«И в чёрных списках было мне светло…» И в чёрных списках было мне светло, И в одиночестве мне было многодетно, В квадрате чёрном Ангела крыло Мне выбелило воздух разноцветно. Глубокие старухи, старики Мне виделись не возрастом отвратным, А той глубокостью, чьи глуби глубоки — Как знанье тайное, где свет подобен пятнам. Из пятен света попадая в пятна тьмы, Я покрывалась воздуха глазами, Читая незабвенные псалмы По книге звёздной, чьи глаза над нами. Волнами сквозь меня, светясь, текло Пространство ритмов, что гораздо глубже окон. И в чёрных списках было мне светло И многолюдно — в одиночестве глубоком. Гадала по словарю…» Гадала по словарю, Выпало — «благородный». Я ему говорю: — Благородный, ты не голодный? Он пишет в ответ — «преграда» И добавляет — «лодка». Преграду осилить рада Лодка, в которой водка. Океан Одиночества стонет, Благородный сидит на вёслах, — Словарь языка его понят В этой книге детей для взрослых. Благородный, ты будешь скоро? Он пишет в ответ — «кольцо». И в кольце — сквозь кристалл простора Я вижу его лицо. ВЕЛОСИПЕД Велосипед, летящий в листопад На крыльях красных, золотых и синих В краю, где климат — не для апельсинов, А снег и лёд — для ледорубов и лопат, Ты — птица райская в аду кровобензинов, Ты — упоительной свободы кровный брат. Катись, прекрасный, — чтобы вечно быть вдали, Сверкая спицами, дающими ответ На — где же, где же (тут стоял!) велосипед, Который мы давным-давно изобрели?… Да там он, там он, в солнечной пыли, И отовсюду виден на просвет. Велосипед, летящий в листопад, Где семицветный ветер конопат От пыли солнечной небесного разброса, — Листай дорогу!.. Мы в твои колёса Поэтски вписаны, и вся цена вопроса — Не впасть в засоса чёрного квадрат, Над пьяным пламенем листвы летя с откоса. ДРУГИЕ Вдруг оказалось, что другие — те же самые, И даже более, чем те, кто не другие. Их масть всё теми же кровава чудесами, И никакой у них на зверство аллергии. Вдруг оказалось, что другие с той же своростью Туда же рвутся и за теми же добычами, Они людей перегрызают с той же скоростью, С какой свергали спиногрызов с их величьями. Вдруг оказалось, что другие — те же самые, Их кровожадность — свойство вида, въезд в историю. Когда их пение ликует и плясание, Перегрызает стадион консерваторию. Вдруг оказалось, что другие — та же секция Событий в ящиках с архивными картонками, А вся их другость — не другее, чем простецкая Мечта о счастье быть священными подонками. Вдруг оказалось, что другие — те же самые. И те же строки, чьё бессмертье светом залито, Они опять перегрызут в одно касание, Опять от зависти, что это место занято. «Особенно зимним утром, собирая себя в букетики…»
Особенно зимним утром, собирая себя в букетики Из незабудок, ландышей и заповедных трав, Когда в снегу по колено мрамор лёгкой атлетики Делает бег на месте, одежду с себя содрав, Особенно в это время, когда арабика пенится И кофеварка медная на медленном дышит огне, — Память становится острой и мстит, как беглая пленница, И может убить, но кофе надобно ей, как мне, Особенно в полумраке, где пахнет водой и окнами, И так медленно вспоминаешь — какое число и день?… Вспоминаешь всеми волокнами, всеми глазами мокрыми, А день на глазах кончается, и венчается с тенью тень, Особенно там, где блещут цветные снега и звёзды, Зеленовато-синие, лиловые с желтизной, А память лёгкой атлетики выбегает на свежий воздух, Её стрелы, диски и дротики — это я, и никто иной. БЛОК НОВОСТЕЙ Шестнадцатый год прошлого века, Матери пишет Александр Блок: " Везде — свои, там — справа, тут — слева. Просто людям место в жизни найти трудно». С этой новости всё начинается, Её вечная свежесть в том, Что словами неописуемо. Есть и другие, вечно свежие, новости: Например, Гармония рождена От союза бога войны Арея с Афродитой, А сыновья Арея — Деймос (Ужас) и Фобос (Страх), Сводные братья Гармонии — Страх и Ужас, Такое родство проливает свет… Надо любить своих детей и защищать их, По крайней мере, от самих себя, — Говорит мой возлюбленный, заваривая овёс. Плавают окна в снегу, ходят и едут Люди, никем не прочитанные… Ещё одна, вечно свежая, новость: Мастер античной вазы Всегда её в землю закапывает, Чтоб выдать потом за антику. |