— Здравствуйте, товарищи, — сказал он скрипучим голосом, — меня зовут Иван Павлович Москвин, в Югороссии именно я представляю высшую военную и гражданскую власть. А теперь прошу присаживаться. Товарищ Синицын доложил мне о вашем деле, и теперь хотелось бы выяснить все поподробнее. В первую очередь я хочу знать, что вы можете дать нам и чего хотите взамен.

— Вы, Иван Павлович, неправильно поняли смысл моего предложения, — ответил я. — Вооруженную защиту всему вашему миру я предлагаю потому, что в этом заключается моя работа. Никакой отдельной платы за это не положено ни в шекелях, ни в борзых щенках. Не обсуждается только два пункта: во-первых, все возможные трофеи при отражении нашествия, и в людях, и в материальных ценностях, я забираю себе, во-вторых, любой ваш гражданин, если у него возникнет желание, должен иметь возможность заключить со мной контракт на службу, не имея проблем с законом. Впрочем, все это изложено в тексте самого договора. Вот прочтите, и если все устраивает, то подписывайте. А соглашение о межмировой торговле — это уже следующий этап нашей деятельности.

С этими словами я достал из воздуха два экземпляра договора и протянул собеседнику.

— Интересно это у вас получается, — покачал головой тот, приняв бумаги. — Прямо как у профессионального циркового фокусника-престидижитатора…

— Никаких фокусов тут нет, — отрезал я. — Просто мои возможности гораздо шире, чем у обычных людей. Неудобно же носить с собой чемоданчик с бумагами, поэтому все, что мне нужно, я достаю через мини-портал прямо оттуда, где оно в настоящий момент находится, в данном случае со своего рабочего стола.

Правитель Югороссии внимательно прочитал договор и, отложив бумаги в сторону, со скепсисом сказал:

— Интересно было бы глянуть на этот ваш портал, просто чтобы удостовериться, что вы тот, за кого себя выдаете. А то вид у вас какой-то… слишком обыкновенный.

— Нет ничего проще, — ответил я и открыл портал в свои апартаменты на линкоре, где мои ближайшие соратники ожидали исхода этих переговоров.

Эффект от такого хода, как всегда, оказался сногсшибательным.

— Что это такое? — ошеломленно произнес товарищ Москвин, глядя через портал на обстановку моего переговорного зала на «Неумолимом».

— Это мои апартаменты на линкоре, зал для переговоров, — ответил я. — И, кстати, привет вам от основателей Югороссии. Вот ваш первый правитель адмирал Ларионов, вон канцлер Тамбовцев, вон министр иностранных дел товарищ Антонова, а вон полковник, а на самом деле генерал-лейтенант Бережной. Свои главные таланты этот человек реализовал не у вас, а в другом мире, где подчиненные ему танковые армады, гремя огнем, сверкая блеском стали, вдавили в землю людоедский Рейх господина Гитлера. А вы тут о таком и не слышали, наверное?

— Да, не слышали… — оторопело признался товарищ Москвин, сличая моих соратников с их же портретами на стене его кабинета. — Но как же такое может быть, что давно умершие люди вдруг оказываются в числе ваших соратников?

— Исключительно по соизволению Господнему, — заверил я собеседника. — Ведь я его Специальный Исполнительный Агент, и все прочее, включая императорский титул, идет у меня как дополнение к этой должности. Когда мне потребовалось кадровое усиление, Творец Всего Сущего изъял из посмертия предыдущее поколение своих агентов, каждый из которых нес в себе опыт четырех миров, после чего передал их мне. Обыкновенное чудо, так сказать.

— Да уж, и вправду чудо, — согласился мой собеседник, — и совсем даже не обыкновенное, а экстраординарное.

— А у меня и задачи все экстраординарные, — парировал я. — То, что я должен сделать в вашем мире — не более чем рутинная операция подстраховки, подстилание соломки на тот случай, если придется падать, то есть отбивать нашествие эйджел. В Основном Потоке девяностых-нулевых годов дела обстоят гораздо хуже. Там я должен буду сражаться и побеждать, не имея опоры в лице местного русского государства, потому что там оно деморализовано и недееспособно. Потом станет легче, но до тех уровней мне надо еще добраться: пока я не выполню текущего задания, возможность приступить к следующему так и не появится.

— А кто такие эйджел? — сменил тему разговора товарищ Москвин. — И насколько их следует опасаться?

Вместо ответа я подозвал к краю портала госпожу Тулан, Риоле Лан и Чену Фемо.

— Вот, — сказал я, — типичные представительницы расы эйджел. Темная госпожа Тулан, бывшая матрона расформированного мной клана Хищные Цветы, социоинженер чистокровная светлая эйджел Риоле Лан и инженер-полковник гибридная серая эйджел Чена Фемо. Темные летают по Галактике в своих кораблях, по одному на клан, или занимаются промышленным производством на непригодных для жизни планетах. Светлые в своих гнездах на поверхности терраформированных планет ведут исследования и обеспечивают выращивание продовольствия, а серые обладают просто выдающимися способностями к инженерно-техническим видам деятельность. Только данные представительницы этой расы уже вполне цивилизованные, ибо принесли мне все положенные клятвы, а потому бояться их не надо. Опасаться следует диких эйджел, которые живут у себя в соседнем галактическом рукаве сообществом независимых кланов, не знают, что такое государство, и, в свою очередь, боятся, что в один далеко не прекрасный для них момент человечество разовьется настолько, что сможет выйти в Галактику и уничтожить всех эйджел до единой. С целью исследовать этот феномен эта раса уже несколько тысяч лет содержит у себя на планетах колонизаты, населенные представителями разных человеческих народов. И результаты наблюдений за подконтрольными им людскими сообществами не добавляют матронам эйджел ни малейшего оптимизма.

— Да, — подтвердила Риоле Лан, — вы, хумансы, ужасные, кровожадные и непостижимые. Среди вас то и дело появляются гении, которые движут вперед ваше общество, а мы вот уже сто тысяч лет топчемся на месте, оставаясь точно такими же, какими нас создали Древние. Если вы в своих войнах без всякой пощады истребляете себе подобных, то что же станет с нами, когда вы сумеете вырваться в Галактику? И только знакомство с господином Серегиным изменило наше мнение обо всей вашей расе, потому что он не истребляет побежденных, а принимает их в состав своего Великого клана Империя. Когда он победил клан Хищные цветы, то не была убита ни одна эйджел, даже несмышленые, а потому бесполезные детеныши. Обычно они бывают исключительно заботой своих матерей, но в новом клане их отдали в специальное заведение для детенышей под названием школа, чтобы эти малые выросли полезными членами общества, а не космическими дикарями. Он говорит, что детеныши — это его будущее, и это крайне удивительно для хуманса, ведь в силу вашей малой продолжительности жизни вы обычно существуете одним днем.

— Вы напрасно удивляетесь, уважаемая Риоле Лан, — сдержанно улыбнулся товарищ Москвин, сразу ставший похожим на доброго дедушку, — в аналогичной ситуации мы поступили бы точно так же. Дети, вне зависимости от их национальной принадлежности, и в самом деле являются будущим страны, и на их образование и воспитание не стоит жалеть никаких усилий. Только скажите, почему молчит темная госпожа Тулан, быть может, ей что-то не нравится?

— А о чем тут говорить? — отрезала бывшая матрона клана Хищные Цветы. — Я признала свои ошибки, выучила новый код, и теперь служу Великому клану Империя. И вообще, мы, темные, не большие любительницы разговаривать разговоры. Если хотите этого занятия, идите к светлым, они с удовольствием будут заниматься с вами разговорами хоть целые циклы напролет.

— Мы, серые, — сказала Чена Фемо, — тоже не великие любительницы говорить, но я скажу…Раньше, до того как клан, которому я служила, был разгромлен обожаемым господином Серегиным, нас, серых, никогда не принимали ни в темные, ни в светлые кланы, а потому мы были живым имуществом и выполняли свои обязанности в ошейниках принуждения. Но господин Серегин сломал этот гадкий обычай, принял всех освобожденных серых в свой Великий клан Империя, а потому теперь он наш Спаситель. Там, куда он приходит, все униженные и оскорбленные получают свободу, а зло бывает наказано иногда насмерть, и иногда не очень. Господин Серегин никогда не убивает тех, кто не ведает, что творит мерзость, однако, если кто-то знает правильные установления, но делает все наоборот, он вбивает в прах так, что снаружи не видно даже ушей.