Джордан отступил на шаг, и ее руки соскользнули с его лица.

– Нет, – ответил он с усилием. – Ты не понимаешь, что говоришь. Тебя вдруг начала грызть совесть, поскольку ты уже перестала видеть в себе мученицу, и теперь вдруг стукнуло в голову, что на самом деле мученик это я, что меня следует пожалеть и дать шанс начать все сначала.

– Почему это вдруг ты стал мучеником? Ничего подобного, – терпеливо попыталась внушить ему Сэнди. – Просто в какой-то момент я поняла, что ты упрямый болван. И пойми, Джордан, для того, чтобы я решилась согласиться снова жить вместе только из сострадания… Мне даже трудно представить, каким должен быть комплекс вины, чтобы я могла пойти на такой шаг.

– Здесь не только комплекс вины. Физически тебя все еще тянет ко мне, поэтому горькую пилюлю оказалось не так трудно подсластить.

Конечно, она могла бы и сама догадаться, что Джордан сразу поймет, что с ней творится.

– Да, нам обоим будет легче подсластить пилюлю, правда? – Джордан продолжал хранить молчание. И Сэнди вдруг почувствовала, как к сердцу подкрадывается страх. – Или я слишком самоуверена? Может, ты вовсе не испытываешь ко мне влечения?

Щека его предательски дернулась.

– Неужели не видно? – хрипло проговорил он. – Меня тянет к тебе. Все время. Это как смертельная лихорадка.

– И я больна той же болезнью. И меня изнуряет тот же, что и тебя, жар, – негромко призналась Сэнди, шагнув к нему. – Но между нами есть нечто большее, чем просто физическое влечение. Однажды ты попытался объяснить мне это, но, охваченные страстью, мы не смогли договорить до конца. И я сама не смогла тогда разглядеть, что кроется за нашей потребностью близости.

– А теперь ты считаешь, что знаешь?

Она придвинулась еще на полшага:

– Не думаю… что я знаю. Но прошлой ночью я отчетливо поняла: совершенно неважно, какие сложности придется пережить, если мы будем рядом. Гораздо страшнее мне оказаться одной, без тебя. – Вымученная улыбка появилась на ее губах. – Как странно, что мне надо было как следует стукнуться головой, чтобы все стало на свои места и чтобы я поняла, что происходит.

Он побледнел:

– Ну и шуточки у тебя. А ведь ты могла погибнуть по моей вине.

– Глупости, – нахмурилась Сэнди. – При чем здесь ты? Я сама поскользнулась на камне.

Джордан отвернулся:

– Иди в дом. – Он дошел до причала и поднялся на катер. – Марч накормил тебя завтраком?

– Завтраком? – Она даже вздрогнула, как от удара. – Если мне захочется есть, я способна сама приготовить еду. Мне было необходимо поговорить с тобой. Какого черта ты уходишь?

– Мы уже поговорили, – коротко ответил Джордан. – И вряд ли к сказанному можно добавить что-то еще.

– Нет уж, Джордан! – голос ее дрожал. – Нельзя уходить, не сказав ничего в ответ. И я жду.

Он замер, но так и не повернулся в ее сторону.

– Я уже ответил.

Какая боль! Сердце будто стянули узлом. Сэнди не представляла, что может быть так больно.

– Нет?

– Нет.

Ей с трудом удалось сглотнуть комок в горле:

– Почему?

– Говорю тебе, что я больше не имею права рисковать… – Джордан замолчал. – Ступай домой и попроси, чтобы Марч тебя накормил, – и скрылся в каюте.

Но ведь Джордан не сказал, что больше не любит ее. Он говорил также о том, что испытывает к ней влечение, – Сэнди ухватилась за спасительную мысль, как за соломинку. Единственное, что он сказал, так это, что больше не имеет права рисковать. Рисковать чем? – думала она и даже непроизвольно шагнула вперед, но одернула себя. Бесполезно сейчас идти к Джордану и пытаться переубедить его. Она должна осмыслить его слова, понять, что скрывается за ними, и выбрать способ пробить его защиту от нее. Она должна найти такое средство, пока их отношения окончательно не зашли в тупик.

Повернувшись, она пошла вдоль берега до тропинки, которая вела к вершине холма.

Дверь с таким грохотом распахнулась и ударилась о стену, что Марч от неожиданности выронил журнал и с удивлением посмотрел на застывшую на пороге Сэнди. Потом, сложив губы трубочкой, слегка присвистнул, видя ее смятение, и коротко спросил:

– Что-то случилось?

– Да, черт возьми, случилось! – она захлопнула дверь – с таким же ожесточением, с каким и распахнула ее, после чего прошла к креслу и рухнула в него. – А чего еще можно было ждать от упрямых и тупых мужчин? Но я уже сыта по горло. Хватит! И если ты не расскажешь то, что мне просто необходимо знать, я тебя задушу, – учти! И это еще будет легкая смерть!

– Напугала! – вскинув брови, проговорил Марч, наклонился, поднял упавший журнал и положил его на столик, стоявший рядом с креслом. – Похоже, что Джордан оказался чрезвычайно несговорчивым.

– Он такой же тупой осел, как и ты. И даже не захотел со мной разговаривать. – Слезы вдруг навернулись у нее на глаза, и ей стоило огромного труда не разрыдаться. – Марч, мне очень тяжело. Может быть, я и заслужила это, но мне так больно…

– Нет, не обвиняй себя, – проговорил Марч мягко. – Ни ты, ни он не заслужили тех мучений, которые оба переживаете.

– Тебе придется рассказать мне обо всем, – сказала Сэнди. – Что произошло в Бандоре?

– Но я дал ему обещание, что никогда… – он замолчал, когда увидел выражение, появившееся на ее лице. – Не надо так на меня смотреть. У меня ощущение, что я обидел коалу. Ну ладно, – вдруг сдался Марч. – В конце концов, я всегда смогу сослаться на то, что ты вытянула из меня признание под пытками. Ведь ты пригрозила, что задушишь меня?

Сэнди встрепенулась и подалась вперед:

– Пойми, Марч, мне необходимо понять, что терзает его.

– Мне тоже так кажется, – негромко заметил он. – Так с чего начать?

– Ты обмолвился, что его что-то пугает… Чего он боится?

– Смерти, – просто ответил Марч. – Нет, не своей. Мне кажется, он боится, что ты можешь погибнуть по его вине.

Сэнди смотрела на него, потрясенная до глубины души:

– Но это безумие. Он что? Сумасшедший? Пока мы жили вместе, Джордан разве что ватой меня не оборачивал. Именно это и вынудило меня уйти из дома. Я и шагу не могла сделать… – она замолчала, озаренная пониманием. – Вот, значит, почему он так надо мной трясся?

Марч кивнул:

– Устроил мягкую теплую норку, где ничто не могло угрожать тебе. Чтобы ты, не дай Бог, не отошла туда, где он не в состоянии уберечь тебя от опасности. Шлейф его прошлых переживаний.

– Связанных с Бандорой?

Помедлив, Марч снова кивнул. Он постарался преодолеть внутреннее сопротивление и окончательно решился выложить все до конца:

– Да, с Бандорой. Что ты знаешь про нее?

– Не много. Просто Джордан сказал, что он и отец очень любили это место.

– Ферма принадлежала отцу, и он передал Джордану такую же любовь к ней, какую испытывал сам. – Взгляд его уперся в полоски ковра под ногами. – Необжитой район… дикая природа, куда почти никто не заглядывал. Ни единой души на много километров вокруг. Такое место можно либо полюбить навсегда, либо возненавидеть до глубины души. Так вот Джордан и его отец привязались всей душой. А мать Джордана Бандору не выносила. – Он пожал плечами. – Вряд ли найдется человек, который осудил бы ее за это. Городская девушка, родом из Аделаиды, оказалась в совершенно чужих местах. И вынуждена была проводить много времени в полном одиночестве, пока отец Джордана занимался организацией туристских маршрутов. Тогда Джордан был маленьким, и отец казался ему настоящим героем, а Бандора – самым чудесным местом на свете. Нельзя сказать, что он не любил мать. Он воспринимал ее как данность.

Сэнди передернула плечами:

– Как, должно быть, нелегко приходилось ей. Даже словом перемолвиться не с кем. Какой же одинокой, наверное, она себя чувствовала?

– Да, одинокой и несчастной, – Марч помолчал. – Страшно несчастной. Но это вина не Джордана, а отца.

– Конечно, не его. Ведь он был еще ребенком.

– А вот Джордан считает иначе. И ему кажется, что он, несмотря на то что был мальчиком, обязан был понять, насколько одинокой чувствует себя мать. Заметить, как ей тоскливо, и придумать что-то. И как-то признался мне, что если бы дал себе труд приглядеться к ней, к тому, как она вдруг задумывается, как сидит, глядя перед собой, – то непременно догадался бы, какие чувства ее одолевают. И понял бы, что надо сделать, как помочь. Как спасти.