– Вика, ты мне уже дала вилку.

Он без аппетита съел котлету и, прислонив голову к стене, посмотрел на девушку. Если бы котлета была разогрета, она была бы вкусней.

– Расскажи мне, как я жил без тебя. Расскажи, как ты живешь со мной.

Она дотянулась до его руки пальцами и тоже прижалась к стене.

– Ты был бесшабашный молодой человек, который успешно пользовался тем, что нравился женщинам. Эта жизнь казалась тебе единственно верной, потому что не приносила тебе хлопот. Повстречав меня, ты подумал, что я была бы неплохим ее продолжением, и я все ждала того часа, когда ты сообщишь мне о завершении этого очередного этапа твоей жизни. Ждала, когда ты скажешь «прощай». Наверное, я жду этого момента и сейчас. И ты знаешь, я к нему приготовилась. Мне не хотелось бы однажды услышать о том, что лучше бы нам больше не встречаться. Я готовлю себя к этому с той самой минуты, когда ты, словно бы нечаянно, воспользовался теснотой в лифте и прикоснулся подбородком к моему лбу. Я знаю, что ты, если решишь уйти, не уйдешь неожиданно. Тебе обязательно придется сказать мне что-то. И эти твои слова о расставании, если они прозвучат, я встречу не как удар ножом, а как пощечину, от которой не умирают. Я переживу. С этим я существую. А живу с той мыслью, что твое тепло ко мне не иссякнет никогда. А еще я не хотела бы умереть с тобой в один день.

– И кого бы ты отправила на тот свет раньше?

– Себя. Сидя у ручья под яблоней, я смотрела бы вниз и наблюдала за тобой. Я смеялась бы от радости, когда смеялся ты, ломала бы пальцы, когда тебе причиняли боль, и не снимала бы яблок до тех пор, пока бы ты не пришел. Я бы плакала от счастья от твоей любви ко мне, смотрела на свою фотокарточку на твоей тумбочке, слышала слова, которые ты говорил мне перед сном, и чувствовала, как мои губы теплеют, когда ты прижимаешься к холодному стеклу губами.

Тихон молчал, и пальцы его дрожали от волнения. Он слушал ее и понимал, что офис, в который он пришел, не для него, он в нем чужой. Даже если на его рабочем столе стоит ее фотка в рамке. Эта девушка отнимает у него все время. Он лучше бы остался дома, отпускал ее каждое утро на работу, которой Вика предана, ждал бы ее возвращения и не подпускал бы к домашним делам. Он нашел бы себе работу и здесь, благо голова работает без перебоев.

– Ты знаешь, что я бесшабашен, что нравлюсь женщинам, так не лучше ли было посадить у ручья меня?

Она посмотрела на него потеплевшим взглядом.

– Ты никогда не спрашивал, люблю ли я тебя.

У Тихона дрогнули губы, и он убрал руку.

– Я не уверен, нужно ли спрашивать, когда знаешь ответ.

– А ты спроси, – прошептала Вика, жадно заглядывая в его лицо. – Быть может, это будет совсем не тот ответ, который ждешь.

В груди Тихона тревожно стукнуло сердце и остановилось, словно не зная, что делать дальше – бить ли в набат или мерно постукивать, упиваясь истомой.

– Так… как?

– Я тебя очень люблю, – выдержав такую паузу, что Куртеев едва не свихнулся, сказала Вика. – А потому и представить даже не могу, что бы делала без тебя на этом свете хотя бы минуту. Не занимай моего места у ручья, прошу тебя…

Он жадно целовал ее тело. Казалось, не было ни единого уголка на этом упругом и в то же время податливом теле, который обошли вниманием его губы. Он любил эту девушку.

– Если бы у нас было много денег, – шептала она, – мы бы уехали на край света. И в этом мире был бы только шелест прибоя, солнце и мы с тобой на мягком матрасе в бамбуковом бунгало.

– Для этого нужно о-очень много денег, – смеялся Тихон. – Ты напомни мне этот разговор лет через десять, ладно? К тому времени мы накопим на бунгало, и останется еще пару лет попотеть в офисе, чтобы заработать на билеты на рейс «Москва – Край Света».

Тихон не был уверен, что это любовь. Слишком простое слово для того, что с ним сейчас происходило. Жажда обладать ее телом у него давно и как-то незаметно пропала, и теперь он пытался понять, что пришло на ее место. Он смотрел в темноте на ее лицо, умиротворенное сном и покрытое вуалью струящегося из окна синего света, медленно, как слепой ощупывает и представляет, водил взглядом по овалу ее лица и задыхался от чувств. На смену жажде пришло, видимо, упоение. Восторг от понимания того, что эта девушка рядом. И уже как-то неважно, что они при этом делают – занимаются ли сексом, смеются ли над фильмом или вместе собирают на полу воду из затопленной Викой ванны. Главное в этом предложении – слово «вместе». Они принадлежат друг другу, и от этого кружится голова. Наверное, это и есть любовь. Но Тихон не употреблял бы этого слова вовсе, поскольку рядом с ним спит единственная из всех известных ему женщин, которой он не сказал, что любит. И в этом есть какой-то высший, непознанный смысл. Пусть так и будет.

Атмосфера в коллективе, в который пришла два года назад Вика, была далека от идеальной. Для многих бухгалтеров появление в новом офисе является стрессом. Весь исторический уклад развития бизнеса в России указывает на то, что бухгалтер – верный друг президента компании. Наиболее приближенное к нему лицо и пользующееся наибольшим доверием и расположением. Первый день значил много, и он показал, что будущие коллеги встретили ее прохладно. На второй день Вика поняла, что в офисе вряд ли найдется человек, который относится к ней хорошо. Неизвестная причина холодила взгляды коллег и тормозила общение. Если бы не теплота Лукашова, Вика не была бы уверена в том, что эта работа ей нужна. Однако вскоре она поняла, что теплота президента обращена не в сторону бухгалтера Вики, а в сторону женщины Вики. За неделю пребывания в офисе она ни с кем из сотрудников не смогла поговорить, а Лукашов под видом введения в курс дел не выбирался из ее кабинета. И хотя в кабинете ничего не происходило, дверь в него была закрыта, и Вика сгорала от стыда, думая о том, какие картинки представляют себе ее новые сослуживцы, когда Лукашов запирает за собой дверь в ее кабинет и не выходит из него около получаса.

Зародить в душах коллег неприязнь к сотруднику может что угодно. Поначалу Вика думала, что ею заменили кого-то, кто был душой компании. Лукашова судить никто не станет, хозяев не судят, но вот ей, портившей, по мнению всех, атмосферу в коллективе, подпортить реноме был готов каждый. Объяснение Вика находила только в этом. Дальнейшее наблюдение убедило ее в том, что ситуация еще хуже. Лукашов перестал стесняться в выборе средств достижения цели, а цель у него была одна – Вика. Если поначалу он как бы случайно притрагивался к ее руке, к талии, когда помогал ей садиться за стол, то теперь, видимо решив, что первая стадия приручения пройдена успешно, перешел к более «трогательным» моментам. Теперь ему ничего не стоило, например, помогая Вике сесть, придержать ее за грудь.

Между тем молчаливый террор со стороны коллег не прекращался ни на минуту. В офисе не было никого, кто выразил бы готовность помочь молодой сотруднице. Напротив, каждый был рад «помочь» таким образом, чтобы испортить ей будущее. Поделившись соображениями с человеком, в доме которого жила с детства, человеком опытным и стреляным, Вика начала войну. Во-первых, она по его совету приступила к разведке. Она попыталась выяснить для себя правила быта, принятые в «Регионе». И первым делом ей было рекомендовано обратить внимание на то, как обедают коллеги и как друг к другу обращаются. Выяснилось, что большая часть сотрудников ходить толпой в столовую отказывается, а приносит еду с собой из дома. При этом подавляющее большинство сотрудников обращаются друг к другу на «вы» и сдерживают положительные эмоции. Дома Вика получила разъяснения этих двух фактов. Если люди, обсуждающие друг с другом проблемы компании восемь часов кряду, отказываются обсуждать свои личные проблемы за обеденным столом и если они даже в пылу не срываются на «ты», дело не в уважительно-деловой обстановке в компании, а в пренебрежительно-подозрительной. И Вике было рекомендовано придерживаться некоторых правил, соблюдать которые не так уж трудно.