Грейсон Эшфорд Райленд Уэскотт, четвертый в семейной родословной обладатель титула маркиз Роут, чувствовал себя не в своей тарелке. Он отпустил кучера и решил пройтись до дома, чтобы размяться после утомительных раутов в гостиных высшего света. Было около полуночи, но в фешенебельном квартале продолжали сновать кареты, перевозя их нарядных владельцев с бала на бал.

К сожалению, прогулка пешком не устранила непонятное ощущение, преследовавшее маркиза вот уже несколько месяцев и обострившееся именно сегодня, в день рождения, когда ему исполнилось тридцать два года. Он не видел причин для хандры. С тех пор как в возрасте пятнадцати лет маркиз унаследовал свой титул, он достиг всего, чего хотел, – богатства, власти и престижа, что явилось предметом зависти окружающих его представителей высшего дворянства.

Вначале он объяснял скуку однообразием жизни. Он не часто выступал в парламенте, тем не менее обладал огромным политическим влиянием. Его обширный капитал процветал и не требовал постоянного непосредственного участия – с этим вполне справлялись умелые управляющие. С возрастом прошли увлечения охотой, борьбой и гонками на экипажах. Даже карты перестали его интересовать.

Поскольку непонятная хандра не проходила, Грейсон стал серьезно подумывать о женитьбе и наследнике. Мысль о том, чтобы поселиться в поместье, показалась ему на удивление привлекательной. Оставалось лишь найти подходящую жену.

Друзья засмеяли бы его, так как богатый маркиз с юности постоянно был окружен женщинами. Несмотря на то что он имел репутацию сердцееда, мамаши продолжали толкать в его объятия своих дочерей. Но Грейсон предпочитал связи с замужними дамами, которых притягивала его внешность и положение в обществе, либо его любовницами становились дамы полусвета, которые не опасались уронить свое доброе имя. Однако ни те, ни другие надолго его не занимали, и до настоящего момента он и не помышлял о женитьбе.

Но тут в лондонском большом свете появилась Шарлотта, и… словно повеяло свежим воздухом. Красивая, неиспорченная, умная и обаятельная дочь приходского священника привлекла Грейсона своей удивительной непосредственностью. Однако вскоре стало ясно, что Шарлотта влюблена в добродетельного пуританина графа Уиклиф-фа. Узнав об этом, маркиз не стал добиваться взаимности и мешать ее счастью, так что Шарлотта благополучно вышла замуж за фа-фа. Жаль, конечно, размышлял Грейсон, но не мог отрицать, что они прекрасно подходят друг другу. Непонятная тоска снова охватила его, пока он шел к дому. Черт, не ревнует же он к этому скудоумному Уиклиффу! Он просто позавидовал их счастью.

Грейсон не верил в любовь и прочую подобную чепуху, но графа и новоявленную графиню, очевидно, объединяла дружба, основанная на общих интересах, да и обыкновенная человеческая привязанность, что редко встречалось в браках светского общества. Роут замедлил шаг. Он подумал, что ему хочется именно этого, но где найти такую партию? Казалось, все женщины Лондона либо жадные и пресытившиеся, либо безмозглые, а сельское дворянство представлялось ему тупым и невзрачным. Дочь его приходского священника была незатейливой простушкой. Женщины же, подобные Шарлотте, – редкость, видно, он упустил свое счастье и теперь обречен остаться бездетным или связать жизнь с какой-нибудь цепкой особой своего круга.

В грустной задумчивости Грейсон подошел к дому, в окнах которого не видно было света, так как после празднования дня рождения он отпустил прислугу. Маркиза не смущало, что ему придется ложиться спать без помощи дворецкого, камердинера и лакеев, которые обычно толпились в коридоре. Ему даже нравилось, когда никто не мешает. Он прошел по темным комнатам и бросил перчатки на изящный столик атласного дерева. Грейсон никого не опасался, так как было известно, что он безжалостно разделывается с любыми противниками. Подобная слава тянулась за ним из политических кругов и достигла уличных бродяг, поэтому даже карманные воришки старались держаться от него подальше.

Но, несмотря на такую репутацию, он был всегда начеку. И сейчас, войдя в кабинет и почувствовав что-то неладное, отчего у него по телу пробежали мурашки, он спокойно подошел к письменному столу и стал выдвигать ящик, где лежал пистолет.

– Оставайтесь на месте, господин, – раздался резкий голос, и из-за тяжелых гардин появилась чья-то фигура. Грейсон едва не рассмеялся при виде замызганного парнишки. Но тот навел на Грейсона пистолет, а это было уже не смешно. Малый либо смельчак, либо глупец, если осмелился угрожать маркизу Роуту в его собственном доме.

Это Грейсона заинтересовало. Презрительно приподняв одну бровь, он оглядел перепачканного парня.

– Ты думаешь, что сможешь меня остановить? – скептически спросил он.

Слова маркиза, видно, озадачили бедно одетого, нечесаного и немытого мальчишку, так как он поспешил заявить:

– Я не преступник. А вот вам придется ответить за свои злодеяния!

Злодеяния? Грейсон забыл о пистолете и, склонив набок голову, удивленно посмотрел на парня.

– Что конкретно вы имеете в виду, молодой человек? Вероятно, мое выступление в парламенте против билля о…

– Я говорю не о ваших политических убеждениях, а о вашей нравственности, вернее, об отсутствии таковой.

Отсутствии таковой? Речь этого щенка настолько поразила Грейсона, что он повнимательнее вгляделся в незнакомца. Несмотря на неприглядную внешность, мальчишка держался смело, приготовившись стрелять. Но что-то в нем показалось Грейсону странным.

– Никто не смеет мне угрожать, щенок, – сказал маркиз, не повышая голоса, но в его тоне прозвучали предостерегающие нотки, от которых обычно и взрослых мужчин бросало в дрожь.

Однако парень даже глазом не моргнул.

– Я здесь, чтобы отомстить за сестру, которую вы соблазнили и оставили с ребенком, – произнес он.

На этот раз Грейсон определенно понял, что это речь не уличного мальчишки. Черт побери, кто он? И что это за история с сестрой?

– Поверь мне, щенок, что я не общаюсь с тебе подобными, – спокойно ответил Грей-сон.

– Оставьте свой высокомерный тон! Она вам очень подходила, когда вы ее соблазняли. Теперь вам придется расплатиться за это.

– А орудие расплаты – ты? – Грейсон пренебрежительно кивнул головой в его сторону. Мальчишка покраснел. Очень странный парень, подумал Грейсон, в душе восхищаясь его смелостью, хотя и бессмысленной. Поскольку маркизу совершенно не хотелось получить пулю, он продолжил: – Послушай, я не знаю, что тебе обо мне известно, но я не соблазнитель девиц любого толка. Возможно, твоя сестра просто хочет оправдать себя…

– Моя сестра не лгунья! – сердито воскликнул парень, сделав шаг вперед.

Грейсон ждал этого. Он нанес ему стремительный и умелый удар, от которого тот упал на пол. Грейсону удалось выхватить у него из руки пистолет, но мальчишка сопротивлялся изо всех сил и выбил оружие из рук Грейсона. Пистолет отлетел в сторону, и маркиз не мог до него дотянуться, так как удерживал молокососа, который извивался под ним и брыкался, словно дикий зверек.

Но когда он прижал мальчишку к полу, придавив ему живот, Грейсона осенило, и он, пораженный, внимательно всмотрелся в перепачканное юное лицо, искаженное страхом и гневом. Маркиз разглядел белую кожу и нежный овал щек, пушистые темные ресницы и глаза цвета аметиста. Черт возьми! Засунув руку под мешковатую мальчишескую куртку, Грейсон нашел ответ на свой вопрос – его ладонь накрыла маленькую, но вполне оформившуюся женскую грудь.

Он был просто поражен, а девушка, явно возмутившись, что с ней так обращаются, впилась зубами ему в предплечье. Она так сильно его укусила, что Грейсон с проклятиями отпустил ее. Затем произошло следующее: она дотянулась до пистолета, но не успела его поднять, как раздался выстрел, и Грейсон почувствовал резкую, жгучую боль в плече. Он с трудом встал и, так как не собирался умирать от рук этой опасной особы, кинулся за собственным пистолетом, чтобы не дать ей возможность перезарядить свое оружие. Он зря старался – девушка подскочила от неожиданности и бросила пистолет. Повернувшись к Грейсону, она в ужасе закричала: