Сэнди резко повернулась, держась одной рукой за перила, взгляд ее был полон возмущения.

И Джордан с лукавой улыбкой, которая вдруг заиграла в уголках губ, закончил:

– Да не будь ты такой воинственной. Речь идет совсем о другом. О луке. Я ведь без ума от любого блюда, где есть много лука, и готов съесть, сколько угодно. А в этом мало приятного для тех, кто сидит за столом.

– Никогда прежде не видела тебя таким, – Сэнди отодвинула тарелку и окинула Джордана, сидящего по другую сторону стола, изучающим взглядом. – Что это? Очередное представление?

Джордан отрицательно качнул головой:

– Да нет. Занавес опущен. Представление окончено. – Он поднялся. – Ты уже поела? Сейчас приготовлю кофе.

Сэнди смотрела на Джордана, стоявшего в другом конце кухни, задумчиво нахмурив брови. В нем, несомненно, произошла какая-то перемена. Спокойствие, всегда присущее ему, оставалось неизменным, так же, как и ощущение силы, которая от него исходила. Что же изменилось? Вот что, догадалась Сэнди: исчезло внутреннее напряжение, которое прежде было в каждом его движении, в каждом жесте:

– Ты стал каким-то… раскрепощенным.

Он подошел к столу с кофейником в руке.

– В самом деле? – налив ей дымящегося кофе в чашку, Джордан продолжил: – Впрочем, в последнее время ты видела меня в состоянии безысходного отчаяния. С той минуты, как мы встретились у Дэвлина, оно не оставляло меня ни на секунду.

– Безысходность и отчаяние? – повторила она следом за Джорданом. – Слов, более неподходящих для тебя, трудно подобрать.

– А еще труднее жить с этим. – Налив кофе себе в чашку, он снова поставил кофейник на стол и откинулся на спинку стула, вытянув перед собой ноги. – Тебе не доводилось переживать минуты безысходного отчаяния, так ведь?

Его слова заставили Сэнди ненадолго задуматься:

– Нет, похоже, что нет.

Конечно, у нее были моменты, когда она чувствовала себя несчастной, покинутой, но острого ощущения безысходности все же не доводилось переживать.

– Никогда бы не подумала, что ты хоть на короткий миг ощущал такое. Мне казалось, что ты настолько хладнокровен и так хорошо владеешь своими эмоциями, что не допустишь этого. Ты не только владеешь собой… – Губы ее сжались. – Но умеешь управлять тем, что происходит вокруг. Всем и вся.

Джордан поднес к губам чашку с кофе:

– Для меня, безусловно, очень важно знать, что я могу владеть собой. Только благодаря этому мне удалось сохранить свой мир, не дать ему расколоться на тысячи осколков. Я не мог позволить себе подобную роскошь.

– Ты говоришь так, словно дело касается исключительно прошлого. Но ты ведь и сейчас пытаешься держать меня под своим колпаком. То, что вы обманом привезли меня на этот остров и не хотите выпустить… Как это называется?

– Попытка ухватиться за соломинку и не дать себе сойти с ума, – он снова поднес чашку к губам. – А ты как это назовешь?

– Самонадеянность и наглость. – Она поднялась из-за стола. – Я больше не хочу кофе. И мне пора идти спать. Завтра, когда приедет Марч, я отсюда уеду. Если он сам не захочет отвезти меня, то, уверена, на его катере будет радиопередатчик, и он не посмеет мне отказать воспользоваться им. Но я думаю, что он все же не такой диктатор. И не будет…

– Если он попытается пойти у тебя на поводу, то я тотчас вышвырну его отсюда. Не думаю, что ты захочешь стать свидетельницей еще одного отвратительного поступка и поставить его в неловкое положение.

– Считаешь, что это очень забавно, да? А я вот так не думаю.

– Забавно? Что же тут забавного? Я не привык играть роль злодея. – Джордан медленно поднялся из-за стола. – Но ситуация представляется мне в особом свете. Ты ведь всегда хотела увидеть, как я сметаю последние преграды. Как я позволяю себе выйти из берегов. И поскольку сейчас все уже не имеет никакого значения, – ты увидишь, каким я могу быть. Так что в этом есть и доля юмора.

– Никогда не испытывала симпатии к черному юмору.

– Догадываюсь. Это не в твоем духе. Слишком черно и грубо. И я тоже не в твоем духе: слишком темен и груб. И всегда знал об этом. – Поставив чашку на блюдце, он едва заметно улыбнулся. – А вот ты – нет. Мне кажется, темная сторона моей души тебя даже странным образом заинтриговала. Тебе вдруг захотелось осветить все закоулки. Ты воспринимала это как вызов своей ясной натуре.

– Нет, – возразила Сэнди, потрясенная его словами. – Ничего подобного! Я полюбила… я увлеклась тобой.

– Да ну! А если подумать как следует? Вспомни, как все произошло? Все люди, с которыми тебе приходилось сталкиваться в жизни, любили тебя. Ты мне сама сказала, что до самой смерти родителей сохраняла с ними замечательные отношения. И у тебя всегда было полно добрых друзей. Эмоционально ты всегда была раскованной… – он помолчал. И когда заговорил снова, слова его звучали жестче. – Свободной и раскованной. А потом в твоей жизни появился я. Полная противоположность всем, кто до того возникал на твоем пути. Я был другой. И ты почувствовала, что от меня нельзя ждать таких же чистеньких отношений, к которым привыкла. Буря чувств, охватившая меня, захлестнула и тебя тоже. Поток потащил тебя за собой. А еще ты невольно мной восхищалась. Потому что внутренне настроилась пережить иной опыт – и ты получила, что ждала. Тебе хотелось помериться с кем-то силами, и ты нашла такого человека. Так что, когда начинаешь обвинять меня в том, что я сделал тебя своей жертвой, – вспомни эти слова.

Неужели в его словах есть хоть доля правды? – неуверенно подумала Сэнди. Да, конечно, ей всегда нравилось угадывать, что находится под внешним покровом, добираться до самой сути, и, конечно, Джордан возбуждал ее любопытство своей загадочностью и недоступностью. И, не отдавая себе в том отчета, она приняла брошенный вызов. Что, в сущности, не менее безжалостно, чем собственнические инстинкты, в которых она обвиняла Джордана.

– Ты хочешь сказать, что я тобой воспользовалась?

– Не буду утверждать, что ты сделала это вполне осознанно.

Сэнди невольно прикусила нижнюю губу:

– Ошибаешься! Я никогда не пыталась использовать кого-то в своих целях.

Джордан молча смотрел на нее.

– Терпеть не могу тех, кто использует других людей. Я не такая.

– Перестань дергаться, Сэнди, – утешая ее, проговорил Джордан. – Неужели ты считаешь, что я возмущался тем, что ты используешь меня таким образом? Я был счастлив, что могу пригодиться тебе хоть в таком качестве, раз ты во мне нуждалась. Игра стоила свеч.

Сэнди покачала головой, отступая от него:

– Но я никогда… – ей с трудом удалось проглотить комок в горле. – Джордан, я ведь никогда не использую людей.

– Мы все используем друг друга. Плохо одно: если, используя другого, ты проявляешь эгоизм, не позволяя другому использовать себя. А ты всегда возвращала сторицей.

Но она не осознавала, что при этом и сама черпала, не задумываясь ни о чем. А Джордан прикидывался собственником, чтобы она получила желаемое, – так получается? Как хорошо он изучил ее, как ловко отыскал то, что она прятала от самой себя, – и теперь показал, что скрывалось за вуалью.

– Почему же тогда ты не сказал об этом раньше? Почему решил взвалить всю вину на себя одного?

– Потому что действительно один виноват во всем, – просто ответил он. – Разве можно счесть тебя виновной в чем-то, если мотивы, которые вели тебя, не были столь возвышенными, как тебе казалось? Все твои обвинения в мой адрес совершенно справедливы. И то, что я разгадал твои побудительные мотивы и сознательно воспользовался ими, только усугубляет мою вину.

Возможно. Но отчего-то Сэнди уже не чувствовала себя совершенно правой. Наверное, и впрямь разгадка тайны под названием «Джордан Бандор» настолько увлекла ее, что она не заметила, что сама была эгоисткой.

– Все это не стоит выеденного яйца, – заботливо проговорил Джордан. – Тем более что скорлупа уже выброшена в мусорное ведро. Иди спать и попытайся хоть немного выспаться. – Он криво усмехнулся: – Ведь прошлой ночью я не дал тебе и глаз сомкнуть.