В заботах жизни, царской службы,

И на пирах разгульной дружбы,

И в сладких таинствах любви!

Бог помочь вам, друзья мои,

И в бурях, и в житейском горе,

В краю чужом, в пустынном море

И в мрачных пропастях земли!

Из письма к Вульфу

Здравствуй, Вульф, приятель мой!

Приезжай сюда зимой,

Да Языкова поэта

Затащи ко мне с собой

Погулять верхом порой,

Пострелять из пистолета.

Лайон, мой курчавый брат

(Не михайловский приказчик),

Привезет нам, право, клад…

Что? — бутылок полный ящик.

Запируем уж, молчи!

Чудо — жизнь анахорета!

В Троегорском до ночи,

А в Михайловском до света;

Дни любви посвящены,

Ночью царствуют стаканы,

Мы же — то смертельно пьяны,

То мертвецки влюблены.

1824

К Языкову

(Михайловское, 1824)

Издревле сладостный союз

Поэтов меж собой связует:

Они жрецы единых муз;

Единый пламень их волнует;

Друг другу чужды по судьбе,

Они родня по вдохновенью.

Клянусь Овидиевой тенью:

Языков, близок я тебе.

Давно б на Дерптскую дорогу

Я вышел утренней порой

И к благосклонному порогу

Понес тяжелый посох мой,

И возвратился б, оживленный

Картиной беззаботных дней,

Беседой вольно-вдохновенной

И звучной лирою твоей.

Но злобно мной играет счастье:

Давно без крова я ношусь,

Куда подует самовластье;

Уснув, не знаю где проснусь. —

Всегда гоним, теперь в изгнанье

Влачу закованные дни.

Услышь, поэт, мое призванье,

Моих надежд не обмани.

В деревне, где Петра питомец,

Царей, цариц любимый раб

И их забытый однодомец,

Скрывался прадед мой арап,

Где, позабыв Елисаветы

И двор, и пышные обеты,

Под сенью липовых аллей

Он думал в охлажденны леты

О дальней Африке своей, —

Я жду тебя. Тебя со мною

Обнимет в сельском шалаше

Мой брат по крови, по душе,

Шалун, замеченный тобою;

И муз возвышенный пророк,

Наш Дельвиг всё для нас оставит,

И наша троица прославит

Изгнанья темный уголок.

Надзор обманем караульный,

Восхвалим вольности дары,

И нашей юности разгульной

Пробудим шумные пиры,

Вниманье дружное преклоним

Ко звону рюмок и стихов,

И скуку зимних вечеров

Вином и песнями прогоним.

Дельвигу

Мы рождены, мой брат названый,

Под одинаковой звездой.

Киприда, Феб и Вакх румяный

Играли нашею судьбой.

Явилися мы рано оба

На ипподром, а не на торг,

Вблизи державинского гроба,

И шумный встретил нас восторг.

Избаловало нас начало.

И в гордой лености своей

Заботились мы оба мало

Судьбой гуляющих детей.

Но ты, сын Феба беззаботный,

Своих возвышенных затей

Не предавал рукой расчетной

Оценке хитрых торгашей.

В одних журналах нас ругали,

Упреки те же слышим мы:

Мы любим славу да в бокале

Топить разгульные умы.

Твой слог могучий и крылатый

Какой-то дразнит пародист,

И стих, надеждами богатый,

Жует беззубый журналист.

1830

«Чем чаще празднует лицей…»

Чем чаще празднует лицей

Свою святую годовщину,

Тем робче старый круг друзей

В семью стесняется едину,

Тем реже он; тем праздник наш

В своем веселии мрачнее;

Тем глуше звон заздравных чаш

И наши песни тем грустнее.

Так дуновенья бурь земных

И нас нечаянно касались,