- Начал без меня, а?

Я поднимаю взгляд и вижу, что она направляется ко мне. Я даже не слышал, как открылась и закрылась главная дверь. Она подкрадывается, как кошка.

- Всего глоток, - вру я.

Она садится напротив меня, берет свой бокал и со звуком буль-буль-буль выпивает вино так же быстро, как я свое. Затем она вытирает рот тыльной стороной ладони.

- Что-то скажешь? - спрашивает она.

- Ты быстро опьянеешь, если будешь так пить.

- Не беспокойся обо мне. Я знаю свою меру.

Я закатываю глаза, поскольку она весит не больше десяти баксов, так что математические расчеты не сходятся.

- Правда?

- Да. Правда. - Она наливает себе еще один бокал, затем откидывается на спинку стула, взбалтывая гранатовую жидкость в бокале. - Я провела год в Греции и Италии. Я научилась пить. Пришлось научиться.

- Пришлось?

- Если ты напьешься и потеряешь контроль, могут произойти очень плохие вещи... - Она отводит взгляд. - В общем, безопаснее, если ты будешь оставаться в здравом уме.

- Ты была там во время учебы в университете? - спрашиваю я ее, полагая, что это самая подходящая тема для знакомства с ней.

- Да.

- В каком университете ты училась?

- В Университете Вашингтона (UDub).

- А что изучала?

- Антропологию и археологию.

- Почему?

- Что? - Она смотрит на меня, нахмурив брови. - Что значит... почему?

- Ты хотела стать археологом?

Она пожимает плечами.

- Меня интересовало прошлое.

- Чем ты занималась после выпуска?

- Работала в музее Монтаны.

- Где именно?

- Бозмен.

- Тебе там нравилось?

- Да, - отвечает она. - Очень.

Я чувствую, что вот-вот поймаю ее на лжи, и мой адреналин резко подскакивает.

- Тогда почему ты ушла?

Она делает глубокий вдох и медленно выдыхает.

- Моя бабушка заболела. Я вернулась в Сиэтл, чтобы ухаживать за ней.

Ух. Ладно.

Теперь все начинает вставать на свои места. Я не мог понять, зачем человеку, имеющему постоянную работу в Сиэтле, приезжать сюда на сезон, но уход за больным членом семьи может быть дорогостоящим делом, особенно если вы любите его и хотите для него самого лучшего.

- Твоя бабушка.

- Угу. Моя Мими. - Она делает глоток вина и медленно кивает. - Она вырастила меня.

Я хочу найти на ее лице подсказки, но она пристально смотрит на свой бокал с вином, опустив глаза.

- Что случилось с твоими родителями?

Она вскидывает голову, ее губы плотно сжаты, глаза проницательны и широко раскрыты.

- Твоя очередь. В каком университете ты учился?

- Что?

- Университет. Твой. Где?

- Я его не заканчивал, - отвечаю я, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. - Университет не для всех.

Мгновение она пристально смотрит на меня, и у меня возникает ощущение, что она не согласна со мной, но не хочет настаивать на своем. Наконец она спрашивает:

- Ты учился здесь в средней школе?

- Да, - киваю я.

- А потом начал работать в семейном туристическом бизнесе.

- Очередное “да”, - говорю я, допивая остатки вина и наливая себе еще один бокал.

МакКенна оглядывает пустой обеденный зал.

- Я думала, здесь будет оживленнее.

- Мы загружены с самого начала сезона. Сейчас коттеджи заполнены на две трети, - объясняю я ей. - Кажется, что пусто только потому, что дни заполнены экскурсиями. Три домика приобрели прогулку по Чилкуту, три на Юкон до завтра и еще три наблюдают за китами в гавани Скагуэй.

Выражение ее лица смягчается.

- За китами? Правда? Ух ты.

- Ага. В Джуно лучше, но у нас тоже имеются. - Я указываю на кухню. - Моя бабушка и сестра начнут готовить ужин примерно через час. Все гости вернутся к ужину около шести. И сегодня вечером будет костер.

- Костер? - Она улыбается мне, как маленький ребенок. - Как в кино? С песнями и угощениями?

- Точно, - говорю я, доливая в ее бокал то, что осталось в бутылке, и посмеиваясь над ее восторгом. - Как в кино.

- А песни будут?

- Иногда, если у гостей есть что-то любимое, они начинают напевать. Если нет, у нас всегда есть что рассказать.

- У нас?

- У меня и моей семьи.

- Звучит весело, - говорит она.

- Гостям это нравится, - поясняю я. - А все, что нравится гостям, помогает оплачивать счета.

- Тебе не нравятся истории?

Я пожимаю плечами.

- Пожалуй.

Честно говоря, я не особо задумывался об этом. Истории - это часть моей работы, я слушаю их и рассказываю всю свою жизнь.

Нравятся ли они мне? Хм.

Наверное, нравятся.

Но еще больше — гораздо больше, чем сами истории — мне нравятся выражения лиц гостей и их реакция на то, что я им рассказываю. Мне нравится, как они восхищаются культурой и историей Аляски. Мне приятно осознавать, что я сделал что-то, чтобы оживить для них историю, как мои родители, бабушки и дедушки сделали это для меня.

Секунду мы сидим в тишине, и я размышляю о том, что я узнал о ней за то короткое время, что мы знакомы.

Она образованна, умна и целеустремленна.

У нее хорошая работа в Сиэтле.

Она заботится о ком-то, кто в ней нуждается.

Я неохотно признаю, что всё не так странно, как мне показалось вначале. Но в открывшейся информации о ней есть большие пробелы, и я решительно настроен их восполнить, насколько это возможно, чтобы убедительно сыграть роль влюбленной пары. Кажется, она не хочет говорить о своих родителях, но если там есть история, я бы хотел, чтобы она поделилась ей в общих чертах.

- Эй, - говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал мягко, как раньше, когда Рив обдирала свои коленки, - я понимаю, что семейные проблемы могут быть непростыми, но… Думаю, нам нужно получше узнать друг друга, чтобы, при случае, мы могли ответить на заданные нам вопросы. Я прожил здесь всю свою жизнь. Люди будут интересоваться нами, понимаешь, о чем я?

Она делает глубокий вдох и медленно выдыхает.

- Сначала ты, - наконец произносит она. - И заранее предупреждаю…Мне потребуется больше вина.

***

МакКенна

Я понимаю его. Нам действительно следует узнать друг друга получше. Правда. Я сама подписалась на это — никто не приставлял пистолет к моей голове и не ставил меня в безвыходное положение. Но я ненавижу говорить о своих родителях. Я не могу придумать ни одной темы на свете, которая нравилась бы мне меньше.

Пока он разыскивает в ближайшем баре еще одну бутылку вина, я выпиваю — заполненный примерно на три четверти бокал - залпом. Это успокаивает меня и унимает тревогу. Когда он возвращается к столу, я складываю руки перед собой и встречаюсь с ним взглядом.

- Что ты хочешь узнать?

Он наливает себе новый бокал и наполняет мой.

- Почему тебя воспитывала бабушка?

Я делаю большой глоток, а затем спрашиваю:

- Ты когда-нибудь был в Сиэтле?

- Конечно. Несколько раз.

- Значит ты слышал о проблемах с наркотиками? И бездомными?

Он кивает, но не сводит с меня глаз, и удивительным образом его пристальный, напряженный взгляд придает мне сил в раскрытии печальных подробностей моего разрушенного детства.

— Мои родители были... э-э... и остаются наркоманами, - признаюсь я, все слова вылетают у меня на одном дыхании, и к тому времени, как я заканчиваю, мой голос звучит тихо и невнятно. Я делаю глубокий вдох, прежде чем продолжить. - Моего отца арестовали, когда мне было четыре года. Моя мать сбежала из штата и не возвращалась на протяжении трех лет. Моя бабушка оформила надо мной опеку, когда мне было пять лет, и после этого я жила с ней.

Он продолжает смотреть на меня, выражение его лица обеспокоенное, но стойкое.

Я вспоминаю особую реальность детей наркоманов: мы читаем по вашим лицам, как по книге, когда делимся своей травмой. Мы подмечаем, когда вы что-то не одобряете, а когда испытываете отвращение. Мы чувствуем, когда вы предполагаете, что яд, проникший в головы и вены наших родителей, передался и нам. Мы знаем, когда вам не хватает сочувствия или когда у вас его в изобилие. За всю свою жизнь мы видели множество выражений лиц, поэтому продолжаем рассказывать наши истории, основываясь на том, как вы реагируете на нас.