...Уже выпал первый снег. Каждый день Саша слышит в сводках Совинформбюро только одно: «Наши войска вели бои с противником на всех фронтах». Но известно — бои идут под Москвой: порой в сводках упоминаются Тульское, Волоколамское, Клинское, Сталиногорское направления. А это значит, что враг совсем близко подошел к столице и с запада, и с севера, и с юга. Немцы продолжают наступать и недалеко от Рогозцев, севернее, там, где проходит железная дорога на Воронеж. Со дня на день они могут начать наступать на фронте перед самыми Рогозцами.
Началась эвакуация. Саша обязана уехать с райкомом. Но отец и мать пока что не хотят трогаться с места: может быть, еще не допустят немцев...
До свиданья, Рогозцы...
На выезде из села Саша оглянулась на его белые хаты, хмурые под крышами, присыпанными молодым снежком. Родной дом... Неужели сюда войдут враги? Неужели на вешалке у входа, на той самой, с которой, одеваясь в дорогу, она час назад сняла свое пальтишко, будут висеть их мутно-зеленые шинели? А на кровати, на которой сейчас лежит больной отец, развалится какой-нибудь фашист и, дымя сигаретой, будет поплевывать на пол, который Саша и мать всегда так тщательно мели и мыли. А на стене между окон, где фотографии дорогих и близких людей, фашисты повесят портрет своего чубатого фюрера. Нет, это немыслимо!
Вместе с райкомом Саша перебралась в Старый Оскол, городок при узловой станции с тем же названием. В этом Маленьком городке, в мирное время тихом и немноголюдном, теперь было очень оживленно. Здесь обосновались разные областные организации, еще раньше эвакуированные сюда из Курска. Старый Оскол стал как бы временным областным центром. Вдобавок сюда же перебралось и руководство районов, занятых врагом, в том числе и Тимского. К этому времени обстановка сложилась так, что в райкоме комсомола осталась по существу одна Саша: остальные члены райкома были либо в армии, либо в партизанах. То же случилось и с комсомольскими активистами и с рядовыми комсомольцами. Очень многие из них ушли из родных мест с отступающими войсками. А с теми, кто остался в занятых врагом селах, теперь, когда шли бои, нелегко было связаться.
Словом, обстановка сложилась так, что Саше, как секретарю райкома комсомола, практически руководить было уже некем. Но не сидеть же без дела в такое время! «Может быть, теперь меня отпустят в армию?» — вернулась она к давней мысли.
Она пошла к Нефедову и высказала ему все это. Но Нефедов ответил:
— Опять ты рвешься! Здесь еще понадобишься. Жди. Вскоре после разговора с Нефедовым Сашу вызвал другой секретарь райкома партии, Шевченко.
Саша знала, что Шевченко руководит партизанами и подпольщиками, и догадывалась, зачем он ее вызвал. Она ждала этого вызова. Давно ждала и все-таки не могла сдержать волнения.
— Ну как, Саша, — спросил Шевченко, — можешь ты сходить для одного дела на ту сторону?
— Схожу, — не раздумывая, ответила Саша. — А куда?
— В Николаевку. Бывала там?
— Нет. Но знаю где. А что там делать?
— Сейчас объясню...
Шевченко нагнулся и вытащил откуда-то из-за письменного стола, за которым сидел, небольшую, диаметром с блюдце, круглую коробку.
— Знаешь, что это такое?
— Нет... — Саша с любопытством смотрела на непонятную коробку, которую Шевченко положил перед собой на стол. Толстая, черная, что-то вроде ручки посредине на крышке. — На рулетку похоже...
— Это мина, — пояснил Шевченко. — Штучка маленькая, как видишь. Но если рванет — как хороший снаряд. Я дам тебе еще одну такую, и ты с ними проберешься в Николаевку.
— А не взорвутся у меня? Вы покажете, как обращаться?
— Покажу. Так вот, слушай. Ночью отправим тебя на передний край. Разведчики проведут через фронт.
— Я и одна ходила.
— Не храбрись. Сейчас положение другое. Позиции немцев плотно расположены, без разведчиков можешь напороться. Так что рисковать понапрасну не будем. Договорились?
Саша в ответ молча кивнула.
— А теперь слушай задачу. В Николаевке у немцев резервы, тылы, комендатура. — Очевидно, заметив в глазах Саши тревогу, он улыбнулся ободряюще: — Да ты не робей, если патруль остановит. Документ дадим надежный.
— Я не робею, — поспешила заверить Саша.
— В Николаевку адрес дадим, — продолжил Шевченко, — устроишься на работу...
Обстоятельно объяснив, в чем должна состоять задача Саши, Шевченко отпустил ее, сказав, чтобы она была готова к завтрашнему дню.
На следующий день в назначенное время Саша явилась к Шевченко. Он оглядел ее наряд: теплый платок, незамысловатое пальтецо, сапоги, в руках большая плетеная кошелка, набитая довольно туго. Все, как он велел.
— Чем кошелку-то набила? — спросил Шевченко.
— Как вы сказали — платье положила, белья... Но все такое, чтобы немцы не позарились.
— Очень хорошо. А теперь — получай документы. Саша внимательно рассмотрела их. «Вера Михайловна Морозова». Со снимка в паспорте смотрела на Сашу она сама, такая же, как на фотографии в комсомольском билете. Но билет Шевченко уже спрятал себе в сейф — до ее возвращения. Как в армии: разведчики, уходя на задание, оставляют документы.
Все как будто в порядке. В паспорте штамп немецкой комендатуры, справка от старосты... Опасаться, пожалуй, нечего. Но все-таки... Хорошо, что ничего не знает мама.
— Ознакомилась, Вера? — Шевченко назвал Сашу уже новым именем. — Запомни все, что в документах, написано.
— Уже запомнила.
— А теперь научу с этими штуками управляться. — Шевченко положил на стол уже знакомую Саше, похожую на рулетку мину и рядом с нею еще одну такую же. — Вот этой рукояткой заводишь пружину. Как у часов. А этот рычажок устанавливаешь на цифре, которую выберешь по обстоятельствам. Если хочешь, чтобы взорвалась через час после установки — ставь на цифре «один», через два — на цифре «два». Понятно?
— Понятно. Все очень просто. Как в будильнике.
— Тогда забирай оба эти будильника. Спрячь в кошелке получше.
Через сутки, утром Саша была уже в Николаевке. Это большое село было заполнено немцами. Они заняли почти все дома, во дворах тут и там стояли машины, обозные фуры на больших колесах, вдоль улиц по заборам и деревьям тянулись красные, белые, желтые, черные жилы телефонных проводов — признак близости штабов.
