В пятницу вечером мы сидели по-турецки на одном из ковров в саду, выжатые, словно половая тряпка.

-Ну, Надюха, с таким размахом день рождения мы еще не готовили.Для нас праздники, как свадьба для цыганской лошади: голова в цветах, а жопа в мыле!

-Осталось потерпеть сутки. А ты можешь уже расслабиться. Завтра будет одно из двух: мы или горы свернем, или дров наломаем.

-Мне уехать? Или подстраховать завтра?

-Юлька, я и так у тебя неделю украла. Конечно, мне хочется, чтобы ты была рядом. С тобой как-то спокойнее. Останешься?

-Конечно, подруга. Как я тебя брошу? – обняла я Надьку за плечи. – Если безобразие предотвратить нельзя, надо его возглавить!

Мы рассмеялись. Сзади к нам подошел Николай Николаевич.

-Ну, что, кумушки? Умаялись? Может, по коньячку?

-Тогда праздник, боюсь, начнется намного раньше! – прыснула со смеху Надька.

-Что так?

-Да просто кто-то не умеет пить! Как ребенок! - указывая на меня, смеялась Надька.

-Ничего смешного! Я виновата, что алкоголь так на меня влияет?

-Что, на подвиги тянет?

-Если капля никотина убивает лошадь, то капля алкоголя у Юльки убивает все остатки совести.

-А ты этим пользуешься! Зараза ты, Надька! Все самые идиотские поступки я совершила после того, как ты мне говорила: «Да не ссы ты, Юлька! Я за тобой присмотрю!»

-Так, может, ты и не совершала их, всё равно же ничего потом не помнишь.

-Так это прямо, как алкогольное отравление что ли? – спросил Николай Николаевич.

-Наверное, у нее это такая особенность организма, - продолжала Надька.

-Давай, жги, рассказывай всю подноготную. Еще одно слово, и будешь завтра одна всё проводить!

-Ладно, молчу! Давай, Коленька, чайку лучше попьем.

-Юлия Михайловна, вам, как всегда, с молоком и большую кружку…

-Да, Николай Николаевич! Будьте добры! Хозяин завтра приезжает? – спросила я Надюху.

-Да, а что?

-Странно, у меня какое-то ощущение, что в доме кроме нас кто-то находится.

-Это тебе от усталости, наверное, мерещится. Коля говорил, что никого не будет до субботы.

-Не знаю, почему тогда шторы двигались?

-Может, домработница?

-Зачем ей за нами подглядывать? Она и так здесь нас видит каждый день.

-И как ты всё это замечаешь, Юлька?

-Наверное, профессиональное. Мы же часто пишем картины по памяти.

-Кстати, как там твоя выставка?

-Если честно, я в полном недоумении.

-Почему?

-Что-то меня настораживает. Там каждый день скупают мои полотна. Так не может быть, понимаешь? Я же не Сальвадор Дали! Кому нужны картины в таком количестве? Действуют через представителей, дают баснословные деньги.

-Ой, что ты накручиваешь себя, Юлька. Ну, покупают, и ладно! На здоровье! Пусть хоть все стены у себя ими обвешают, деньги-то идут. А сколько платят?

-За мой автопортрет тридцать миллионов давали.

-Что? – Надька аж поперхнулась. – А ты?

-Я вообще картину забрала из галереи.

-Во дура! Кто ж от таких денег отказывается?

-Ты лучше спроси, какой дурак такие деньги готов заплатить за картину неизвестной нераскрученной художницы, а вернее, таких дураков трое было.

-Трое? Обалдеть! Ты просто идиотка, Ветрова!

-То есть тебя ничего не напрягает в данной ситуации?

-Юлька, ну, сколько можно оглядываться по сторонам! Неужели ты думаешь, что это ОН?

-Кому это вы тут кости перемываете? – спросил Николай, поднося нам чай. Мы вздрогнули, неизвестно, сколько он тут находился.

-Не важно, - ответила я, забирая самую большую кружку со сладким крепким чаем, – это мои рабочие проблемы. Оставайтесь здесь, я пройдусь по саду.

***

Прошлое… Надька права: я не могу двинуться вперед, потому что постоянно оглядываюсь назад. Мне было тринадцать, когда это случилось. Старшеклассники праздновали выпускной. А я радовалась, что наконец-то избавлюсь от него. Ренат был старше на пять лет, но по каким-то непонятным причинам считал меня своей личной игрушкой. Я боялась его присутствия как огня, животный ужас сковывал все мои движения, стоило ему подойти. В интернате он считался неформальным лидером, авторитетом. Умный, расчетливый, привлекательный… Но его красота скорее пугала: скуластое выразительное лицо, тонкие губы, черные глаза, словно два бездонных колодца, заглянув в которые, мурашки начинали бежать по коже. Свое превосходство над другими он доказывал не только умом, но и кулаками. Стоило кому-то поднять голову, он быстро его опускал, если не сам, то с помощью своих приспешников. Все они занимались боксом, поэтому шансов у противников не было.

Его внимание начало проявляться, когда мне исполнилось десять. Сначала просто следил за мной издалека. Всё изменилось, когда однажды с Надькой залезла в чужой сад за яблоками. Нас застукали, спустили собак. Мы перепрыгнули через забор, но я вывихнула ногу. И в этот момент неизвестно откуда явился Ренат. Он взял меня на руки и нес до самого интерната. Надька была рядом.

-Ренат, мы просто хотели.

-Послушай ты, - одернул Ренат Надюху, - если еще раз ты взбаламутишь Юльку по своим делам, я лично тебе ноги повыдергиваю! Повторять не стану. Скажи спасибо, что ты ее подруга. Врачу говори, что оступилась, поняла?

-Отпусти меня, - впервые я обратилась к Ренату, страх перед ним перекрывал жуткую боль в ноге.

-Не отпущу, - взглянув на меня, ответил Ренат. И я, словно кролик, загипнотизированный удавом, окончательно потеряла волю и способность к сопротивлению.

Он вместе с Надюхой простоял под дверью, когда мне вправляли ногу. Я истошно кричала, а когда меня вывели, увидела его белое, как мел, лицо и заплаканную подругу. Ренат снова взял меня на руки и отнес в нашу комнату. Никто в интернате даже не пикнул, но все стали сторониться. С тех пор, где бы ни оказалась, я чувствовала за спиной его дыхание…

Оставшись наедине с Надькой, мы часто обсуждали эту тему, я мечтала о том, что он скоро выпустится, и тогда, наконец, вздохну свободно. И этот долгожданный день настал. Увы! Не так я себе его представляла. Ночью, когда праздник уже шел к своему завершению, Ренат послал за мной. И когда подошла к нему, он взял меня за руку и коротко скомандовал: «Идём!» Выпускники ушли встречать рассвет. А он заперся со мной в одном из кабинетов. Я похолодела, словно кровь остановилась.

-Я завтра уезжаю…

-Ренат, пожалуйста…

-Ну почему между нами такая разница!?

-Ренат, отпусти меня, прошу.

-Ты не поняла? Я никогда тебя не отпущу! – он подошел и прижал моё дрожащее тело к себе, и я почувствовала запах алкоголя. – Ты замерзла, но я тебя согрею! Ты будешь принадлежать только мне, и я буду первым твоим мужчиной.

-Ренат, остановись, - рыдала я, пытаясь сопротивляться, но силы были слишком неравны. Что было дальше, помню смутно, я была в каком-то полуобморочном состоянии.

Меня нашла Надька. Как только я ушла, она стала разыскивать по всем комнатам.

-Юлька, не смей! – дрожащим голосом обратилась ко мне Надька, увидев стоящей на подоконнике четвертого этажа.

-Уходи…

-Нет! Ты меня не бросила, когда тебя хотели удочерить. Помнишь, мы дали обещание – вместе навсегда? – продолжила она, залезая на подоконник, – Я с тобой!

Я взглянула на Надьку, понимая, что она говорит на полном серьёзе.

-Надя, я не смогу жить после такого.

-Сможешь! Я рядом! Дай мне руку! – Надька протянула мне свою ладонь, и я схватилась за неё, как утопающий за последнюю соломинку.

Это произошло двадцать восьмого июня… С тех пор, где бы и с кем бы я ни была, он каждый год присылал мне коробку с японским иероглифом, символизирующим любовь. Внутри белый цветок лотоса, выполненный в технике оригами, в центре которого – крупная жемчужина.

***

Субботнее утро… Я проснулась на адреналине уже в четыре часа и начала быстро приводить себя в порядок. Сегодня я должна быть незаметной, поэтому классические шорты, блузка, строгая прическа, минимум макияжа и легкие белые кроссовки! Весь день на каблуках не выстоять! Я думала, что проснулась первая, но Надька уже дирижировала во дворе: встречала аниматоров, артистов, музыкантов, операторов и фотографов, отправляла их на рабочие места. Рабочие накачивали надувные конструкции. Флористы устанавливали заготовленные композиции. Начала работать кухня.