Кучум заключил договор с ыарымскнм князем Воней, стоявшим во главе Пегой орды. Воня копил силы для нападения на Сургут, и Кучум прикочевал поближе к его владениям, чтобы сообща напасть на русских. Но их воинственным планам не суждено было осуществиться.

Кучум мог рассчитывать на поддержку ногайских феодалов, пока между ними не возник спор из-за земель. Одним из самых больших улусов на Иртыше владел ногайский мурза Авлия Мурзин. Ему принадлежали Мерзлый городок, Малогородцы и другие волости. Кучум послал сына – царевича Алея, и тот увел людей у мурзы. Тогда Авлия пожаловался правителю Бухары. Абул-лах-хан потребовал, чтобы Кучум немедленно вернул улус ногайскому мурзе, и учинил его -.меньшим бритом» для совместной войны с русскими.

В Москве оценили весть о раздоре Кучума с ногайцами. Царь Федор упомянул об этом в одной из своих грамот к хану. '…Ногайские улусы,- писали его дьяки,- Тайбугин юрт, которые кочевали вместе с тобою, от тебя отстали, на которых была тебе большая надежда». Знать из рода Тайбуги издавна пользовалась исключительным влиянием в Сибирском «царстве».

Война с Калмыцкой ордой окончательно осложнила положение Кучума. После одного неудачного боя ханскую ставку, по русским данным, покинули двое царевичей и 300 татар, а «иные пошли в Бухары, и в Нагаи, и в Казахскую орду».

Некоторые из приближенных Кучума перешли на сторону русских. Владелец крупного улуса Чин-мурза, сын Иль-мурзы Исупова, перешел на царскую службу. Выехала в Москву мать царевича Маметкула.

Зная о трудном положении Кучума, правитель Борис Годунов предпринял новую попытку привлечь его самого на русскую службу и таким путем положить конец войне в Сибири. Находившийся в русском плену царевич Абдул-Хаир написал грамоту отцу, предлагая ему ^покрыть свои вины» и отдаться под покровительство царя. Абдул-Хаир советовал Кучуму показать свою добрую волю, прислав в Москву одного из своих сыновей.

Не получив ответа, московские власти в 1597 году предприняли новый демарш. Абдул-Ханр, на этот раз вместе с Маметкулом, направил новое письмо Кучуму, где сообщалось, что они несут в Москве службу и получили в удел города и волости. От имени царя Федора Маметкул и Абдул-Хаир предлагали Кучуму две возможности: либо он приедет в Москву и получит щедрые земельные владения – города и волости, либо царь вновь «.учинит» его на Сибирском «.царстве» под своей высокой рукой. В Москве была составлена от имени царя Федора «опасная» грамота Кучуму, гарантировавшая ему безопасный проезд и царскую милость.

Однако обещание царских милостей не прельщало Кучума. Сын степей, он слишком высоко ценил волю. Свое последнее письмо к татарским воеводам Кучум адресовал так: «От вольного человека от царя (Кучума) боярам поклон!» Хан желал узнать у воевод, нет ли указа насчет него от -царя из Москвы. Он явно ничего не знал о царской «опасной» грамоте и добивался некоторых практических уступок. «Прошу у великого князя у белого царя,- писал он,- Иртышского берегу, да и у вас, у воевод, того же прошу:;.

В последние годы жизни Кучума преследовали мучительные мысли о поражениях, покончивших с его счастливым царствованием. Он не раз вспоминал Ермака. И в своем последнем письме Кучум упомянул его имя. «Л от Ермакова приходу и по ся места пытался есмя встречно стояти,- сокрушенно признавал он,- а Сибирь не яз отдал, сами естя взяли; и ныне попытаем миритца, либо будет на конце лутчс».

Кучума удручали старческие немощи. Он стал слепнуть и пытался помочь беде, выписав снадобье для глаз из Бухары. Однако бухарский посольский караван попал в руки к русским, и хан смиренно просил воевод вернуть ему конский вьюк из захваченной «рухляди». «Очи у меня больны,- писал старец,- и с теми послы были зелия да роспись тем зельям…»

Кучум все чаще выказывал миролюбие. Но он отказывался послать в Москву сына, что подрывало доверие к его словам.

В Л597 году Кучум собрал ясак с нескольких тарских волостей. Вскоре прошел слух, будто он готовит набег на Тару.

В августе 1598 года помощник тарского воеводы Андрей Воейков отправился в Барабинские степи, чтобы отыскать Кучума и разгромить его. При воеводе находились голова Черкас Александров, ратные люди, казаки, служилые татары – всего 400 человек. Ермаковский атаман возглавил поиск в двух «волостях-», только что «отведенных» от царя Кучумом. Захваченные им «языки» показали, что хан кочует на Черных водах и при нем находятся «в собранье» 500 татар да еще 50 бухарских торговых людей. Захваченные в плен татары подтвердили, что Кучум откочевал на Обь и собирает отовсюду людей, чтобы идти войной под Тарский городок.

Вести встревожили воеводу. В двух днях пути от кочевий Кучума было замечено сосредоточение воинов-калмыков -5000 человек. Намерения их оставались неизвестными.

Воейков решил не терять времени. Ратные люди шли днем и ночью. Наконец, на рассвете 20 августа, они приблизились к ставке Кучума. Побоище началось на заре и закончилось в полдень. Несмотря на то что при Кучуме было 500 воинов, тогда как у воеводы лишь 400, татары потерпели сокрушительное поражение. В бою погибли брат и двое внуков Кучума, б князей, 15 мурз и 150 человек ханской гвардии. Около 150 татар погибли при отступлении. В плен к русским попали 5 младших сыновей Кучума, 8 цариц из его гарема, 5 высших сановников и 50 отборных воинов.

Кучума не было ни среди убитых, ни среди пленных. Одни говорили, что хан «в Оби реке утоп», другие – будто «Кучум в судне утек за Обь реку».

Действительно, хан в разгар боя бежал в небольшой лодке «сам-третий». Воейков пытался настигнуть беглецов, для чего наскоро соорудил плоты. «Плавал я,- писал воевода в Москву,- на плотах по Оби и за Обью рекою, по лесам искал Кучума и нигде не нашел».

Кучум вновь ускользнул от погони. Вскоре к нему «прибежали» трое старших сыновей и человек тридцать воинов.

Выждав время, хан вернулся на место битвы и в течение двух, дней хоронил убитых, а потом послал гонца к мурзе Кожбахтыю в соседнюю волость, прося лошадей и платье, «на чем бы ему мочно поднятца». Мурза прислал ему коня и шубу, а затем сам прибыл к Оби и предложил Кучуму свидеться. Хан не стал дожидаться мурзы и ночью бежал прочь.

С наступлением осени 1598 года тарские воеводы вновь предложили Кучуму поступить на государеву службу, обещая вернуть жен и детей и пожаловать ^царским жалованьем». При Кучуме не осталось ни одного писца, и он передал ответ воеводам на словах: «…не поехал, деи, я к государю по государеве грамоте, своею волею, в кою деи пору я был совсем цел, а за саблею Деи мне к государю ехать не по что, а нынеча деи я стал глух, и слеп, и безо всякого живота».

Кучум нисколько не сгущал краски, описывая свое бедственное положение. Он почти ослеп и стал глухим. Его покинули все, и бывший властитель метался по степи, не доверяя даже своим слугам. Любой мурза мог захватить его и выдать недругам.

Старшие сыновья давно отделились от отца, соседство с которым становилось все более опасным. Кучум смирился со своей участью, но часто сетовал о пленении своего кормильца («промышленника»)- тридцатилетнего царевича Асманака: «Хотя бы деи у меня всех сыновей, поймали, а один бы деи у меня остался Асманак и яз бы деи об нем ещо прожил, а нынеча деи я иду в Ногаи, а сына деи своего (Каная) посылаю в Бухары».

Канай поддерживал отца до последней минуты, не желая покидать его. Но Кучум пожалел сына и решил отослать его в Бухару, где доживала жизнь мать царевича.

Бывший властитель Сибири держался в Барабинскпх степях, пока находил поддержку у ногайских мурз и при дворе бухарского правителя.

Когда же Кучум лишился войска и всего имущества, иг него отвернулись и ногайцы, и покровители из Бухары. Гибель его стала неизбежной.

С тех пор как кибитки царевича Каная скрылись за Обью, следы Кучума затерялись в степях. Прошел слух, будто хан пытался отбить стада у калмыков, но был настигнут ими и разбит. Окончательно лишившись всего, Кучум бежал в ногайские кочевья и был там убит.