– Естественно, – согласился Холмс, – ведь вы заранее знали результат.

Он достал из кармана полученную им телеграмму.

– Букмекер по фамилии Стивенс, которому вы оказались должны, дал вам недельный срок, чтобы расплатиться с долгом, – сказал Холмс, заглянув в текст. – Срок выплаты истекает через три дня. Будь жив ваш отчим, вам не на что было бы рассчитывать. Но Джордж Уиплоу неожиданно кончает с собой, и вы становитесь наследником. Но неожиданно выясняется, что ваше вступление в права оговорено условием. И вам не остается иного выхода, как обратиться с просьбой к компаньону Джорджа Уиплоу. Сколько он у вас просил, мистер Баренбойм?

– Триста фунтов, мистер Холмс…

– И вы отказали.

– Это большая сумма, и я подозревал, для чего она нужна… Мне… Мне показалось подозрительным…

– Вам показалось подозрительным, мистер Баренбойм, что Патрик пришел к вам с просьбой о деньгах, не дождавшись даже похорон отчима. Вы не видели прямой связи, ведь коронер утверждал, что Джордж Уиплоу покончил с собой, и были названы сугубо личные причины, но у вас оставались сомнения…

– Конечно, мистер Холмс, у меня были сомнения! Я не верил, что полиция провела расследование достаточно тщательно. Они могли что-то упустить. Причину, о которой говорил на следствии инспектор Харпер, кто угодно мог бы счесть убедительной, но не я!

– У вас возникли сомнения, и вы отказали Говарду.

– Я не мог ему отказать, мистер Холмс, – покачал головой Баренбойм. – Патрик – законный наследник. Но сомнения у меня действительно были… Я сказал, что готов буду продолжить этот разговор через неделю или две…

– Но вам, мистер Патрик, – повернулся Холмс к молодому Говарду, – деньги нужны были немедленно, и оставался единственный способ их получить: убедить, наконец, мистера Баренбойма в том, что Джордж Уиплоу действительно покончил с собой. Полностью рассеять его сомнения, и тогда он даст вам нужную сумму.

– Мистер Холмс, – воскликнул Патрик, – я приехал к вам, потому что верил в самоубийство отчима еще меньше, чем мистер Баренбойм! Я хотел, чтобы вы разобрались в этом деле…

– Да полно, дорогой мистер Патрик, вы хотели иного! Вы полагали, что мои выводы подтвердят мнение коронера и полиции, а мой авторитет убедит, наконец, мистера Баренбойма в том, что у Джорджа Уиплоу были какие-то свои, ему не известные, причины для такого поступка. Вот чего вы добивались! Вы прекрасно знали, что Джордж Уиплоу не покончил с собой. Ведь это вы застрелили отчима.

Говард вскочил, будто подброшенный пружиной.

– Как вы смеете?!

Он бросился на Холмса, и мне пришлось придти другу на помощь. Говард оказался сильным малым и сопротивлялся отчаянно. Пожалуй, он смог бы свалить меня с ног, но неожиданно я услышал знакомый голос:

– Ай-ай-ай, мистер Говард, вам все равно не сладить с этими джентльменами.

В дверях кабинета стоял Лестрейд, из-за его плеча выглядывал инспектор Харпер.

– Отпустите-ка доктора Ватсона, молодой человек, – продолжал Лестрейд, – и дайте руки, я надену наручники…

Странные звуки послышались за моей спиной. Я обернулся. Баренбойм опустил голову и обхватил ее руками. Плечи его сотрясались от рыданий.

* * *

– Холмс, – сказал я поздно вечером, когда мы уселись наконец у жарко натопленного камина, и мой друг раскурил свою трубку, – Холмс, я не докучал вам вопросами. Я старался сам разобраться в этом деле, но все-таки не понял, как можно было убить человека в совершенно закрытой комнате! Вы сами утверждали, что это могло быть только самоубийство!

– Утверждал, Ватсон, потому что на какое-то время Говард сумел и меня сбить с толка. О, Ватсон, он очень умен. Он мог бы натворить еще немало, но его сгубила гордыня. Он убил отчима из-за наследства. Но деньги ему нужны были срочно, а старый Баренбойм тянул, он подозревал, что Патрик каким-то образом замешан в смерти Джорджа. Баренбойм сомневался в самоубийстве друга, даже полициейское следствие его не убедило. И Говарду пришла в голову идея – если бы Шерлок Холмс подтвердил заключение коронера, у Баренбойма не было бы больше никаких оснований сомневаться. Он примирился бы с неизбежным.

– Патрик хотел получить деньги, но он не мог убить Джорджа, и вы сами это доказали!

Холмс покачал головой.

– Вы говорите о закрытой комнате, Ватсон? Но откуда мы знаем, что она действительно была закрыта, и в нее невозможно было проникнуть? Только со слов самого Патрика! Когда мы вошли в кабинет, все три окна были лишь прикрыты.

– Их распахнули Говард с садовником, а экономка стояла рядом и все видела. Два свидетеля, кроме Говарда, утверждают, что окна не только были заперты, но и заклеены на зиму бумагой.

– Вот это-то, дорогой Ватсон, и сбило меня с толку вначале! У меня не было причин подозревать молодого Говарда, а свидетельства садовника и экономки придавали его словам еще больший вес. Но вот, что мне уже тогда бросилось в глаза. Ватсон, вы помните текст предсмертной записки?

– Конечно, – я пожал плечами. – «Вина в этом только моя. Мне и отвечать. Всегда ваш, Джордж Уиплоу.»

– В чем он видел свою вину, Ватсон? В смерти жены, как полагал инспектор Харпер? В трагической гибели команды «Святой Моники»?

– Он мог считать себя в какой-то степени виновным, Холмс. Мне приходилось встречаться со случаями… Помните, я рассказывал вам о самоубийстве капитана Лонга? Это было в Бангалоре, и я сам производил вскрытие…

– Да-да, – нетерпеливо сказал Холмс. – Лонг обвинял себя в том, что якобы по его преступной халатности погибли двое солдат.

– Один из них был его племянником. В действительности вины Лонга в том не было, но он считал иначе и покончил с собой.

– Ватсон, я мог бы согласиться с таким рассуждением, если бы не слова «Всегда ваш». Этими словами заканчивают деловые письма, а не предсмертные записки! Говард подтвердил мою мысль, сказав, что Уиплоу пользовался блокнотом для деловых записей. К кому могли быть на самом деле обращены слова записки? Внимательно прочитав блокнот, я обнаружил, что за неделю до трагедии на пароход «Королева Мэри» были погружены по ошибке триста тонн льна. Пришлось производить перегрузку, фирма потеряла около пятисот фунтов. Виноват был Уиплоу, он отдал неправильное распоряжение. А записку он писал, скорее всего капитану «Королевы Мэри» Диккенсу.

– Где же остальной текст, Холмс?

– Записка была на двух листках. Говард вырвал из блокнота оба. Первый унес и, надо полагать, уничтожил. А от второго аккуратно отрезал верхнюю часть, оставив только окончание. У Говарда была причина для убийства. Ему нужны были деньги. Дорогой Ватсон, он играл на скачках, и ему не везло. Старый Уиплоу знал об этой страсти пасынка и время от времени давал ему денег для покрытия долгов, но давал не всегда и наверняка грозил, что лишит наследства, если Патрик не перестанет заниматься глупостями. Возможно, он считал, что молодой человек внемлет наконец его увещеваниям и возьмется за ум. На самом деле Джордж Уиплоу сам рыл себе могилу. Однажды он отказал пасынку в деньгах, и тот решил, что настало время. Говард тщательно разработал все детали и наверняка вышел бы сухим из воды, если бы не обратился ко мне.

– Действительно, Холмс, зачем он это сделал, ведь если Говард – убийца, его поступок просто нелеп!

– Вы думаете? Дорогой Ватсон, сам Патрик полагал, что это поступок гения. Говард убил отчима и инсценировал самоубийство. Но старый Баренбойм не поверил. Никакая записка и никакие доказательства инспектора Харпера не могли убедить его в том, что Джордж покончил с собой. Баренбойм предполагал, что дело нечисто, и что Говард каким-то образом замешан. Поэтому, когда молодой человек пришел к Баренбойму и попросил денег в счет наследства, старик ему категорически отказал. Что должен был сделать Говард? Убить Баренбойма, как он убил Уиплоу? Этим он не добился бы ничего и лишь возбудил бы подозрения. Он сделал гениальный ход – обратился ко мне. Молодой Говард был уверен, что если я приду к Баренбойму и скажу «это было самоубийство», старик сменит гнев на милость. Баренбойм мог не доверять полиции, но как он мог не поверить самому Шерлоку Холмсу!