов послал гонцов на Волгу и Яик, чтобы снова нанять на службу казацкое войско.

В начале XVII века Россия пережила Смуту. Вольные казаки возглавили восставший народ и едва не завладели Москвой. Писатели Смутного времени называли взбунтовавшихся боярских холопов-казаков «злодей-ственными ворами» и «разбоями».

После Смуты патриарх Филарет взялся за составление истории минувших лет. По странному стечению обстоятельств патриаршие книжники начали летопись с подробного описания «сибирского взятия». Следуя официальному взгляду, они изобразили покорителя Сибири Ермака и" его сотоварищей как разбойников. То был предвзятый взгляд, но летописца это не волновало. Строку за строкой записал он на страницы летописи были минувших лет: «Есть в полуденной стране река, глаголемая Дон, на нем же живяху казаки. От Дона на недальнем расстоянии -река, глаголемая Волга, на ней же казаки живяху и вороваху много: когда суда государева громя-ху, когда же послов кизилбашских (персидских) и бухарских купцов и иных многих громяху и побиваху». Царь же Иван, видя их злое воровство и непокорство, послал на них воевод своих и повелел их там имать и вешати; многих изымали и повесили, а прочие акк волки разбе-жашася; по Волге же вверх от них побегоша шестьсот человек, в них же старейшина атаман Ермак и иные многие атаманы. Убежав с Волги, Ермак с прочими ворами ушел на Каму к Строгановым, а оттуда в Сибирь.

Так наложил историю Сибирского похода московский летописец. Но он писал через пятьдесят лет после гибели Ермака, и ему явно изменила память.

Подлинные книги Посольского приказа подтверждают факт нападения волжских казаков на персидских послов. Но на основании того же источника можно установить с полной достоверностью, что персы были ограблены через три года после гибели покорителя Сибири. А значит, Ёрмак не имел никакого отношения к разбойному нападению, которое приписал ему летописец.

Предания о «грабежах» Ермака на Волге широко отразились в фольклоре. Но тут они приобрели совсем иной смысл, нежели в официозных источниках. К исходу XVII века у Ермака появился «соперник» – Степан Разин. Рассказы о разинских разбойных нападениях на Волге оказали заметное влияние на развитие легенды о Ермаке. В фольклорных произведениях начальный этап сибирской экспедиции Ермака стал живо напоминать начало Разинщины. Наиболее четко фольклорные мотивы отразились в Краткой кунгурской летописи, написанной рукою замечательного тобольского историка Семена Ремезова. Согласно летописи, Ермак поначалу будто бы действовал в «скопе» с 5000 человек. Затем он уже с 7000 человек пограбил персидских послов и решил идти в поход на Каспий. Царь послал стольника Мурашкина вешать «воров». Тогда-то Ермак и его дружина задумали «бежать в Сибирь разбивать». В приведенном рассказе все вымышлено: и имя стольника Мурашкина, и данные о численности «скопа» Ермака, и сведения о нападении на послов,